По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя
Ян Горский
Стремясь исполнить данное матери обещание, юный Иоанн уходит в Кумран к загадочным ессеям и позже предстает величайшим из пророков Израиля. Он и не подозревает, что станет заложником власти, оказавшейся в его руках. Что же помешает ему последовать за долгожданным Спасителем? И почему его ближайший сподвижник Андрей, а не сам Иоанн станет первозванным учеником Христа? Это роман о силе выбора, об искушении властью и о том, какие вызовы она кроет в себе.
Тривиа
История жизни Иоанна Крестителя
Ян Горский
На перекрестке судьбы, сердце подсказывает верный путь, но даже зная его, мы отступаем, лишенные отваги.
© Ян Горский, 2017
ISBN 978-5-4485-1440-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
***
ТРИВИА – богиня в древнеримской мифологии. Считалась покровительницей распутий и изображалась с тремя головами, глядящими на три дороги. Древние римляне использовали слово «triviae» для описания места, где одна дорога разделялась на несколько.
Одновременно, тривиа – от «тривиальный» используется для обозначения незначительных жизненных мелочей.
***
Сказал также Иисус ученикам: невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят; лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих. Наблюдайте за собою.
Лука 17:1—3
***
После смерти грозного и противоречивого царя Иудеи Ирода Великого в 4 году н. э. Рим решил разделить святые для иудеев земли – между тремя его сыновьями: Архелаем, которому достались Иудея, Самария и Идумея, Антипой, получившим Галилею и Перею, и Филиппом, которому отошли Итурея и Трахонитида.
Не прошло и двух лет как Архелай, претендовавший на титул царя, не смог сдержать гнева людей и, проявив себя как несведущий правитель, потерял доверие императора Августа. На его место в Иудею был послан римский прокуратор Копоний.
Пролог
Еще совсем недавно Иоанн, прозванный Крестителем, был одним из самых почитаемых и уважаемых людей во всех окрестностях Палестины, и даже властные саддукеи побаивались его, а народ любил за прямоту и простоту. Слова, пробуждающие и увлекающие даже самых разочарованных в жизни и выводящие их из состояния мертвоты пустынной, ключом били из Иоанна. Эти откровения небесной премудрости народ с упоением разносил по городам и селениям Палестины. Отцы повторяли их своим сыновьям, крестьяне обсуждали их за трапезной беседой в деревнях, а многознающие купцы – на привалах в пути и на рыночных площадях. Да и учителя закона, просвещая в галереях на Храмовой горе, не могли игнорировать разумность Крестителя, бросающую вызов их опытным сердцам. Та жизнь, что дарили его проповеди, резонировала даже по просторам Ассирии и Малой Азии, воскрешая дух иудейских диаспор от египетской Александрии до Вавилона и Коринфа.
Благочестивые мыслители, подобные Иоанну, посылаются Небесами нечасто – раз в десять, а то и в двадцать поколений. В нем воплощались надежды того божественного, что живет в каждой сущности. Ведь даже в самой гнилой, исчерненной отвратительными пороками душе он отыскивал то небесное мерцание, что есть в каждом из нас. Прежде, силой своих изречений, юный пророк вызывал расщелину в покрытой пороками поволоке, затем хватался за луч божественного света, что пробивался из нее, и болезненно, страстно вызволял его наружу, отчего многие, впервые улицезрев в себе частицу Бога, начинали вдруг верить в себя. Верить в то, что и они не лишены святости и не покинуты Всевышним. В такие мгновенья тяжесть пережитых страданий сгорала в этом небесном луче, и чем больше было в сердце накопленной боли, тем ярче окаймляло его пламя, сжигая все прошлые беды и окрыляя надеждой. А выбравшись из телесной темницы, этот луч, словно ручей, рвущийся с гор к огромной реке, вновь устремлялся к своему источнику, туда, где когда-то родилось бытие. И все, что оставалось воскресшим душам, так это не сместить русло потока какой-либо грешной препоной.
Даже самый маленький и ничтожный человек, не верящий в себя, ненавидящий себя и считающий недостойным, начинал думать, что и он не безразличен ангелам, что где-то там, высоко на небе, кому-то есть дело до его порочной души. Да, появлялся страх, но разве не он до сих пор двигал ту самую душу по перекресткам искушающих выборов?
Иоанн и сам поражался тому, как Божья благодать вскипала в нем. Подавить ее было не проще, чем удержать поводья дикого, необъезженного скакуна. Но зачастую человеческий разум просто не мог вместить бесконечность благодати Всевышнего и, в своем малодушии, начинал ожидать неминуемого падения. Однако Креститель верил в себя, верил в ниспосланное ему предназначение. Всю жизнь Иоанна преследовало таинственное чувство, будто кто-то на Небесах направляет его, ведет и даже как-то специально подстраивает события под него. Порой стыд пробирал его за такие мысли, и все же ощущение, что сам Всевышний влияет на судьбы людей вокруг него, лишь бы Иоанн не свернул с пути своего предначертания, было ему вовсе не чуждым. Однако с тех пор как жизнь привела его к провиденциальному выбору, эти чувства угасли и не возвращались. Теперь же, он не был способен никого вдохновлять и никому помогать, хотя, как учил сам, помощь другим – лучшее лекарство от дьявола.
Сейчас его душа была запутана в сетях, подобно карпу из Тивериадского озера. Как несчастная рыбешка, чешуя которой обсохла под палящим зноем, жадно хватает воздух губами, борясь за жизнь; так теперь и душа Иоанна, связанная лабиринтами небывалых мечтаний, судорожно пульсировала. Она задыхалась в ауре увядающих и уже теряющих всякий смысл ожиданий. А ведь именно они питали его несокрушимую решимость и веру в себя. И где же она сейчас, Боже?
Лежать на берегу, подобно тому самому запутавшемуся в сетях карпу, и смотреть на воды озера, знать, что оно есть, оно рядом, – ведь еще недавно он там был, – но не суметь вернуться в его прохладную умиротворенную глубину. Вот чего искала его душа – покоя!
Иоанн проснулся от боли в спине. Горло пересохло, отчего дыхание отдавало хрипотой.
– Они даже не дают мне пить, – проскользнула мысль в голове. – Почему Антипа так поступил со мной? Неужели решил идти по стопам своего отца?
Креститель приподнялся и посмотрел через проржавевшую замаранную решетку в надежде, что охранник принес воду. Не увидев кружки, он оперся спиной о стену и, расслабив шею, наклонил голову к плечу.
– А может, Бог мстит мне через Антипу? Или это дьявол решил уничтожить меня, пока я слаб? Боже, я уже окончательно запутался, почти с ума сошел. Ненавижу! Дайте возможность, и я покончу с этим!
Наверху слышались музыка и похлопывания в ладоши. Саломея[1 - Саломея – иудейская царевна, дочь Иродиады, падчерица Ирода Антипы. Танец юной Саломеи на праздновании дня рождения последнего привел к тому, что она потребовала убить пророка Иоанна Крестителя, и после казни ей была принесена на блюде его голова.] уже приковала внимание званых гостей танцем.
Часть I – Семя
Потрясенный тем, что поведала шесть дней назад мать, Иоанн, смирившись с волей родителей, собирал вещи. Юноша готовился отправиться в Иерусалим к старому знакомому своего отца, священнику Аарону.
Похороны мамы Иоанн пережил достаточно спокойно. Он и сам удивился тому, как просто отнесся к смерти самого близкого человека. Возможно, повлияло то, что Елизавета смогла подготовить его к своему уходу, а может, он выстоял благодаря поддержке Аарона. Так или иначе, за последние дни парень значительно повзрослел и стал относиться к жизни более вдумчиво.
Еще недавно Иоанн был простым подростком из Хеврона, города южнее священного Иерусалима на сто семьдесят стадий[2 - Единица измерения расстояний в древних системах мер многих народов, равная примерно 190 метрам.]. Юноша любил проводить время со своим лучшим другом Матфеем, сыном левита с соседней улицы. С ним они часами могли пропадать на холме у старого фисташкового дерева, где собиралась местная молодежь. Оба были увлечены Египтом и Грецией и могли долго держать внимание собравшихся историями о них. Несколько переведенных пергаментов осталось в доме от отца Иоанна Захарии, другие же дорисовывало их воображение и обрывки рассказов купцов, которые шли с караванами из Египта в Сирию. Время от времени мальчики со своим соседом стариком Авдием ходили скупать шерсть, которую купцы собирали в дороге с линяющих верблюдов, там Иоанн заодно практиковал и свой греческий. Кроме того, парень раз в неделю помогал Авдию продавать на рынке инжир и финики – из уважения к умершему пять лет назад отцу Иоанна сосед Авдий предложил мальчику подрабатывать у него. Мать была не против, даже рада – ведь до болезни, приковавшей Елизавету к постели, она, хоть и была в преклонных годах, держала хозяйство в идеальном порядке. Будучи женой священника, Елизавета привыкла вызывать к себе уважение, однако прошли те времена, когда семья имела прислугу. Уже давно Елизавета с Захарией решили жить в скромности и простоте пред Богом, несмотря на то, что происходили из рода Ааронова и принадлежали к знатным саддукеям[3 - Саддукеи – религиозно-политическое направление в иудаизме. Потомки Аарона, сосредоточившие в своих руках одновременно духовную, административную и светскую власть над народом. Благодаря доходам от религиозных налогов, саддукеи составляли не только родовую, но и денежную аристократию в Иудее. Отличались своим богатством и роскошным образом жизни. Обладая властью, вынуждены были иметь дело с иноземными элементами, отчего попадали под влияние культур Рима и Греции. От фарисеев и ессеев их отличало признание абсолютной свободной воли человека, отрицание бессмертия души и воскресения мертвых, отрицание ангелов и духов. Саддукеи утверждали, что Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния. Человек сам является ответственным за своё благополучие, равно как и за своё несчастье.]. Может быть, поэтому Елизавета и не видела ничего зазорного в том, что юный Иоанн трудится. Иногда парня звал на помощь и один из местных торговцев рыбы, Оким. И хотя Иоанну не по душе было разделывать рыбу, он обожал лакомиться ею, а Оким неизменно благодарил за помощь парой живцов.
Возможно, все бы так и продолжалось, однако разговор с матерью изменил жизнь молодого человека бесповоротно.
***
Покидая родной Хеврон
– А посуду-то зачем? – спросил Аарон Иоанна, – заполняющего телегу вещами.
– А разве не стоит?
– Что ты, возьми только самое необходимое – у нас с Бейлой в хозяйстве есть все. А это что? – священник указал на деревянное ведро, накрытое женским потрепанным платком.
– Да там это… сандалии старые да ремни.
– Не стоит, оставь это! А тут что за мешок? – Аарон старался быть вежлив и деликатен с парнем, но в интонации то и дело проскальзывало давно уже позабытое Иоанном давление. После смерти отца юноша даже успел соскучиться по такому тону – Авдий-то был добрейшим стариком и никогда не позволял строгости, а Оким, если что шло не так, все шутил.
– Шкуры там… мама собирала, – последними словами Иоанн вмиг придал этим шкурам ощутимой ценности – ведь даже если бы это было что-то абсолютно ненужное, после такой ноты, Аарон просто не посмел бы отказать.
– Ладно, возьмем. Пергаменты непременно бери. Да и инструменты садовые, я приметил в сарае. Из вещей много не нужно, в Иерусалиме все есть. А это? – спросил он про сумку из верблюжьей кожи.
– Тут вещи отца, это я точно возьму.
– Хорошо. Что вы с этим Авдием решили?
– Он хотел, чтобы я продал ему дом – старший сын уже обзавелся первенцем и хочет жить отдельно. Но я решил повременить пока.
– Правильно, успеешь, если что.
– Вещи я уберу в чулан, а что надо – оставлю. В общем, я им разрешил пользоваться домом. За три месяца Авдий уже заплатил, сказал, что на Шавуот[4 - В иудаизме – праздник дарования евреям Торы на горе Синай при Исходе из Египта.] будет в Иерусалиме и добавит еще.
– Может, ты ему и утварь какую продашь? Тебе пока без пользы.
Ян Горский
Стремясь исполнить данное матери обещание, юный Иоанн уходит в Кумран к загадочным ессеям и позже предстает величайшим из пророков Израиля. Он и не подозревает, что станет заложником власти, оказавшейся в его руках. Что же помешает ему последовать за долгожданным Спасителем? И почему его ближайший сподвижник Андрей, а не сам Иоанн станет первозванным учеником Христа? Это роман о силе выбора, об искушении властью и о том, какие вызовы она кроет в себе.
Тривиа
История жизни Иоанна Крестителя
Ян Горский
На перекрестке судьбы, сердце подсказывает верный путь, но даже зная его, мы отступаем, лишенные отваги.
© Ян Горский, 2017
ISBN 978-5-4485-1440-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
***
ТРИВИА – богиня в древнеримской мифологии. Считалась покровительницей распутий и изображалась с тремя головами, глядящими на три дороги. Древние римляне использовали слово «triviae» для описания места, где одна дорога разделялась на несколько.
Одновременно, тривиа – от «тривиальный» используется для обозначения незначительных жизненных мелочей.
***
Сказал также Иисус ученикам: невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят; лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих. Наблюдайте за собою.
Лука 17:1—3
***
После смерти грозного и противоречивого царя Иудеи Ирода Великого в 4 году н. э. Рим решил разделить святые для иудеев земли – между тремя его сыновьями: Архелаем, которому достались Иудея, Самария и Идумея, Антипой, получившим Галилею и Перею, и Филиппом, которому отошли Итурея и Трахонитида.
Не прошло и двух лет как Архелай, претендовавший на титул царя, не смог сдержать гнева людей и, проявив себя как несведущий правитель, потерял доверие императора Августа. На его место в Иудею был послан римский прокуратор Копоний.
Пролог
Еще совсем недавно Иоанн, прозванный Крестителем, был одним из самых почитаемых и уважаемых людей во всех окрестностях Палестины, и даже властные саддукеи побаивались его, а народ любил за прямоту и простоту. Слова, пробуждающие и увлекающие даже самых разочарованных в жизни и выводящие их из состояния мертвоты пустынной, ключом били из Иоанна. Эти откровения небесной премудрости народ с упоением разносил по городам и селениям Палестины. Отцы повторяли их своим сыновьям, крестьяне обсуждали их за трапезной беседой в деревнях, а многознающие купцы – на привалах в пути и на рыночных площадях. Да и учителя закона, просвещая в галереях на Храмовой горе, не могли игнорировать разумность Крестителя, бросающую вызов их опытным сердцам. Та жизнь, что дарили его проповеди, резонировала даже по просторам Ассирии и Малой Азии, воскрешая дух иудейских диаспор от египетской Александрии до Вавилона и Коринфа.
Благочестивые мыслители, подобные Иоанну, посылаются Небесами нечасто – раз в десять, а то и в двадцать поколений. В нем воплощались надежды того божественного, что живет в каждой сущности. Ведь даже в самой гнилой, исчерненной отвратительными пороками душе он отыскивал то небесное мерцание, что есть в каждом из нас. Прежде, силой своих изречений, юный пророк вызывал расщелину в покрытой пороками поволоке, затем хватался за луч божественного света, что пробивался из нее, и болезненно, страстно вызволял его наружу, отчего многие, впервые улицезрев в себе частицу Бога, начинали вдруг верить в себя. Верить в то, что и они не лишены святости и не покинуты Всевышним. В такие мгновенья тяжесть пережитых страданий сгорала в этом небесном луче, и чем больше было в сердце накопленной боли, тем ярче окаймляло его пламя, сжигая все прошлые беды и окрыляя надеждой. А выбравшись из телесной темницы, этот луч, словно ручей, рвущийся с гор к огромной реке, вновь устремлялся к своему источнику, туда, где когда-то родилось бытие. И все, что оставалось воскресшим душам, так это не сместить русло потока какой-либо грешной препоной.
Даже самый маленький и ничтожный человек, не верящий в себя, ненавидящий себя и считающий недостойным, начинал думать, что и он не безразличен ангелам, что где-то там, высоко на небе, кому-то есть дело до его порочной души. Да, появлялся страх, но разве не он до сих пор двигал ту самую душу по перекресткам искушающих выборов?
Иоанн и сам поражался тому, как Божья благодать вскипала в нем. Подавить ее было не проще, чем удержать поводья дикого, необъезженного скакуна. Но зачастую человеческий разум просто не мог вместить бесконечность благодати Всевышнего и, в своем малодушии, начинал ожидать неминуемого падения. Однако Креститель верил в себя, верил в ниспосланное ему предназначение. Всю жизнь Иоанна преследовало таинственное чувство, будто кто-то на Небесах направляет его, ведет и даже как-то специально подстраивает события под него. Порой стыд пробирал его за такие мысли, и все же ощущение, что сам Всевышний влияет на судьбы людей вокруг него, лишь бы Иоанн не свернул с пути своего предначертания, было ему вовсе не чуждым. Однако с тех пор как жизнь привела его к провиденциальному выбору, эти чувства угасли и не возвращались. Теперь же, он не был способен никого вдохновлять и никому помогать, хотя, как учил сам, помощь другим – лучшее лекарство от дьявола.
Сейчас его душа была запутана в сетях, подобно карпу из Тивериадского озера. Как несчастная рыбешка, чешуя которой обсохла под палящим зноем, жадно хватает воздух губами, борясь за жизнь; так теперь и душа Иоанна, связанная лабиринтами небывалых мечтаний, судорожно пульсировала. Она задыхалась в ауре увядающих и уже теряющих всякий смысл ожиданий. А ведь именно они питали его несокрушимую решимость и веру в себя. И где же она сейчас, Боже?
Лежать на берегу, подобно тому самому запутавшемуся в сетях карпу, и смотреть на воды озера, знать, что оно есть, оно рядом, – ведь еще недавно он там был, – но не суметь вернуться в его прохладную умиротворенную глубину. Вот чего искала его душа – покоя!
Иоанн проснулся от боли в спине. Горло пересохло, отчего дыхание отдавало хрипотой.
– Они даже не дают мне пить, – проскользнула мысль в голове. – Почему Антипа так поступил со мной? Неужели решил идти по стопам своего отца?
Креститель приподнялся и посмотрел через проржавевшую замаранную решетку в надежде, что охранник принес воду. Не увидев кружки, он оперся спиной о стену и, расслабив шею, наклонил голову к плечу.
– А может, Бог мстит мне через Антипу? Или это дьявол решил уничтожить меня, пока я слаб? Боже, я уже окончательно запутался, почти с ума сошел. Ненавижу! Дайте возможность, и я покончу с этим!
Наверху слышались музыка и похлопывания в ладоши. Саломея[1 - Саломея – иудейская царевна, дочь Иродиады, падчерица Ирода Антипы. Танец юной Саломеи на праздновании дня рождения последнего привел к тому, что она потребовала убить пророка Иоанна Крестителя, и после казни ей была принесена на блюде его голова.] уже приковала внимание званых гостей танцем.
Часть I – Семя
Потрясенный тем, что поведала шесть дней назад мать, Иоанн, смирившись с волей родителей, собирал вещи. Юноша готовился отправиться в Иерусалим к старому знакомому своего отца, священнику Аарону.
Похороны мамы Иоанн пережил достаточно спокойно. Он и сам удивился тому, как просто отнесся к смерти самого близкого человека. Возможно, повлияло то, что Елизавета смогла подготовить его к своему уходу, а может, он выстоял благодаря поддержке Аарона. Так или иначе, за последние дни парень значительно повзрослел и стал относиться к жизни более вдумчиво.
Еще недавно Иоанн был простым подростком из Хеврона, города южнее священного Иерусалима на сто семьдесят стадий[2 - Единица измерения расстояний в древних системах мер многих народов, равная примерно 190 метрам.]. Юноша любил проводить время со своим лучшим другом Матфеем, сыном левита с соседней улицы. С ним они часами могли пропадать на холме у старого фисташкового дерева, где собиралась местная молодежь. Оба были увлечены Египтом и Грецией и могли долго держать внимание собравшихся историями о них. Несколько переведенных пергаментов осталось в доме от отца Иоанна Захарии, другие же дорисовывало их воображение и обрывки рассказов купцов, которые шли с караванами из Египта в Сирию. Время от времени мальчики со своим соседом стариком Авдием ходили скупать шерсть, которую купцы собирали в дороге с линяющих верблюдов, там Иоанн заодно практиковал и свой греческий. Кроме того, парень раз в неделю помогал Авдию продавать на рынке инжир и финики – из уважения к умершему пять лет назад отцу Иоанна сосед Авдий предложил мальчику подрабатывать у него. Мать была не против, даже рада – ведь до болезни, приковавшей Елизавету к постели, она, хоть и была в преклонных годах, держала хозяйство в идеальном порядке. Будучи женой священника, Елизавета привыкла вызывать к себе уважение, однако прошли те времена, когда семья имела прислугу. Уже давно Елизавета с Захарией решили жить в скромности и простоте пред Богом, несмотря на то, что происходили из рода Ааронова и принадлежали к знатным саддукеям[3 - Саддукеи – религиозно-политическое направление в иудаизме. Потомки Аарона, сосредоточившие в своих руках одновременно духовную, административную и светскую власть над народом. Благодаря доходам от религиозных налогов, саддукеи составляли не только родовую, но и денежную аристократию в Иудее. Отличались своим богатством и роскошным образом жизни. Обладая властью, вынуждены были иметь дело с иноземными элементами, отчего попадали под влияние культур Рима и Греции. От фарисеев и ессеев их отличало признание абсолютной свободной воли человека, отрицание бессмертия души и воскресения мертвых, отрицание ангелов и духов. Саддукеи утверждали, что Бог не имеет никакого влияния на человеческие деяния. Человек сам является ответственным за своё благополучие, равно как и за своё несчастье.]. Может быть, поэтому Елизавета и не видела ничего зазорного в том, что юный Иоанн трудится. Иногда парня звал на помощь и один из местных торговцев рыбы, Оким. И хотя Иоанну не по душе было разделывать рыбу, он обожал лакомиться ею, а Оким неизменно благодарил за помощь парой живцов.
Возможно, все бы так и продолжалось, однако разговор с матерью изменил жизнь молодого человека бесповоротно.
***
Покидая родной Хеврон
– А посуду-то зачем? – спросил Аарон Иоанна, – заполняющего телегу вещами.
– А разве не стоит?
– Что ты, возьми только самое необходимое – у нас с Бейлой в хозяйстве есть все. А это что? – священник указал на деревянное ведро, накрытое женским потрепанным платком.
– Да там это… сандалии старые да ремни.
– Не стоит, оставь это! А тут что за мешок? – Аарон старался быть вежлив и деликатен с парнем, но в интонации то и дело проскальзывало давно уже позабытое Иоанном давление. После смерти отца юноша даже успел соскучиться по такому тону – Авдий-то был добрейшим стариком и никогда не позволял строгости, а Оким, если что шло не так, все шутил.
– Шкуры там… мама собирала, – последними словами Иоанн вмиг придал этим шкурам ощутимой ценности – ведь даже если бы это было что-то абсолютно ненужное, после такой ноты, Аарон просто не посмел бы отказать.
– Ладно, возьмем. Пергаменты непременно бери. Да и инструменты садовые, я приметил в сарае. Из вещей много не нужно, в Иерусалиме все есть. А это? – спросил он про сумку из верблюжьей кожи.
– Тут вещи отца, это я точно возьму.
– Хорошо. Что вы с этим Авдием решили?
– Он хотел, чтобы я продал ему дом – старший сын уже обзавелся первенцем и хочет жить отдельно. Но я решил повременить пока.
– Правильно, успеешь, если что.
– Вещи я уберу в чулан, а что надо – оставлю. В общем, я им разрешил пользоваться домом. За три месяца Авдий уже заплатил, сказал, что на Шавуот[4 - В иудаизме – праздник дарования евреям Торы на горе Синай при Исходе из Египта.] будет в Иерусалиме и добавит еще.
– Может, ты ему и утварь какую продашь? Тебе пока без пользы.
Последний отзыв
Интересная книга