Кай

– Я плавал. – Не люблю врать.

– О, – пораженно восклицает, пока Эбер вытирает руки о край полотенца, которое он все еще держит. – И как водичка?

– Довольно прохладная. – Не свожу взгляда с лица Руэри.

– Ну, я тоже любитель поплавать, – признается он, прекращая свое занятие. – Теперь понятно, почему Аерин так хочет с тобой дружить.

Не совсем понимаю, что он имеет в виду.

– Вы, ребят, друг друга стоите, – объясняет мысль брата Эбер.

Серьезно? Оглядываюсь на Аерина. Нет, не думаю, что мы друг друга стоим. У нас разная сдвинутость по фазе.

– Ну, Мария, теперь мы можем идти, – заявляют близнецы в один голос.

Такая официальность по отношению к бабушке кажется мне немного странной. Они встают с разных от нее сторон, целуют в щеку и проходят мимо нас. По пути Руэри ерошит волосы Аерина. Эбер тянется к моим, видимо, хочет повторить, но я с резким грохотом отодвигаю стул и успеваю уклониться от его пальцев.

На кухне повисает молчание. Становится неловко. Нужно было сразу уйти, как только получил сухую одежду. Знал же, что нельзя подпускать к себе других людей. Сейчас они начнут коситься на меня и попросят покинуть дом. Сжимаю зубы. Такое чувство, будто сердце глухо стучит в горле.

– Он болеет, – ровным, спокойным голосом говорит Аерин, прерывая тишину. – Ему больно от прикосновений других людей.

– Оп, прости, – Эбер убирает от меня руку. – Предупреждать надо, – это уже брошено Аерину.

– Он хочет сказать, что не хотел тебя обидеть, – объясняет Руэри.

Я только киваю, все еще напряженно ожидая дальнейшего развития событий.

– Спокойной ночи, малыши, – со смехом говорит Эбер, направляясь к входной двери.

Близнец следует за ним, и вдвоем они выскальзывают на улицу.

– А ты? – обращается ко мне бабушка.

– Я тоже пойду. – Просить дважды не нужно.

– Я не об этом, – отмахивается от моих слов. – Я спрашиваю, не хочешь ли ты остаться у нас на ночь? Сейчас уже поздно.

Смотрю на настенные часы. Время перевалило за девять.

– Да ничего, дойду, – пожимаю плечами.

Я живу с тетей в одном доме. Точнее, не уверен даже, что она приходится мне тетей. Когда мы с ней познакомились, мне было четыре года. Кто-то, кого я не смог запомнить, привел меня на порог ее дома и сказал, что теперь я буду жить здесь. В общем, у меня есть крыша над головой, а у нее деньги, которые государство будет перечислять ей до моего совершеннолетия.

– Оставайся, – подает голос Аерин, вскакивая на ноги. – Мы можем лечь на полу и разговаривать всю ночь.

Теперь уже точно пора бежать. Я не выдержу его болтовни. К тому же, если мы будем спать вдвоем, во сне он случайно может меня задеть. А провести всю ночь, вздрагивая от каждого шороха – не самая лучшая идея.

– Оставайся, – ласково повторяет бабушка Аерина.

Не могу сопротивляться. Понимаю, что проиграл, и сдаюсь.

– Постелешь мне на полу, а сам ляжешь на кровать, – говорю Аерину.

Он поднимает большой палец, показывая, что понял, и уносится в свою комнату готовить место для сна.

Я благодарю бабушку за ужин и направляюсь следом за Аерином.

– Зови меня Марией! – кричит бабуля мне вслед.

Я замираю с занесенной ногой над первой ступенькой лестницы.

– У меня еще вся жизнь впереди, – смеется.

«Хорошо», – думаю про себя и, стараясь как можно меньше удивляться такому необычному семейству, продолжаю подъем на второй этаж.

* * *

– Ты спишь? – задает мне вопрос Аерин, когда мы лежим каждый на своем месте в его комнате.

Я делаю глубокий вдох и долгий выдох, имитируя крепкий сон.

– Если хочешь, то можешь взять гитару себе.

Прислушиваюсь.

– Ну, знаешь, из нас четверых никто на ней не играет, и она просто пылится. Так что если хочешь, то забирай насовсем.

– Спокойной ночи, – говорю, переворачиваясь на другой бок, чтобы не видеть Аерина. – Спасибо, – добавляю совсем тихо.

– Пожалуйста, – он отвечает слишком громко, словно хочет перебудить весь дом.

Вздрагиваю от его выкрика и сердито закрываю глаза, стараясь не думать о том, какое сейчас у Аерина выражение лица, но уже слишком поздно.

* * *

Я просыпаюсь первым. Некоторое время еще лежу на матрасе, прислушиваясь к ровному дыханию Аерина, а затем, выпутываясь из одеяла, встаю на ноги. Стараясь не шуметь, вытаскиваю гитару из угла. Случайно задеваю одну из струн, и она тут же отзывается мелодией. Замираю на месте, чувствуя, как за спиной, на кровати, зашевелился Аерин. Медленно, даже не дыша, поворачиваюсь и смотрю в его сторону. Он просто перевернулся на другой бок, продолжая все так же спать. Выдыхаю.

На цыпочках выхожу из комнаты и иду в ванную. Гитару прислоняю к стене в коридоре. Наскоро ополаскиваюсь, а затем переодеваюсь в свою высохшую за ночь одежду. Кеды, правда, все еще сырые. Спускаюсь по лестнице вместе с инструментом. На кухне пахнет яичницей и жареным беконом. За столом уже сидят сонные близнецы. Заметив меня, они вяло улыбаются.

– Шлялись черт знает где, а вернулись под утро, muddle[2 - Бестолочи (пер. с ирл.).], – отчитывает Мария внуков, ставя на стол еще одну тарелку с едой. – Садись, – предлагает мне.

– Нет, спасибо, мне уже пора.

Знаю, что тетя волноваться обо мне не будет, и тем не менее не хочу оставаться здесь дольше положенного. Боюсь, что не смогу потом, после такого теплого отношения, войти в привычное русло своей жизни.

– Точно? – спрашивает Мария, а затем замечает у меня в руках гитару. – Аерин подарил?

– Да.