Басад

– А… ну я понял: нет никаких жертв. Неудобные факты пропускаем мимо ушей. В истории со Шмуэлем все чин чинарем – в рамках конструктивных рабочих отношений. Верно? Кстати, знаешь, в чем истинная причина насильной записи на курс? Шкурный интерес. Оплата лекционных часов зависит от количества студентов, и там как раз…

– Ян, послушай, я вынуждена признаться – мне все тяжелей и тяжелей. Я уже не знаю, как с тобой разговаривать. Ты оскорбляешься до глубины души, преображаешься в великомученика и скатываешься в обвинения. И тебе кажется, что это можно терпеть до бесконечности. Я не могу с этим согласиться. Не могу и не хочу.

– Рут, как это крайне занимательное наблюдение соотносится с конкретикой – с профессором Басадом? Ты же игнорируешь все, что я говорю, и отделываешься штампами: мол, правда всегда где-то посередине, из чего почему-то следует, что я, и только я, во всем виноват. Зачем? У тебя дурное настроение?

– Дело не в профессоре и уж конечно не в моем настроении, – снисходительно улыбнулась она. – Мы затрагиваем более глобальную тему, а тебе вместо этого важнее опять настоять на своей правоте. Попробуй услышать: я не согласна это больше терпеть.

– Что терпеть?

– Обвинения. Обвинения. Нагромождение обвинений. Люди не способны столько выдержать. И главное, открою тебе тайну – это ты всех оскорбляешь и задеваешь. И меня в том числе. Я больше не согласна жить в мире, где ты жертва, а все всегда во всем виноваты. Мне больше нечего добавить. Ты не берешь ответственность. Не желаешь. Ты уже не ребенок. Чего ты от всех хочешь? Никто тебе ничего не должен. Ничем не обязан. Но ты постоянно пытаешься всех контролировать.

– Контролировать?

– Да, контролировать. Шмуэль тебе не такие вопросы задал, не ту оценку поставил. Это он профессор, а не ты. Пини – то же самое…

– Да не в вопросах дело! Шмуэль ведь обманул меня, просто так – потехи для.

– Я не закончила. Свою подругу ты тоже пытался контролировать. Конечно, она тебя бросила. Кто такое выдержит?

– Это уже ниже пояса.

– Прекрасно, давай, обидься и на меня. Обидься. Надоело постоянно утешать тебя – это лишь усугубляет ситуацию. Настало время взглянуть правде в глаза. Осознать. Да, она ушла именно из-за этой черты твоего характера – контролировать людей из той точки, где ты вечный мученик.

– Погоди, это же разные вещи… Я ведь не шатаюсь по миру, обвиняя всех подряд. И как бы меня ни возмущали требования Шмуэля – я все принял и честно стараюсь исполнять. Но когда прихожу сюда… Я прихожу говорить о своих чувствах. Я могу… или хотя бы пытаюсь понять претензии к моему поведению, но не наскоки на то, как я чувствую. Я имею право на собственное… на мое личное мироощущение. Вот, скажем, мне одиноко – это одно, но даже если меня провоцируют, я не выплескиваю это наружу – это другое.

– Она с тобой снова контактировала?

– Контактировала. Писала.

– Что?

– Предложила поебаться.

– Так и сказала?

– Да, так и написала. Это она… кхм… у меня набралась.

– А ты что?

– Ничего. Не ответил.

– Хочешь об этом поговорить?

– Нет.

– Вот, пожалуйста, опять, – выдержав укоризненную паузу, прокомментировала Рут. – Кстати, ты же говорил, что заблочил ее.

– Заблочил. Еще тогда.

– И как же?..

– Ну,.. там в мобильнике папка “игнор”… Я заглядываю иногда.

– Понятно. Ян, пора прекратить прятаться и поговорить об этом.

Я уперся взглядом в разделяющий нас столик, где услужливо красовалась коробка бумажных салфеток, очевидно, на случай если мне приспичит всплакнуть.

– О чем говорить? – помолчав, буркнул я. – Все кончено. Что мне – новую завести, чтобы мы могли обсуждать твои любимые темы?

– Ладно, это бессмысленно… – Рут недовольно поджала губы. – Пойми, я говорю как есть. Искренне. Я не намерена больше соглашаться с такой позицией.

– Ну и не соглашайся.

– Я пытаюсь найти к тебе пути, но ты постоянно кутаешься в свои обиды, лелеешь их. То, что происходит здесь, между нами, – это то же самое, что ты делаешь в жизни. Ты переносишь на наше общение свои поведенческие шаблоны, и моя задача их выявить. Добиться, чтобы ты понял, каково быть с другой стороны. Кутаться, злиться на весь мир и самого себя – не поможет. Повзрослей. Ты не грудной ребенок. Возьми ответственность.

– Ответственность? Я беру ответственность, ты ж сама говорила, что даже слишком…

– Нет, нет-нет, – она зачем-то звонко рассмеялась, – это совсем другое. Ты берешь ответственность, когда тебе выгодно. Чтобы потом конвертировать ее в контроль над окружающими, в обязанность перед тобой. Но мир так не работает. То, что ты помогал Шмуэлю проверять статьи для журнала или там еще что-то, отнюдь не означает, что он обязан исправить тебе оценку. Отношения между людьми – не валютный обменник. Никто тебе ничего не должен, – Рут помолчала и повторила, раздельно артикулируя: – Никто. Ничего. Не должен. Им тоже можно тебя задевать, ранить, точно так же, как ты ранишь окружающих. Ты тоже не всегда прав. Ты тоже обижаешь и ранишь.

– Мм… Вау…

– Да! Вау! Правильно. Это именно то, что я чувствую в общении с тобой.

– Что?

– “Вау!” – каждый раз ты злишься и обвиняешь. Кто может это выдержать?!

– Но… я так устроен. Что поделать?! Такой вот скверный пациент тебе попался. Уж прости…

– Ян, я не готова и дальше быть твоей грушей для битья!

– Грушей для битья?

– Да, грушей. Очнись! Ты не осознаешь свои поступки.

– Рут, я говорю о внутренних ощущениях! Где тут агрессия в твою сторону?

– Ну и что с того, что о внутренних?! Разве я обязана принимать любое внутреннее ощущение?! Нет, не обязана. Ты порой просто невыносим. Ты видишь только себя и то, как и кто перед тобой провинился.

– Исповедь превратилась в проповедь, потом в… как его… в отповедь, а затем в яростный разнос, – бросил я в никуда.

– Этот трюк не пройдет. Даже не пытайся. Вокруг тебя люди, у них своя жизнь, свои сложности и (представь себе!) тоже внутренние ощущения, а ты помнишь лишь о себе.

– Ну, знаешь… у нас тут не мыльная опера, где триста тысяч действующих лиц. Мы говорим о том, что творится со мной.

– Вот и я – о том, что с тобой творится. Я больше не согласна. Отказываюсь воспринимать тебя жертвой. Хочешь, чтобы я помогла, – прекращай.

– Я рассказываю о том, что чувствую, – механически повторил я.