Ведьма

Пока они шли через топь, колючий кустарник порвал юбку. Мэри заметила это и остановилась. Небольшим усилием ей удалось оторвать от изорванной юбки четыре больших куска ткани. То, что осталось, прикрывало бедра, но совсем не скрывало шрамы на ногах. Мэри обмотала тряпками стопы брата и туго завязала ткань. Затем точно также обмотала свои ноги.

Слабо верилось, что такая самодельная обувь долго продержится, но всяко лучше, чем босиком. Хотя бы не так больно. Неприятно и тяжело – ткань впитывала кровь и влагу, и цеплялась за ветки и корни, но уже не так больно. Мэри взяла брата за руку и крепко сжала, на этот раз он не пытался вырваться.

Лес менялся. Обычно изменения неуловимы, но если приглядеться, они становятся очевидны. Только у города лес был похож на привычный лес, в глубине же он был совсем другим, непривычным, невероятном, будто из грез. Первым, что заметила Мэри, были цветы. Обычно они растут недели и месяцы, но тут хватило одного мгновения. Прямо на глазах цветок пророс из земли, распустился, лепестки опали, цветок завял и сгнил. Так повторялось раз за разом. Деревья тоже менялись, становясь все выше и выше. Они совершенно беззвучно двигались и наклонялись, будто от сильного урагана, будто боролись друг с другом и танцевали.

Вслед мыслям об урагане поднялся ветер. С собой он принес слабый терпкий аромат. Так пахли волосы белокожей женщины. Такой аромат был у духов, которыми изредка пользовалась мама. Это было очень давно, но сколько бы времени не прошло, аромат настолько въелся в память, что забыть его невозможно. Важнейшая драгоценность, оставшаяся после маминой смерти. Запах, так сильно отличающийся от вони навоза. Мэри всегда хотела примерить их. Но не решалась. Сделай она это, отец ее попросту убил бы.

Мэри наслаждалась родным запахом. Это был знак. Она почти дошла. Дороги назад больше нет. Раньше тоже не было. Даже тогда, когда Мэри очень захотелось вернуться. Глупо думать, что отец ее простит. Он никогда этого не сделает. Может быть скажет так вслух, но внутри все равно продолжит ненавидеть. А она его. Придется и дальше так жить: готовить еду, штопать одежду, стирать, работать в огороде, пока ненависть плесенью будет разрастаться все больше, пока, наконец, не заполнит все и вся. Размышления об этом увели мысли так далеко, что Мэри показалось, будто она поднялась над землей, как белокожая женщина. Оставив далеко внизу и брата и отца.

Вопль вырвал Мэри из наваждения. Слишком резко, чтобы сразу понять что происходит. В сумятице она пыталась зацепиться за все, что видела. Появившаяся перед ней тропинка. Кружащие в небе птицы. Перекошенное от ужаса лицо брата. И вопль. Кричал Николас. Он смотрел на череп, так сильно похожий на человеческий. Мэри видела такой рядом с лесом. Кто-то будто бы специально оставил его на холмике, повернув глазницы в сторону города.

Вопль Николаса прошелся эхом по лесу. И на него ответил грубый хриплый мужской голос. Эхо стало тише, ближе. Несмотря на все усилия, отец почти нагнал их.

Из-за спины, с неба, из под земли послышался женский голос.

– Беги, скорее, беги ко мне.

Мэри понеслась по тропинке и потянула за собой брата. Сопротивление куда-то подевалась, она будто тянула большую куклу. На бегу Мэри оглянулась. Отца не было видно, но он рядом, очень близко, вот-вот дотянется до ее шеи. И переломит.

Еще некоторое время тропа плутала между высоких, как скалы, деревьев, как вдруг резко оборвалась. Впереди открылась большая кроваво-красная поляна. А вокруг нее, на деревьях, сидело множество птиц.

Мэри присмотрелась и поняла, что по всей поляне росли цветы. Высокие, на голых стеблях, с длинными красными листьями, похожими на пауков. Если у них и было имя, Мэри его не знала. Может они росли лишь здесь, в месте из снов.

Но сильнее в глаза бросалось древо в центре. Невысокое, в отличии от других, бледное, словно покрытое мукой, на вид будто сухое, оно разительно отличалось от царящей повсюду жизни.

Сердце проклятого леса.

– Подойдите.

Цветочное поле вокруг напоминало покрывало. Под ногами то и дело что-то трескалось, хрустело, лопалось, точно сухие ветки. Мэри приблизилась к древу. На его коре виднелась паутина из красных линий, похожих на сосуды.

Желание прикоснуться к стволу возникло само собой, точно повеление, зов, некая чужая воля, в миг захватившая все внутри. Мэри уже решилась протянуть пальцы к древу, как вспомнила, что до сих пор держит брата за руку. Мэри оглянулась. Николас, дрожа то ли от холода, то ли от страха, едва был похож на того, кем был. Бледный, измученный с глазами полными бессилия. Он смотрел вниз, под ноги, разглядывал что-то в цветах. Это были кости. Огромное количество различных костей, маленьких и больших, белых, желтых, черных. Мэри часто разделывали туши, знала, как зверье выглядит изнутри. Эти кости не принадлежали животным. Мэри огляделась. Под багровым цветочным покровом вся поляна была усеяна человеческими костями.

Все уже было во снах.

Точь в точь.

Лес. Отец. Топь. Древо.

Белокожая женщина.

Мэри знала, что будет дальше.

– Чего ты хочешь?

Голос мягким ветерком закружил по поляне и вернулся к древу. Белокожая женщина стояла подле него. На лице улыбка, с какой мать смотрит на горячо любимого ребенка. На Мэри. Женщина будто бы прочла ее мысли и улыбка исчезла. Лицо превратилось в нечто пустое, суровое и холодное, какими были лица на картинах в церкви. Похожим холодным и суровым голосом она повторила вопрос.

– Чего ты хочешь?

Где-то за спиной раздался крик отца. Мэри хотела обернуться, убедиться, что это он, но не смогла оторвать взгляда от белокожей женщины. Та ждала ответ. Единственное, что было хоть сколько-нибудь важно.

Мэри сомневалась, она не знала, что ответить. Самое большое, чего хотела Мэри, это быть здесь, рядом с ней, подальше от города и отца. Это желание почти исполнилось. А если вспомнить про то, что сказала Мэри у топи, то исполнение этого желания казалось неосуществимым, что-то настолько далекое, что не дойти за вечность.

Отец звал Николаса.

Птиц стало больше. Тысячи глаз внимательно наблюдали за Мэри.

Белокожая женщина взяла Мэри за руку и крепко ее сжала. То, что она хотела сказать передалось без слов, одним лишь прикосновением.

– Ну же!

Мэри решилась.

– Хочу быть с тобой, хочу быть как ты!

Раздался оглушительный грохот. Такой сильный, что уши сначала заложило, а затем пронзило острым как иглы звоном. Мэри с трудом удержалась на ногах, те перестали слушаться, превратились в сломанные костыли. Рядом что-то просвистело. Запахло порохом. С глухим чавкающим звуком в стволе древа появилась дыра, из которой тут же потек багрового цвета сок.

В небо взмыло облако из сотен встревоженных птиц. Их свист, клекот, карканье незаметно превратились в знакомое человеческое слово. Птицы раз за разом повторяли имя:

Мэри, Мэри, Мэри…

Кровь, стекавшая из ран на ногах, впиталась в обмотки. Цветы тянулись к ним. Голоса птиц, становившиеся все громче и громче, заполняли все вокруг. Запах духов и пороха стал сильнее. Закружилась голова. Мэри почувствовала, как тело слабеет, превращается в нечто мягкое и податливое.

Белокожая женщина вынула из подвязки на ноге Мэри нож.

– Возьми.

Мэри взяла его. Белокожая женщина обошла Николаса, зашла за спину и прижала к себе.

В голове Мэри поднялся ураган неконтролируемых догадок. Она знала ответ. Знала все, что будет дальше, но боялась признаться сама себе. Как будто бы от этого она станет хуже, чем есть. Превратится в то, чем никогда не хотела быть. Но это не так. Хотела. Именно этого момента она ждала всю жизнь. Мэри крепче сжала рукоятку ножа и одним резким движением воткнула лезвие прямо в горло Николаса.

Где-то далеко послышался душераздирающий крик.

Из зияющей дыры в груди на свет хлынули обида, боль, ненависть и десятки иных чувств. За то, что брат рассказал утром про кровь на постельном белье, за то, что отец пошел к пастору за кнутом и за то, с каким остервенением и упоением ее били в прошлый раз. Разом, тут же, в одно мгновение они затмили небо черной пеленой. Казалось, кроме темноты ничего не осталось. Но вдруг в пелене появилась небольшая дыра, через которую, как сквозь черную тучу, полился свет. Чем больше ударов она наносила, тем больше дыр появлялось и тем больше света проникало внутрь.

Где-то далеко кто-то скулил и рыдал.

Белокожая женщина положила ладонь на сжимавшую нож руку Мэри и помогла вынуть его из плоти. Из раны брызнула кровь. Женщина отпустила Николаса, тот беззвучно, почти неощутимо, сполз на землю, к цветам. За столь короткое мгновение его не стало. Белокожая женщина сжимала в руках чашу. Она протянула ее Мэри. Та, помогая пальцами, сделала глоток. Во рту появился тягучий и горячий вкус железа.

Белокожая женщина ласково обняла Мэри и поцеловала в губы.

– Ты дома.

Все изменилось.

Шум в ушах прекратился. Стало тихо, почти что безмятежно. Мэри огляделась по сторонам. Все изменилось. Она слышала, как из почвы прорастают семена алых цветов. Видела каждый взмах крыла каждой из сотен птиц. Чувствовала движение воздуха, тепло от остывающего тела брата, жар от земли, холод с неба, из-за облаков. Мэри сделала один небольшой шаг и оказалась так далеко от леса, что от восторга перехватило дыхание. Перед ней выросли снежные горы. Высокие, выше деревьев в проклятом лесу. Еще один шаг и в ногах разлилось безбрежное море. Мэри зажмурилась. И увидела в тьме век сияние от трех ярких огней. Одно из них было похожа на отца, второе, совсем иного цвета, похоже на нее саму, а рядом – белокожая женщина. Та протянула руку и коснулась щеки Мэри.

– Делай, что хочешь.