Дневник Лисы. Мой 2008-й

Это не может происходить со мной! Я не верю! В моей жизни все ясно, просто, понятно и БЕЗПРОБЛЕМНО! Я хочу, чтобы так и оставалось. К сожалению, этому уже не бывать никогда.

Ах, зачем черт дернул меня растолкать Пашку, не будь он пьяным, он бы промолчал, и все было бы как раньше. Я потребовала, чтобы он объяснил мне, что он делает в моей кровати, я фигурально выразилась, а у него натуральная истерика случилась. Нет, он не стал орать, биться головой о стену…

Он рассмеялся тихо и очень зло. У меня мороз по коже пробежал.

– И, правда, что мне делать в твоей кровати?! Мне здесь точно делать нечего, ты платить не станешь, – и, сев на кровати, посмотрел на меня снизу вверх, – Я – проститутка, трахаю баб за большие деньги, я – дорогая проститутка! – а у самого слезы по щекам ползут.

У меня пол под ногами уехал, плюхнулась я рядом с ним, прикинулась истуканом. Он молчал, я тоже, он ревел навзрыд, я про себя. Мозг отказывался верить его словам, но я чувствовала, это подлинная, истинная правда. Если бы можно было выбирать, я предпочла бы жить во лжи. Я не знала, что говорить или делать, но он был так близко. Проститутка он или пошлый врун, это тот Пашка, с которым я учусь в одном классе, который встречает меня с танцев, провожает до дома, переносит меня через лужи, греет руки в моих карманах и ему хуже, чем мне. Никто не убедит меня в том, что это не так, у меня есть глаза.

Я осторожно прислонилась к его плечу. Его колотила крупная дрожь.

– Паш, Паша, – я слегка тряхнула его. Он невольно дернулся, но так и не поднял головы. Тогда я просто обняла его.

– Я не нуждаюсь в твоей жалости, слышишь? – процедил он сквозь плотно сжатые зубы, – Просто не держи на меня зла, этого будет достаточно. Я морочил тебе голову. И вообще, мне пора идти, – он хотел встать, но я буквально повисла на нем, отчего он взвыл от боли. Как позже выяснилось, у него было вывихнуто плечо и в двух ребрах обнаружились трещины.

– Что тебе надо от меня?! – рявкнул он, ухватив меня за оба запястья, – Что?! Говори, не стесняйся!

Тут меня прорвало:

– Ты, идиот! Ты мне нужен. Мне нужен друг, хоть кто-то, кому до меня есть какое-то дело! – я наградила его еще массой лестных эпитетов, прежде чем он сдался, отпустил мои руки и сел на колени перед кроватью, уткнувшись лицом в подушку.

– Я устал. Я не знаю, что мне делать, я просто устал…

Алкоголем от него несло изрядно и совсем не полусухим вином, чем-то куда более крепким. На дне рождении Ленки парни смеялись над его экспериментами по разбавлению водки соком. Тогда он хотел остаться трезвым, сегодня же он пил, именно чтобы напиться.

– Что случилось, расскажи.

Он замотал головой.

– Не хочу.

– Паш, – я придвинулась ближе, осторожно провела ладонью по его волосам, приподняла голову (он не думал сопротивляться), – Почему тебя привез Вадим? Где вы встретились?

– На вокзале, – вздохнул Пашка, – я хотел взять билет до Москвы, там твой отчим меня и зацапал. Ты знаешь, они с моим отцом когда-то вместе учились…

– Вадим юридический заканчивал, это потом он журналистикой увлекся.

– Мой отец тоже по образованию юрист, – перебил меня Пашка, морщась от боли, – а по жизни – козел, – добавил он, вновь уткнувшись в подушку.

– Зачем тебе в Москву? – продолжала допытываться я, лихорадочно соображая, куда при таком раскладе могли свалить мои предки. Неужели к нему домой побежали, докладывать, где Пашка. С другой стороны, Вадим мог его сразу домой отвезти, а не тащить сюда, маму не дергать.

– Я не могу так жить, не могу и не буду, – буркнул Пашка, вытирая глаза кулаками, – Я не вернусь…

Он не успел договорить, в коридоре загремела дверь, возвестив о возвращении мамы и Вадима. Пашка тяжело поднялся с колен, не попадая в петли, принялся застегивать пуговицы на куртке.

– Я пойду, ты прости меня, честно, я не хотел ничего дурного. Ты замечательная.

Я не смогла бы его остановить, к счастью Вадим смог.

– Куда собрался? – жизнерадостно поинтересовался он, встав в дверях моей комнаты, преграждая Пашке путь к отступлению.

– Мне сказали, чтобы я убирался к чертям. Не сдохну я без их денег, пусть не надеются, найду, чем заработать! Мой поезд уходит в половине седьмого…

– Пусть уходит, – хмыкнул Вадим, смерив его оценивающим взглядом, я не могу тебя отпустить в таком состоянии.

– И как вы мне помешаете? – кисло усмехнулся Пашка, облокотившись на косяк.

Он с Вадимом одного роста, я от души надеялась, что моему отчиму не придет в голову удерживать его силой.

Удерживать не пришлось, пришлось поддерживать. Пашка медленно съезжал вниз по косяку, пока Вадим не помог ему добраться до дивана в гостиной. Последние пару метров Вадим буквально тащил его на себе, Пашка потерял сознание. Заохала и запричитала мама. Обо мне опять благополучно забыли и лишь когда стало ясно, что Пашка опять серьезно избит, мама отвела меня на кухню и заговорщицки сообщила:

– В больнице скажи, что к вам во дворе пристали хулиганы, вышла драка.

– Это дело рук его отца! – возмутилась я, – Я не собираюсь отмазывать его.

– Это не совсем так, поверь мне, солнышко… – видимо мама была готова к возражениям, потому привела весьма весомый аргумент – Какое-то время твоему другу лучше пожить у нас, нельзя обострять отношения с его родителями, он и так слишком далеко зашел. Поверь, ты знаешь далеко не все…

– Я знаю достаточно! – взвилась я.

Больше всего меня взбесил ее понимающий взгляд. Она всегда заранее уверена, кто прав, а кто виноват.

– Подумай вот о чем, придется объяснять, почему так случилось, я повторяю, ты знаешь далеко не все…

– Пашка занимался сексом за деньги, я это знаю, – отчеканила я. Мне просто хотелось доказать ей, что со мной нужно считаться.

У мамы расширились глаза, но она быстро взяла себя в руки.

– Он тебе это рассказал?

– Перед вашим приходом.

– Хорошо, мы поговорим об этом позже, надо отвезти его в больницу. Сделай, как я говорю, я прошу тебя.

Это нечестно. Я не верю, я не верю, что все это происходит в моей жизни.

Пашку отвезли в травматологию, вправили вывих, наложили тугую повязку на ребра. Меня никто ни о чем не спросил, врачам хватило версии, рассказанной мамой. Вадим пытался со мной поговорить, мне не хотелось говорить, не хотелось думать. Такие встряски не для моего избалованного скукой и стабильностью сознания.

Пашка будет жить у нас, я не знаю, как мне относиться к этой новости. Я не понимаю, зачем моим предкам такой геморрой, они никогда не отличались альтруизмом и желанием облагоденствовать весь мир. Может, это услуга Пашкиным родителям? Скорее всего, так и есть. Тогда я не понимаю, зачем сначала бить и выгонять из дома, а потом просить посторонних людей приютить больное телом и душой чадо.

Я устала. Я пишу все это, чтобы во всем разобраться. Пока понятно одно – я в школу не иду, мне разрешили прогулять.

24.09. Среда

Сегодня узнала о себе много нового – я подлая скользкая завистливая гадина, которая только и озабочена тем, как бы во всем всех превосходить. Танцами я занимаюсь только потому, что Маша ими заниматься может, а с Пашкой встречаюсь исключительно, чтобы ей насолить. Маша объявила меня кровным врагом, мне лень ей возражать или, точнее, наплевать. Я никому не сказала, что Пашка живет у меня, это никого не касается. Классуха и та не знает, весь день она возмущалась, что Ставерова опять нет, что у него пропусков много, ее беспокоит, как он будет нагонять школьную программу. О том, что, не взирая на пропуски, у Пашки по всем предметам хорошие оценки она не упомянула.

Меня задолбала школа, глаза бы мои на все это не смотрели. Эти проповеди о здоровом образе жизни, о том, что только в наших руках наше будущее, байки о распахнутых настежь дверях широких возможностей нагоняют тоску. Лицемеры! Они прекрасно знают, кто пойдет после школы в ВУЗы, а кто в каблухи. Они знают, мы знаем, но все усиленно делают вид, что верят в равные возможности. Я ужасно злая сегодня. Злая и усталая.

Пашку выписали к нам домой, у него депрессия, я не удивлена. Он не хочет ни о чем говорить, я не настаиваю. Сегодня мы сидели с ним как два пенька на диване добрых три часа. Молча. И никакой неловкости, скованности, желания нарушить тишину, он обнимал меня, я его. Потом пришла с работы мама, началась трескотня – почему не ели, как здоровье, как школа, не болит ли голова. Болит. Весь день болит, в ней столько мыслей не помещается, дурацкие ребусы, смешные наезды. Мне плевать на Машку, меня мало волнует, почему Пашка живет у нас. Я не знаю, как относиться к тому, что он мне рассказал и не хочу это с кем-то обсуждать. Я должна сама во всем разобраться, меня не устроит вариант, если мне продиктуют, что правильно и как мне жить дальше. Я не узнаю себя – из меня будто воздух выпустили. Я спустилась с небес на землю, а на земле стоять жестко и страшно. Бояться глупо, я давно это знаю. Это слова. Я боюсь. Всего.