– Я поняла, – смиренно заключила она, уловив нотки гнева в его приказе и оттенки угрозы в его взгляде.
Она отошла от нас, вернувшись к своему жениху, а теперь, по-видимому, мужу – Горту.
– Завтра полнолуние, – напомнила я, положив ладонь на плечо Люциана, когда он вновь сел рядом.
– Да, я помню, – отозвался он, крепко сжав кулаки, что были на столе.
– В тебе закипает голод, – уточнила я, слегка поглаживая его спину, стараясь убавить ненависть ко всему окружающему, что закипала в нем.
– Ранним утром мы уйдем в замок Виктора. Здесь останутся лишь немногие, включая женщин и щенков.
– Так вы называете детей? – улыбнулась я.
Он повернулся ко мне, приблизился так, что я чувствовала его горячее дыхание на своем лице.
– Ты останешься со мной, зная, что я такой монстр? Зная, что я ликан? – его глаза испепеляли меня мольбой, на которую я не могла отказать, поэтому дала положительный ответ.
– Все мы отчасти звери, – пояснила я своё решение. – Кто-то – меньше, кто-то – больше.
– Я не пью кровь, – он убрал локоны моих волос с моего лба, – но зато во мне бьется сердце.
Я положила руку на его грудь, ощущая мощные толчки в его средостении.
– Я это чувствую, – подтвердила я его слова.
Он перехватил мою ладонь и бережно коснулся запястья губами. Я же была вынуждена лишь с бесконечной тоской во взгляде наблюдать за его действиями.
– Мне жаль, что я лишил тебя достойного общества, – искренне говорил он. – Здесь тебе не удастся найти того, кто смог бы обсудить с тобой живопись и архитектуру… Аро был прав, мы – варвары, но, я клянусь тебе, ты никогда не пожалеешь, что сделала этот выбор.
– Ты мне его не оставлял, – напомнила я условия договора.
– Я не стал бы его убивать, – вздохнул он.
– Ты был столь убедителен, что я поверила в это.
– Прости, что ввёл тебя в заблуждение.
– Брось, Люциан, ты ведь не раскаиваешься.
– Нет, конечно, – откровенно произнес он. – Сожалею лишь о том, что раньше не забрал тебя у него.
– Ты так уверен в том, что я бы пошла с тобой…
– Разве нет?
– Я устаю от однообразного времяпрепровождения.
– Все бессмертные страдают от этого.
– Поэтому мне было интересно проводить свою жизнь среди людей, впитывая их осознание неизбежной кончины.
– Я дам тебе то, что ты ищешь.
– Удиви меня, – несколько вызывающе бросила я.
– Ощущение свободы и обретение смысла.
– Нет, Люциан, – с грустью возразила я, – даже смертные не смогли меня обеспечить этим, не говоря уже о тех, кто провел на этой земле несколько веков.
– Возможно, скоро это всё прекратится.
– Поясни.
– Нет, пока тебе лучше оставаться в неведении. После, когда наступит момент, я тебя всё расскажу.
– Меня пугают твои слова.
– В них нет ничего дурного, но то, что нас ждет впереди… Изменит твое представление о нашем мире.
– Нашем? В каком смысле? Том, что живут все существа под этой луной? Или то, что сокрыт от глаз простого человека, в котором правим мы, создания с вечной плотью?
– Обо всём. То, что окружает тебя, на самом деле выглядит совершенно иначе. Здесь добро и зло не сражаются между собой. Добра нет как такового. Менее густой мрак пытается поглотить более светлый, но и тот, и тот принадлежат ко тьме. Все мы дети одной черноты.
– Дети из ада?
– К сожалению, и свет солнца мы променяли на бледный диск полной луны.
– Пьем слезы и кровь… – прошептала я.
– Разве ты не знала этого?
– Почти две тысячи лет я жила в неведении, заботясь о делах смертных, до которых мне не было никакого дела. Знаешь, как сказал один из римских философов, cum sis mortalis, quae sunt mortalia cura (лат. Поскольку ты смертен, заботься о делах, свойственных смертным)…
– Ты сокрушаешься над тем, что тебе это недоступно? Или, что это изречение не относится к тебе?
– Немного того, немного этого… Тяжело осознавать, что ты не такая, как все.
– Ты же живешь с этой мыслью почти две тысячи лет.
– Я не живу, я существую.
– Забудь об этом. Теперь ты обрела новую жизнь.
– Так же я думала, когда пришла в клан Вольтури.
– Не вспоминай об этом. Начни всё с самого начала.
– Я могу рассчитывать на тебя? – улыбнулась я, хоть и не до конца желала поверить в его слова.