«Зачем?»
– Чего ты боишься?
«У меня могут быть приступы».
– О чем ты?
«Ночью у меня начинаются приступы безумия… Придется пристегивать к кровати».
– Не придется.
«Ты смелая что ли?»
– Ну, что-то вроде того.
«Или бессмертная?»
– Я тебе доверяю.
Он улыбнулся и замолчал.
17.41.
Мы все еще сидели в саду.
– Почему именно Ангелина?
«Что же она тебе покоя не дает?»
– Просто интересно.
«Выполняешь мою просьбу?»
– О чем ты?
«Лжешь мне».
– Нет. Говорю правду. Почему именно она? Венера и Агния куда красивее ее.
«Я так захотел. Дал ей преимущество перед остальными».
– И в чем же оно заключается?
«Она спит с тем, кто выдумал всех их. Я, своего рода, творец».
– Сделал из нее «элитную шлюху»?
«Малышка, что опять не так? Я, кажется, все тебе объяснил. Чего ты еще от меня хочешь?»
– Прости.
«Тебе не за что извиняться. Это я во всем виноват. Ты – девушка, и твоя ревность естественна».
– Зачем ты делаешь мне больно? – я не смогла сдержаться и заплакала.
Герман подался вперед, дотронулся до моих коленей. Я не смотрела на него – веки были опущены, но я чувствовала на себе его ласковый взгляд, теплые прикосновения.
Он слегка ущипнул меня за кожу чуть выше сустава, и я открыла глаза.
«Ты чего, маленькая моя?»
– Ты называешь меня «своей», а сам не принадлежишь мне…
«Тебя только это беспокоит?»
– Разве этого недостаточно?
Он тяжело вздохнул и отвернулся, размышляя о чем-то.
«Неужели твои гормоны – наиболее сильный аргумент против моего к тебе отношения?»
– При чем здесь гормоны?
«Ты же в медицинском учишься. Знаешь, наверное, что у человека, помимо сознания, есть подсознание и физиология. Так вот… Твое тело хочет нечто большее, чем невинные объятия и поцелуи. Разум же отвергает такую возможность. Ты же знаешь, я не против удовлетворить твои потребности… Но ты сама не будешь ли жалеть потом и винить себя в безрассудстве?»
– Буду.
«Тогда терпи» – улыбнулся он и отодвинулся от меня.
Я не хотела его как мужчину… По крайней мере, сейчас. Я прекрасно все осознавала. Мне просто было нужно знать, что он мой, что он не принадлежит никакой Ангелине, и она ему не нужна. Меня душил чисто-женский эгоизм.
– Сидят, – послышался голос санитара, – и даже не думают идти на ужин.
18.14.
Мы приехали в столовую. Ваня поставил поднос перед Германом и сел рядом со мной. На тарелке был рассыпан рис, и чернела котлета. В стакане был вскипяченный чай с жутким запахом имбиря.
– Тебе чего-нибудь принести? – спросил у меня санитар.
– Если только воды… – протянула я, не желая вкусить даже самые восхитительные блюда мира.
– Там еще яблоки есть.
– Нет, спасибо.
Через минуту передо мной стоял стакан с водой.
«Ты так совсем исхудаешь!» – заметил Герман.