Я открыла глаза. На краю моей кровати сидел Ваня.
– Сколько время?
– Чуть больше семи.
– Филин приехал?
– Да, только что.
Я села на постели и повернулась к Герману. Он ещё спал.
– Температуру мерили? – спросила я у санитара.
– Чего вдруг ты вспомнила? – удивился он. – Мерили. Каждый день в шесть утра, пока ты спишь.
– А вечером во сколько?
– А вечером у нас не измеряют. У нас, почти все, соматически здоровые. Кто заболел, тому и утром, и вечером, и в день по нескольку раз.
– И сколько у него утром была?
– Идеальная. Тридцать шесть и шесть.
– Хорошо.
– В тренажерку сегодня пойдем?
– Да, ему надо восстанавливаться.
– Ну, он уже заговорил. Я никогда не слышал его голоса.
– Мне сначала показалось, что всё это мне приснилось.
– Нет, я тоже был здесь. Подтверждаю.
– Ладно, – произнесла я, вставая с кровати, – пойду умоюсь, надену белый халат, а потом к Филину.
7.31.
Забежав к сестре-хозяйке, я отправилась на второй этаж в кабинет главного врача.
– Николай Васильевич, – спросила я, постучав, – можно?
– Проходите, – ответил он, откладывая истории болезней.
– У меня к Вам очень серьезный разговор, – садясь за стол, куда он мне указал, говорила я.
– Я Вас слушаю.
– Когда я пришла сюда неделю назад, Вы обещали мне дать два месяца на лечение Германа Верского. Но Вы не предупредили меня, что мне придется сталкиваться с кознями сотрудников, для которых жизнь и судьба данного пациента – пустой звук, а также способ насолить мне.
– Кто же Вам мешает работать? Санитар?
– Если бы. Человек, который возомнил себя на Вашей должности. Еремеев.
– Так… – тяжело вздохнул Филин. – Что же он натворил?
– Он удумал перевести моего пациента в общую палату. Хотя я ему говорила, что это не входит в его обязанности, и давать такие распоряжения может только мой руководитель, то есть Вы.
– Он объяснил Вам свое желание перевести Германа?
– Он сказал, что, раз достигнута ремиссия без помощи препаратов, значит он больше не опасен для окружающих.
– Вздор! Обострение может случится в любую минуту!
– Что посоветуете теперь делать? – в надежде на помощь, спросила я.
– Продолжайте лечение. Никто никого никуда не переведет. А Еремееву я объявлю строгий выговор.
– Благодарю.
Я встала из-за стола и прошла к двери.
– Кстати, есть какие-нибудь результаты? – поинтересовался Филин.
– Сегодня ночью он заговорил. Его речь была четкой, ясной, без каких-либо патологий.
– Я рад. Искренне надеюсь, что Вам удастся его восстановить до октября.
Я попрощалась и вышла из кабинета.
Это была победа!
7.58.
Я чуть ли не вприпрыжку забежала в палату. Герман сидел в кресле-каталке, а Ваня расправлял постель.
– Чего ты такая довольная? – удивился санитар.
– Никто никого никуда не переводит. Всё остается как есть!
Мой подопечный грустно улыбнулся.
– Что-то не так? – спросила я и, осмотрев себя, поняла, что не сняла халат. – Ты из-за этого?
– Нет, – ответил он.
– Сейчас приду, – объявил Ваня и вышел из палаты.