– Приехали, доктор. Выходим. – Срываюсь с места, спрыгиваю с подножки, не оборачиваясь выхожу в проулок, знаю, он идет следом.
– Эй, а каково это не иметь имени? – Спрашиваю я.
– А как это иметь имя, равное сотням других? – Он поравнялся со мной и посмотрел из-под очков невидящими глазами. – И такую же жизнь.
Ускоряю шаг, еще два квартала, и будет нужный дом. Тридцатый по улице Матросской, белая кирпичная малоэтажка хрущевских времен.
Там живет Серега, в облупленной, требующей ремонта двушке, пропахшей… Чем пахнет старая квартира? Обойным клеем, закрутками на зиму, немного канифолью, стираным бельем и чем-то еще неуловимым.
Поднимаюсь по лестнице, вдавливаю пальцем затертую коричневую кнопку звонка. Дурацкий звук слышно аж на лестничной клетке.
– Ну Серега. Ну! Открывай давай!
Шлепки босых ног по линолеуму. Сергей Ипатьев, собственной персоной пошел проверять, кто стучится в его скромное жилище с утра пораньше, то есть ближе к обеду.
Перед моим носом распахнулась дверь.
– Ну Сере-е-ега! – Тяну я вместо приветствия, рассматривая этого деятельного товарища. – Ну! Как-так то?
Товарищ еле стоит на ногах после вчерашних возлияний. Несет от него безбожно.
– Мы ж договаривались.
– А-а-а-а… – Издает он нечленораздельный звук, переступая босыми ногами. Тощие волосатые конечности торчат из безразмерных полосатых труселей, доходящих ему чуть ли не до колена. Где вообще он взял эту дедушкину радость?
– Зайду? – Спрашиваю я вслух, чувствую что ко то теребит мою штанину. Это Пеппи, рыжая, в желтом хлопковом платье со сползающими гармошкой с ног разноцветными кхм… Это сложно назвать чулками, но пусть будут они.
– Пойдем отсюда. – Ее серые глаза смотрят серьезно и настойчиво. – Пойдем. Ты все равно от него ничего не добьешься.
– Я… – Серега собирается в кучу. – Я не один, извини.
Прощаюсь, сбегаю по лестнице, стараясь не даже мельком представлять себе любительницу крепкой выпивки и семейных трусов в полоску. Нет, нет, нет! Главное не думать об этом.
– Она наверное курит трубку и носит черные сетчатые колготки. – Задумчиво произносит Пеппи.
Мы идем по улице. Безветренность держит в янтаре время, наркотический аромат жасминов такой плотный, что я кажется даже могу его видеть.
– Моя бабушка курит трубку. – Задумчиво произносит известный козлобородый певец в розовых очках.
– Это же не твоя песня. – Фамильярно обращаюсь к нему на «ты». – Прекрати.
– Ну так запрети мне! – Он мурлычет что-то про музыку регги и продолжает петь о бабушке.
Я злюсь.
Была бы у меня эта дурная привычка – сел бы и закурил.
– Иду, курю… – Блеет мой спутник.
– Борис Борисыч! – Я укоризненно качаю головой. – Здесь же дети.
– Извиняйте дядьку! – Победно рапортует он.
– Кажется у меня новый воображаемый друг. – Почти вслух думаю я.
– Эт Серега у тебя – друг воображаемый. А мы, настоящие. Верно дитя?
Пеппи согласно кивает.
Вот так я и иду по жизни.
Во главе собственной маленькой, но очень стойкой армии. Со мной Сократ и Сафо, Сенека и Аристотель, Сей Сенагон и Гипатия.
Малефисента изредка одалживает мне черные крылья, а Эовин – коня, меч и зеленое знамя Рохана.
Гэндальф и Борис Борисыч стоят за моей спиной, ворчат и помогают советом.
Хель, Грилла и Баба Яга ткут мои сны.
Моя армия умещается на острие швейной иглы.