Без вести

В восемь часов и десять минут следующего дня, вечером, они прибыли в Киселево. Выгрузились немного поодаль от станции электрички. Вадим Соловьев, чья кличка до сегодняшнего дня была Очкарик, нынче не был за рулем. После суток на Гороховой, у программиста это никак бы не получилось. Он всю дорогу удивлялся, как это может получаться у агента Гарри. Мужик словно не провел эти сутки там же, где и он.

На Гороховой. В городе, который он таким не знал никогда.

Вадим Вадимович жил по стандарту. Обычный тридцатилетний мужчина, интересующийся исключительно своим компьютером и всем тем, что есть и нового появляется внутри дьявольской игрушки (как любит говорить его мама). Молодой мужчина обожает поесть и не только то, что готовит для него заботливая родительница, с которой он все еще к этому возрасту не разъехался. Они вдвоем скромно живут в трешке на Рыбацком проспекте. Четырнадцатый этаж – теоретически, это была бы замечательная квартира, с видом. Но семье Соловьевых по традиции не повезло, их окна выходят на противоположную от Невы сторону и вид из них открывается весьма удручающий. Добавить к этому, что лифт в доме без конца выходит из строя и можно было бы удивиться, почему Очкарик так до сих пор не похудел. Однако ответ на этот вопрос был очень простым – Вадим Вадимович долгое время по этой и не только причине старался как можно реже выходить из дома. Пока… Пока в сети не набрел на фото Евы и на информацию об ее организации. Было это более двух с половиной лет назад. В ту пору еще ее брат заведовал всеми делами, а Ева ему помогала. Это была любовь с первого взгляда, и он так долго проделывал дорожку к ее сердцу. Выкладывал ее из камня, любовно соблюдая все нормативы и вписываясь во все повороты.

До вчерашнего дня. Пока не оказался на Гороховой.

Вадима Вадимовича внезапно резко затошнило. Вывалившись из своей машины, очкарик, держать за рот, отбежал в кусты. Хорошо, что уже темно. Они остановились, немного не доезжая до остальной группы, там впереди, где в свете фар ребята из «БезВести» уже разбивают лагерь. Привычная процедура. На всех вылазках и до начала поисков организуется штаб-палатка, в которой сидит оператор и отслеживает передвижения группы.

– Держи воду, – крикнул сзади Горовиц и в затылок программиста, согнувшегося пополам за ближайшим от них деревом, прилетела полупустая бутылка с водой. К слову, сушняк мучал всех троих. Почему троих? Да, это… суть истории.

Накануне. Накануне из полицейского участка агент велел прямиком ехать на Гороховую. Сказал, что он не намерен такое важное дело откладывать на потом и они прямо сейчас должны обсудить все детали. После того, как Очкарик переступил порог кафе (если его можно еще так называть), он уже не помнил, где оставил свою машину. Подталкивая его в спину, Горовиц велел Соловьеву пройти через скромный зал кафе на первом этаже, что-то шепнул бармену и тот проводил их за свою стойку, где за углом скрывалась неприметная, выкрашенная в черный цвет дверь. А за ней открылись ступеньки. В подвал.

– Нам обязательно туда спускаться? – в нерешительности, Вадим Вадимович остановился на самой верхней ступеньке, за что сразу же получил тычок кулаком в плечо.

– Обязательно. Там… можно курить, – пояснил агент уверенно и не позволил представителю «БезВести» отступить назад. Поправив очки на утином носу, молодой мужчина вынужденно спустился в самое пекло. Да, именно. Это так и стоит назвать «пекло». Что было после, Соловьев помнил еще более смутно. Дым и не от сигарет. Мягкие подушки с восточными рисунками и он на них. Он помнил себя по пояс голым, куда-то исчезла его одежда, а ширинка на джинсах оказалась расстегнутой. Еще он помнил голую женскую грудь, елозившую по его губам, и то, как девушка велела высунуть язык, после чего бесстыже опустилась на его лицо, ощекотав его чувствительные ноздри волосками со своей промежности. А перед этим… перед этим был уговор.

– Давай так, очкарик, – упав на подушки неподалеку от него, агент прикурил косяк с чем-то, что явно не пахло, как табак и заговорщицки прищурился. – Я помогу тебе завоевать Валькирию, а ты женишься на ней и сделаешь так, чтобы я участвовал во всех ваших мероприятиях.

– Какую Валькирию? – удивился Вадим, принимая косячок из рук агента.

Побоялся отказать. Затянулся по глупости сильнее, чем надо было и закашлялся. Агент похлопал его по заплывшей трудовыми мозолями спине.

– Ту, которая вашей организацией руководит.

– Еву? То есть, я хотел сказать, Еву Викторовну?

– Ну.

Он сперва отказался. Но после очередной затяжки, уплыв и соединившись затылком с золотой подушкой, выслушал непринужденный совет третьего. Того. С кем они только что приехали в Киселево. Этот тощий, длинноногий, несуразный парень, встретил их в подвале. Если он не был владельцем этого места, то был как минимум его завсегдатаем.

– Ты неправильно куришь, – тоже упав на подушки между ним и агентом, парень, больше похожий на растрепанного подростка, натянул вязанную разноцветную шапочку себе на глаза. – Этим местом на-а-адо наслаждаться, – затянувшись своим косяком, протянул тот. – Твоя жизнь – это бесконечность… запомни, друг. Не ты рожден для нее, а она для тебя. Все в ней создано для тебя. Травка… Этот зеленый дым, – парень провел растопыренными тонкими пальцами перед своим лицом. – Алкоголь. Секс и деньги… Этим миром не надо управлять. Будь дикарем. Плыви по течению, братан, и наслаждайся. Здесь все-е-е для тебя-я-я.

И опять в ушах возник уверенный голос агента:

– Соглашайся, очкарик. Зинаида научит тебя премудростям, ты завоюешь Валькирию и сделаешь так, чтобы я был в БезВести на постоянной основе.

– Зачем вам это? Вы же полицейский… – вопрос Вадима Соловьева растворился в тумане и словно выманил оттуда расплывчатый ответ:

– Не думай об этом. Зачем? Расслабься. Зина научит… Ты познакомишься с настоящим оружием, которым можно победить любую женщину. Для этого тебе не надо заниматься спортом. Во всяком случае не тем, о котором ты подумал.

Голос агента постепенно трансформировался в мягкий, эротичный шепот Зинаиды.

– Открой ротик, зайчик. Я введу тебя во вселенную оральных удовольствий, от которых ни одна избалованная киска не устоит. Открой рот, милый… Высунь язык. Представь, что это больше не твой язык. Это твой друг, это сам ты… Это тот, кто проникнет в любую женщину, возьмет ее и оттрахает так, что львица завоет под тобой. Прикрой глазки…

Перед тем, как Зинаида опустилась на его лицо, и он утонул в ее извержениях, Очкарик помнил смутный силуэт удаляющейся спины агента. Оставив их с Зиной наедине, Горовиц вышел из помещения, обнимая за талии двух других красоток.

– Во-оздух… – пропел Толик, вслед за остальными появившись из машины Соловьева. Парень, в болтавшихся на его костях джинсах и высоких сапогах, ступил на сырую после оттаявшего снега лесную землю. Шумно втянул ноздрями воздух и заулыбался. Его улыбка все еще не стала более четкой, но уже была чуть более реальной. Возможно, это из-за отсутствия дыма вокруг них.

Рядом с Толиком стоял агент. Он по-прежнему был в той же одежде, в которой накануне появился в полицейском участке.

– Вас не пустят на поиски в таком виде, – умыв водой из бутылки рот и кое-как утерев рукавом губы, которым предыдущей ночью пришлось испытать то, что не дано испытать более сорока процентам мужчин на всей планете за всю жизнь, прохрипел Соловьев.

До этой ночи… Очкарик мог бы по пальцам сосчитать разы, получившиеся у него с девушкой. Больше всего получилось «встретиться» с Наташей, пухленькой, невысокой блондиночкой с первого этажа. И это было до того, как она вышла замуж. В те редкие моменты, когда его мамы не случалось дома. В остальное время – компьютер, дверь на ключ и любимый сайт, начинавшийся с буквы «Х».

– Почему? – не понял Горовиц.

Ха, вот уж точно агент. После такой ночи и все еще в разорванной в клочья одежде, мужик выглядел как сошедший с обложки журнала миллиардер. Зине его учить нет необходимости, здесь скорее наоборот. Он научит Зину такому, о чем жрица любви даже и не слышала.

– Ева… – отчество Соловьев в последний момент проглотил.

Да. Смутные воспоминания об уроках Зинаиды, о том, как сексуальную красотку мотало от наслаждения прямо на нем, как он уверенно сжимал ее ягодицы и о том, как его язык в действительности… перехватили его дыхание. Молодой мужчина сглотнул и, с неимоверным усилием воли взяв себя в руки, продолжил:

– Ева тщательно следит за тем, чтобы все, кто участвует в поиске, были одеты правильно. Это правила безопасности. Это болотистый лес, который мы все будем прочесывать, выстроившись в единую линию и по-другому никак. Так что – фонарик на голове, спецодежда, чтобы никто не замерз в ходе поисков, которые могут продлиться и до утра – это обязательно. Без этого вас просто не пустят с нами. У меня, – Соловьев гордо открыл багажник своей «Киа» и вытащил оттуда походную сумку, – все всегда с собой. А вам, боюсь, придется остаться.

Очкарик был доволен собой. Похоже, уроки не прошли даром. Теперь он другой. Он может. Так думал, натягивая утепленные штаны и сапоги. Пока не свалился на свой зад, вздрогнув из-за неожиданного появления двухметровой мужской фигуры из темноты. Незнакомый мужик, из которого, если распилить его на три равные части, смело бы получились три аккуратных Вадима Вадимовича, в этой лесной темноте появился в черном деловом пальто, надетом поверх черного делового костюма. Подойдя к ним, незнакомец бросил черную же сумку прямо под ноги агенту и прогрохотал над ним:

– Радик Романович велел передать. Так и знал, что ты, как всегда, застрянешь на Гороховой.

Горовиц как будто даже не удивился. Поднял с земли сумку и раскрыл ее. Через мгновение наружу он выудил полный боевой комплект – штаны, куртку и высокие походные ботинки, стоимостью около шестидесяти тысяч рублей. Соловьев давно мечтал о таких, а вблизи увидел только сегодня. Агент начал переодеваться.

– Фонарик там тоже есть, – бросил незнакомый дядя, которому Горовиц не так уж и сильно уступал в комплекции и, развернувшись к ним спиной, ушел в темноту.

– Эт, че? – усмехнулся Толик, чуть пошатываясь на тонких ногах. – Фея прилетала?

– Фея, фея, – кивнул агент, в секунду скинув с себя всю порванную одежду, в том числе дорогие ботинки. – Стилист мой… персональный.

Горовиц немного запнулся, потому что почти из кромешной темноты их всех вдруг выхватил яркий луч света. Они не увидели, кто стоял за ним, зато услышали раздраженный голос Евы Викторовны:

– А мне говорят, кто-то там к нам еще пожаловал, но побоялся подъехать ближе. Думали, журналисты, а это вы.

Соловьева сильно зацепило то, что центр луча пришелся как раз на голого Горовица, застывшего перед всеми в одних обтягивающих его подтянутое тело белых трусах. При этом мужик нисколько не смутился, только переступил с ноги на ногу, благо стоял на холодной земле босиком.

– Ева, – удивив своей дерзостью даже самого себя, прикрикнул Очкарик на предводительницу, – убери свет. Это полицейский, не видишь? Мы немного опоздали. Сейчас переоденемся и подойдем к палатке.

Вадим Вадимович оседлал свою раздраженность в тот момент, когда луч Евы Викторовны соскользнул с агента и ударил по нему самому. Похоже, он впервые заставил ее себя заметить. Поэтому и не удержал счастливую улыбку на лице, прошептав беззвучно так, чтобы товарищи по оружию не заметили его слабости: «Привет».

– А это кто? – после почти минутной паузы, поинтересовалась Валькирия.

Луч света выхватил из темноты Толика. Парень зажмурился, в его-то состоянии – свет в глаза был настоящей пыткой.

– Загаси фары, доктор, – прикрыв глаза грязной ладонью, вяло потребовал тот. – Я свой, не видишь, что ли?

– Это Анатолий. Он доброволец, – пояснил Соловьев.

– Сомнительный доброволец, – недовольно констатировала Ева. Викторовна. – На ногах еле стоит. Ладно, переодевайтесь и дуйте к палатке. Через пять минут построение.

Щелкнув фонариком, а на прощание еще раз скользнув светом по атлетической фигуре агента, Данилова выключила свет и направилась обратно ко всем собравшимся, коих только издалека очкарик успел насчитать человек двадцать. Почти все собрались.