Тропами бесконечности. Хроники смежных миров

(…широко улыбающийся дед за подмышки вытаскивает меня из-под одеяла, в чём есть выносит во двор и ставит на землю.

– Ну что, красавица, c Днём Рождения! Иди, собирай свои абрикосики.

Прохладная, покрытая росой трава приятно щекочет босые ножки двадцать какого-то размера. Мама ведь недавно говорила какого, я опять забыла… Солнце, только-только поднявшись над высоким зелёным забором, всеми силами стремится поравняться с нашими вишнями, по которым с утра уже лазает с бидоном старший брат.

Забыть их. Отказаться. Не по принуждению, а по доброй воле. Ради их же блага…

Двадцатое июля. Бог знает, почему первые абрикосы всегда падали именно в мой День Рождения?…)

– Семью не очень.

– Где же логика?

Я равнодушно передёрнула плечами, незаметно для себя самой стряхивая с них тяжесть вернувшихся воспоминаний.

– Вы правы. Должно быть, в этом нет логики.

Проверяющий несколько растерянно вернулся к вопроснику.

– Ревность?

– Ревность? – вопросом на вопрос отвечаю я. – Причем тут ревность?

– Пожалуйста, отвечайте на мой вопрос, – настаивает проверяющий.

– Н-не знаю, – я кокетливо дернула плечами. – Вы мне скажите.

Легкая улыбка, адресованная проверяющему. Его лицо невозмутимо.

– Ваши реакции нестандартны. Вы мне лжете?

– А вы хотели бы поймать меня на лжи?

– Мы не ловим на лжи Вечных. Наша задача совсем в другом.

– В чем же, если не секрет?

– Секрет, – его мелкие крысиные глазки смотрят на меня без эмоций.

– Знаете, – говорю я проверяющему с предельно отстраненным выражением лица, – когда-то давно я была у психолога. Обычные тесты в связи с моим назначением сюда, в Оффтайм, – я выжидаю, позволяю ему прочнее увязнуть в собственном любопытстве.

Легкое движение бровей. Он глотает наживку, даже не жуя.

– Результатом тестирования был вердикт следующего рода: вы мыслите не как человек.

– Интересно, – тянет паузу, препарирует меня, словно распятую на доске лягушку. – А как кто?

– Вот и я так же спросила.

– И что Вам сказали?

– Сказали, что это второй случай в истории. После Будды. К нему высылали штатного пси-модельера. Когда-то. Давно.

– И вас взяли на работу в Оффтайм?

– Не в связи с этим. По другой причине.

– В вашем деле этого нет, – поднятые брови с головой выдают его удивление. Возможно, мне даже удастся провести этого невозможного, скользкого, отвратительного… дознавателя, в общем.

– Не уклоняйтесь, пожалуйста, от моих вопросов. К чему вы мне это рассказали? – его лицо вновь возвращает себе свое изначальное, непроницаемое выражение.

– К вопросу о нестандартных реакциях, – отвечаю я.

(… Боже, как невыносимо хочется курить! Я вспоминаю кальян, один на всех. И травы… Миллион моих собственных лет назад, там, где раньше был наш университет и тот тихий, солнечный городок, где мы впервые встретились с Ним… с мужчиной, которого я любила… с тем, кто был мне так дорог… И о моей привязанности к которому ни в коем случае не должен был узнать этот высокомерный заносчивый тип! Потому что здесь любые привязанности – табу. Любая религия – табу. Любая слабость – табу. И отстранение от должности, разумеется. Изгнание агента в его безвозвратный…)

– Вы не ответили на мой вопрос, – мои мысли о нашем кальяне внезапно прерываются этим голосом.

– Какой из трех Ваших вопросов, на которые я не ответила, интересует Вас наиболее?

– Вы мне лжете?

– По поводу?

– Вообще.

– Конечно, – я мысленно делаю огромную, термоядерную затяжку и выпускаю дым через ноздри. Становится как-то легче, и я говорю: – Вы знакомы с основами Немодальной Необращаемой логики? —

– Естественно, – говорит мне проверяющий. – Это мой хлеб.

– Тогда вы должны знать, что к любому неглобальному утверждению можно подобрать такую систему Базовых Ценностей, что в рамках данного базиса, ваше утверждение всегда будет ложно.

– Уточните, раз уж вы начали эту тему.

– Уточняю. То, лгу я Вам или нет, целиком определяется теми критериями истинности, которые Вы сами избрали в качестве базиса. И тут получается так, что Вы, если захотите, всегда сможете уличить меня во лжи, выбрав соответствующим образом критерии того, что есть ложь по данному конкретному вопросу.

– Такое поведение называется жульничеством! – его голос содержит теперь раздражение. – И оно, смею вас уверить, не практикуется среди служащих того отдела, сотрудником которого я являюсь.

– О! Не принимайте близко к сердцу. Это не оскорбление. Это только теория.

– Понимаете, ммм, – смотрит в бумагу, – Севастьяна, Вы были бы во всем абсолютно правы, если бы речь шла о неглобальных понятиях… Скажем, что-нибудь вроде «легкомыслие». Я неспроста задаю Вам немодальные переменные. Любовь, семья, ревность… Эти понятия фундаментальны. Не варьируемы, или, как еще говорят, немодальны. И они так же не обращаемы, то есть, у них нет собственных инверсий. Например, у любви.

– Да, я знакома с теорией. Как-никак я одна из авторов.

– Вы? Отлично! Ненависть, например, не есть инверсия, или отрицание любви, а является самостоятельной немодальной и при этом глобальной константой психики любого нормального человека.

– Поэтому ненавидеть и любить можно одновременно.

– Именно! Вы меня понимаете. Очень хорошо.