– Как тебя зовут?
– Мара.
– Руслан.
Она снова улыбнулась, ямочка на щеке, а глаза серьезные, изучающие.
– Пошли танцевать, Мара, – я вытянул её на танцпол, когда заиграл медляк.
Подумал сразу же, что она очень худенькая. Даже чересчур, сказал бы. Светло-русые волосы, ровное короткое каре, бархатные карие глаза с пушистыми ресницами.
Когда притянул ее к себе, меня захлестнуло её энергетикой. Она вздрогнула, когда пальцы мои на талии оказались. Такая тонкая, гибкая. К середине танца я уже чувствовал, что она не такая, какой кажется. Нет в языке её тела самоуверенности, напора, наглости. Лёгкие чистые движения, грация такая, девичья, не роковой обольстительницы. Она предпочитает казаться, а не быть.
– Как ты смотришь на то, если я тебя украду, – девчонка улыбнулась, – Ты не против?
– К тебе я не поеду.
– А я тебя и не зову. Пошли гулять.
– Ночью?
– Можно подумать, ты ночью никогда не гуляла, – я с сомнением уставился на неё.
– Не-а, не гуляла, – она опять улыбнулась
Мы вышли из клуба и направились к центру города. Взяли кофе и брели в сторону площади, горели фонари, освещая темноту проспекта, а проезжающие машины разрезали тьму полосами света фар.
– Я же сказала, что к тебе не пойду, – сказала она, когда мы подошли к подъезду.
– Я не живу здесь, расслабься. Хочу показать кое что, с крыши вид просто потрясный.
При слове «крыша» она опять вздрогнула, заметил, как задрожали пальцы. Зрачки расширенные, вид сосредоточенный.
– Я высоты боюсь, – выдохнула чуть слышно, когда заметила мой интерес.
– Не бойся, я с тобой.
И она шагнула в подъезд.
Там, наверху, я снял куртку, и мы присели на неё. Она зачарованно смотрела на открывающийся вид и молчала. Я видел, что ей нравится.
Там, на крыше мы встретили наш первый рассвет.
– Что ты делаешь завтра? – спросил я, когда мы спустились вниз и уже брели по мостовой.
– Встречаюсь с тобой. На этом самом месте в 18:00.
– Угадала.
И она рассмеялась. Ух ты. Вот это звук, до мурашек.
Не было в ней пошлости. Не лезла она в мои объятия, язык свой в горло не пихала. И ночь как-то незаметно пролетела. Когда ехал к ней на встречу, захотелось купить ей цветы.
3
Марта
Руслан был какой-то притихший. Забрал меня с работы, улыбался, вроде, все хорошо, мы шутили. Я ему про Васю Ильюшина рассказывала, мальчишку, который приходил ко мне по поводу квиза, что я планировала в конце месяца.
А Руся какой-то в себя погружённый, неразговорчивый, молчал больше чем обычно.
Дома, едва мы зашли, он не переодеваясь, упал на кровать. Я собралась поворчать, но передумала. Легла на него сверху и начала целовать его уши. Обычно он начинал издавать такие смешные звуки, говорил, что ему очень нравиться и щекотно одновременно. Но в этот раз он выдохнул и сказал:
– Командировка, мурёнок. Отправляют нас.
– Куда? – я внутренне напряглась, ожидая какую-то гадость.
– Сирия.
Удар в солнечное сплетение, перехватило дыхание и ощущение, будто рука сдавливает моё сердце. Я выдохнула весь воздух из лёгких.
– На сколько?
– Сорок суток.
– П4здец.
– Не ругайся, я не мог отказаться.
– Я знаю, – я прижалась щекой к его затылку. Тут же в голову полезли мысли, эти самые дурацкие мысли, которые заставляют тебя умирать, хотя всё хорошо и ничего ещё не случилось.
– Тебе страшно? – спросил меня он.
– Да, – просипела я полушепотом.
Я лежала на его широкой сильной спине, целовала его родинку на затылке, и, как в детстве, зажмурившись, повторяла про себя одно единственное желание: «Вернись живым и невредимым, я буду молиться каждый день, чтобы с тобой всё было в порядке».
Ночью я оплела собой его тело, будто это помогло бы стать присоской и защитить его от шальной пули или снаряда. Или заряда тротила на растяжке. Господи, сколько ещё опасностей будет там, и я ничего не могу поделать. Хотя, нет, почему же, я могу ждать. Симонов хорошо знал о сверх силе, которая кроется в женском ожидании[2 - Стихотворение Константина Симонова «Жди меня, и я вернусь…»]. Я буду ждать. Но тут же в голову пришли другие строчки: «И никого не защитила вдали обещанная встреча. И никого не защитила рука, зовущая вдали»[3 - Стихотворение Александра Кочеткова «Баллада о прокуренном вагоне»]. Я закусила губу, чтобы не разреветься.
Я с трудом доработала до конца недели. Каждое утро я еле находила силы оторваться от любимой горячей кожи, заставляла себя выползти из-под одеяла и просто идти туда, куда ещё недавно я летела как на крыльях. С понедельника начался мой согласованный с руководством отпуск без сохранения заработной платы.
Я проводила с Русланом всё время, которое у него не было занято работой и подготовкой к заданию.
Утром я просыпалась раньше чем он и просто смотрела. Какие у него очень длинные ресницы. Какой он красивый. Четко очерченный контур губ. Его спокойное расслабленное лицо убивало мою тревогу, усыпляло мое желание всё контролировать. А потом он обычно открывал глаза, смотрел на меня и улыбался. Мы шли в душ, а потом он любил меня, отчего у меня выгибались пальчики на ногах. Позже я готовила ему завтрак, при этом очень старалась удивить его и дать ему как можно больше впечатлений, которые будут с ним, когда ему будет тяжело. Я ходила с ним в тренажерный зал, выступала отягощением, когда он подтягивался или отжимался, мы прыгали на скакалках на перегонки, я ходила с ним в тир. Мы много смеялись. Мне хотелось разделить с ним каждую секунду оставшегося до отъезда времени.
Я старалась насладиться им до моего верхнего предела, чтобы он заполнил меня полностью и даже немного больше, но за десять дней мне это так и не удалось, мне всегда было его мало. Я пила его энергетику и получала легкую вибрацию внутри от того, что он во мне, в каждой моей мысли, в каждом моём взгляде.
Я провожала его без слёз. «Улыбайся, Марта». Обнимала, целовала его родинки, трогала его форму – Боже, как ему идет форма! Поправляла погоны, обводила пальчиками нашивки. Вот в этих загадочных символах – мой Руслан, вернее, его часть, которую можно просто записать, а ведь это столько всего – и эритроциты, и тромбоциты, и красные кровяные тельца. Такие маленькие его части. Это всё он.