Сейчас. P.S. С меня хватит. Книга 2

Мы были разные. Мы жили абсолютно разными вещами, читали разные книги, нам нравились разные фильмы. Единственной точкой соприкосновения была пустота от потери. Наш Добрый продолжал объединять нас даже после смерти.

Несмотря на то, что я была бы последняя, кто видел в нём мужчину, надо признать, что мужчиной он был красивым. Высокий, сильные руки, широкие плечи, хищные черты лица. И карие глаза необычного янтарного оттенка, жёлтые тигриные глаза. Если добавить к этому крайнюю уверенность в себе и умение быть невозмутимым в самых сложных ситуациях, то можно точно передать описание Шерхана. Девчонки откровенно вешались на него, начиная со старших классов.

Но какое-то невероятное стечение обстоятельств привело к тому, что мы сидим сейчас на берегу с этим крутым парнем, молчим и смотрим на огонь.

Черничное небо в светящихся точках звезд нависло над нами, в некоторых местах оно было укрыто сиреневыми облаками, как пенкой от варенья.

«Вот она, моя дымная осень», – подумала я, и подняла голову к небу.

– Смотри, видишь там звезды как буква «М»? Это Кассиопея, – он присел сзади меня, повернул мою голову и показывал пальцем куда-то в небо.

– Ага, вижу.

– Там какая-то легенда есть, точно не помню. Вроде царица Кассиопея считала себя очень красивой, и была наказана, половину года она как «М», половину года перевернута как «W», – сказал он, а потом добавил почти шёпотом, – Кассиопея – не только звёзды, есть ещё туманности Сердце и Душа.

И он поцеловал меня. Его горячие мягкие губы прикоснулись к моим губам, и меня как будто ударило током. В то же время, я не хотела, чтобы он останавливался, я хотела чувствовать хоть что-нибудь, пусть это будут удары тока, чёрт с ними. Его огонь стал проникать внутрь, растапливая лёд и вечную мерзлоту внутри меня. Какое-то подобие эмоции и чувства трепыхнулось в груди.

Когда он остановился, то крепче обнял меня сзади, я сжала его ладони, горячее дыхание обожгло мою шею. Мы молчали. Я не хотела, чтобы он отпускал меня.

Когда он привёз меня домой, мы ещё какое-то время сидели в машине.

– Это неправильно. Зря мы так, – нарушила я молчание.

Он ещё какое-то время сидел неподвижно, смотря перед собой. А потом развернулся ко мне.

– А как правильно, Малая? – он смотрел на меня, я опустила глаза. – Что бы я сейчас ни сделал, всё будет не так. Ты всегда мне нравилась. И если мы пойдем дальше, я предам друга. Но если мы остановимся, я предам тебя. Так что, я, в любом случае, предатель. Он резко замолчал и опять уставился в пространство перед собой.

– Но знаешь, что. Я выбираю тебя. Живую и настоящую. Потому что, если я тебя предам, ты сломаешься.

– Не придумывай. Я вон… Живее всех живых, – сказала я. Но вышло не очень убедительно.

– Вот только не надо, а. Ты как живой труп – бледная, худая. Сколько в тебе осталось? 45? Под глазами синяки, и глаза пустые, без жизни совсем. Когда ты ела нормально в последний раз?

– Я ела, честно. Просто не в коня корм, – оправдывалась я.

– У Доброго была интересная жизнь, у него была ты. Так получилось, что сейчас его нет. Ты есть, а его нет, понимаешь? Нет его и никогда не будет. Поэтому прекращай врать, Малая. Хотя бы самой себе.

– Ну, поцеловались один раз, ну это же ещё не предательство. Просто больше не будем и всё, я буду просто ждать.

– Малая, – начал он.

– Не называй меня больше так, – я всхлипнула, – он вернётся! Он обязательно вернётся!

– Что? Что ты такое несёшь!? Ох, бл444… – он развернул меня к себе и схватил за плечи, – Он умер. Его больше нет, Рина.

– Ты не видел! Я не видела. Он же может просто скрываться, надо просто подождать…

– Я видел.

Он замолчал. Я прикусила губу и заглядывала в его глаза, а он продолжил:

– Я был там. Это был он. Не говорил тебе, ты бы стала проситься со мной. А тебе было нельзя. Рина. Он умер. Он никогда не вернётся.

Я замотала головой, не принимая услышанную информацию.

– Ну, хоть заплачь, наконец, что ли! А то как кукла пустая, на всё дежурная улыбка. Ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь?

– Пошёл ты к чёрту, Корсак, – я выпрыгнула из машины, и быстро пошла к подъезду. – И не звони мне.

Он не позвонил. Он приехал в полдень следующего дня и повёз меня обедать.

4

Надежда. С каждой ступенью лестницы она покидала меня, уходила, не оборачиваясь. Горе опять стукнуло меня по голове, и кровь пульсом разносила по телу "не вернется- не вернется- не вернётся". Я опять удивлялась, как я ещё жива, и почему жизнь продолжается. Шерхан был прав. Вернувшись домой, я скинула обувь, зашла в ванную и стала рассматривать себя в зеркало. Я была как тату Санта Муэрте – красивая и отталкивающая одновременно. Под глазами залегли глубокие тени, тусклые безжизненные глаза как у мёртвой рыбы, болезненная худоба бросалась в глаза, я была похожа на анорексичку. Мой гардероб составляли вещи преимущественно черного цвета, изредка разбавленные темно-синими или темно-серыми, из светлых тонов была только одна рубашка, которую я надевала к чёрной юбке карандаш в особо торжественных случаях в университете. Одежда висела на мне, а о том, чтобы купить новую, я ни разу не подумала. Сильнее всего похудели руки, я давно уже носила одежду только с длинными рукавами, закрывающую мои хрупкие запястья, но костлявые пальцы не спрячешь. Осознанное эмоциональное отчуждение сработало, я отключила все эмоции, и уже давно не чувствовала вообще ничего. Можно ли жить без сердца? Нет. А вот существовать – вполне себе. Моя жизнь превратилась в биологическую функцию, в удовлетворение моих биологических потребностей. Какая-то часть меня умерла в тот день, на пляже, вместе с моим последним криком. В тот вечер я долго не могла уснуть. Я прокручивала весь наш разговор снова и снова. Размышляя над услышанным, я вдруг захотела чем-то увлечься, сильно, с головой, как я умею это делать. Чтобы интерес к какому-то делу разжёг огонь, и я опять начала гореть. Я встала с кровати и прошла на кухню. Плеснула себе в стакан джина Gordon’s, кинула льда, взяла сигарету и вышла на балкон.

«Добренький, ну вот опять с тобой говорю. Я дура, да? Димка, мой Димка. Тяжело без тебя. Не могу больше. Только не ругайся, ладно? Нет сил жить без тебя. Сладкий, помню, как ты меня учил – будь сильной, не плачь, не позволяй себе долго валяться в нокауте. Вот и Шерхан говорит, что надо жить. А как? Ну вот как? Скажи мне! Сказал, не ждать тебя больше. Нет тебя. Вот как ты мог? Уйти без меня, как ты мог? Мы же крылья, Димка. Друг без друга летать не можем. Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. Вставай и иди. Тяжко без тебя, медведь. Даже голову поднять не могу. Ну, хорошо, давай договоримся. Я постараюсь. Вот прям с утра я проснусь, начну вставать и идти. Буду думать, как мне жить дальше. Я буду делать вид, что тебя нет. Но мы то знаем, что ты просто ушел подальше и спрятался получше. А я перезагружу мозг и разрешу себе жить. Я постараюсь, честно. Но если у меня не выйдет – извини. Обещай, что не будешь ругаться».

Моя утрата никуда не делась, я по-прежнему каждой клеточкой чувствовала, что Доброго нет рядом, и теперь стало ясно, что никогда не будет. Не будет больше медвежьих объятий и поцелуев до «звёзд из глаз». Больше я не услышу шёпот на ухо «малюсенькая моя». Я думала, что всё изменилось – я студентка, живу во Владивостоке, вроде как изменились условия, образ жизни, но на самом деле ничего не изменилось, я просто закрылась на триста замков и продолжила жить с Димой в моей голове. Причины моего закрытия на триста замков не исчезли. Я по-прежнему инвалид с половиной тела.

Моё затянувшееся осознанное лишение эмоций вытолкнуло меня на обочину в ряды наблюдателей. И я вдруг захотела жить. Сколько прошло времени? Год, два, три? Я потеряла счёт этим одиноким дням, мне казалось, что это длиться бесконечно.

***

– Ты прав.

– Что? – он непонимающе смотрел на меня. Я только что села в его машину возле моего дома, он собирался меня накормить.

– Мне нужна помощь – я сломаюсь.

– Ну, отлично. Я за тебя рад, – сказал Шерхан холодно, глядя мне в глаза.

Я демонстративно закатила глаза, и стала подбирать нужные слова.

– Ты мне нужен. Я без тебя не справлюсь, – я посмотрела на него. Лёгкая полуулыбка тронула его лицо, его жёлтые глаза засветились, тонкий слой льда между нами потрескался и начал обсыпаться.

– Психотерапия?

– Не-а, не надо. Не помогает.

– Что я могу сделать?

– Научи меня. Научи жить без него. Помоги мне, – я выдохнула, – помоги мне начать жить.

Он сжал мою ладонь.

– Поехали хавать, – он подмигнул мне, а я стукнула его в плечо, сопровождаю это возгласом, протестующим против применения жаргонных словечек.

После этого разговора что-то изменилось в наших отношениях. Нет, у меня по-прежнему бегали мурашки по коже, когда он смотрел на меня. Но я больше не закрывалась от него на триста замков, и позволила ему просто быть в моей жизни. Для начала, мне нужен был друг.