Тот, кто заберет твое время. Начало

Там же стоял и порядком измотанный мистер Фуллертон, которого почти целиком засыпало снегом. Только для него это была не проблема. Одним прикосновением трости к своему ботинку, он заставил снег растаять и тот, как будто обидевшись на грозного старика, вовсе перестал на него падать.

Соня была поражена таким фокусом. Она уже открыла рот, чтобы начать задавать вопросы, но по взгляду мистера Фуллертона быстро поняла, что делать этого не нужно. Тот одобрительно кивнул и махнул рукой в сторону одного из вагонов.

– Тебе пора.

– Да. Я готова, – сказала Соня, пытаясь казаться уверенной и спокойной.

– Тогда иди.

– Может, будут какие-то советы в дорогу или указания? – с улыбкой на лице спросила Соня.

– Нет. Всё что будет дальше, меня уже не касается. Я свою работу сделал, – тихо ответил мистер Фуллертон.

Соня решила, что нет больше смысла тянуть время и молча пошла к ожидавшему её поезду. Как только она поставила обе ноги на первую ступеньку своего вагона, ей почему-то захотелось оглянуться и ещё раз посмотреть на снег, на голубей и на людей, которые её даже не замечали.

– До свидания, мистер Фуллертон, – крикнула девочка, стоя в вагоне.

– Прощай, Соня, – ответил он и помахал рукой.

Всего пара секунд и девочка скрылась в вагоне. И снова никто не обратил на это внимание, а мистер Фуллертон, постояв ещё секунды четыре, тоже поспешил удалиться. Он хоть и сохранял спокойствие и рассудительность, а главное, хладнокровие, но такие проводы были противны ему до глубины души.

– А ведь я мог стать кем угодно, в свое время, – бурчал Эллджер себе под нос, неторопливо покидая вокзал. – Эх! Судьба!

Глава 2

– Мистер Фуллертон! Мистер Фуллертон! – тетушка Фанни бежала со всей отведенной ей Богом скоростью и кричала во весь данный ей природой голос. – Мистер Фуллертон, да остановитесь же, наконец!

Никто не мог отказать тетушке Фанни. Сама мысль об этом не посещала даже самые мудрые головы. Возражать этой женщине было бесполезно, а главное – глупо и мистер Фуллертон прекрасно об этом знал. Все что ему оставалось, так это остановиться и выслушать тетушку Фанни от начала и до конца.

– Мистер Фуллертон, что же это происходит? – громко и с возмущением спросила она. – До каких пор это будет продолжаться? Неужели вы не можете ничего сделать?

– Не могу, – сухо ответил мистер Фуллертон. – И вы осведомлены об этом лучше других.

– Но, это же дети! – с дрожью в голосе сказала тетушка Фанни. – У меня же почти полный поезд детей! Как это произошло?

У мистера Фуллертона была еще одна характерно выраженная черта характера – он не любил отвечать на вопросы. Об этом знали все, кто так или иначе поддерживал отношения с этим стариком, но только тетушка Фанни позволяла себе спрашивать столь непростительно много.

Эллджер Фуллертон по сути своей был почти джентльменом и не мог разрешить себе обидеть женщину. Теперь, когда он понял, что ему не удастся быстро покинуть вокзал, он заключил, что лучше удовлетворить любопытство тетушки Фанни и немного успокоить её.

– Вам стоит поберечь свои нервы, дорогуша. Вы ведь, практически сердце этого поезда и без вас нам не справится, – деликатно начал мистер Фуллертон. – Я знал, что вам это не понравится, но что я могу? На вашей памяти уже были подобные поезда, и я надеялся, что вы к этому уже привыкли.

– К этому невозможно привыкнуть, – с неподдельной грустью отозвалась тетушка Фанни и глаза её слегка заслезились.

Мистер Фуллертон положил свою руку ей на плечо и вполголоса произнес:

– Не надо…. Не сейчас.

На самом же деле, он хотел сказать ей что-то вроде того, что она плохо старается. Что при таком обилии времени, проведенном с множеством разных людей, привыкнуть можно было ко всему. Но, не стал. Сентиментальность была чужда ему, а не ей.

– Мне разместить их как обычно, сэр? – взяв себя в руки, спросила тетушка Фанни.

– Думаю, да. Практика показывает, что это лучший вариант, так что не будем ничего менять и выдумывать. – Мистер Фуллертон убрал руку с плеча тетушки Фанни, развернулся и поспешил покинуть вокзал. Она решила сделать то же самое, что и он.

На самом деле Эллджер ни сколько не преувеличил, назвав тетушку Фанни сердцем поезда. Ведь благодаря её чуткому руководству, все там работало, как часы и даже лучше. Конечно, она любили покомандовать, не без этого, но ведь и обязанность была не из легких. Все нужно было держать под контролем, начиная от размещения пассажиров до составления меню.

Сама тетушка Фанни была женщиной в теле, с цветным платком, красиво замотанным на голове, в простеньком цветастом платье и белом переднике. Украшения она не любила, лишь иногда не её шеи можно было заметить крупные бусы, которые она одевала ни столько для красоты, сколько ради приятных воспоминаний. Её карие глаза все время поблескивали, а улыбка была настолько настоящей, что мгновенно обезоруживала любого.

Она обожала, когда везде был порядок и когда все вещи находились на своих местах. Благодаря этому, в каждом купе, в каждом вагоне, предназначенном для отдыха или для употребления пищи, всегда была идеальная чистота. А на кухню и вовсе входить можно было только прищурясь – там блестело всё. Даже в овощах, аккуратно ссыпанных в красивые деревянные ящики, если постараться, то можно было бы увидеть своё отражение. Что уж говорить о посуде, столовых приборах и полотенцах.

Все в этом поезде было изысканно и дышало благородством. Все вагоны были оснащены блестящими деревянными панелями, кругом были бархат, шелк, хрусталь и золото. Все ковры и занавески были исключительно ручной работы. Особую прелесть занавескам предавала вышивка разнообразных животных, птиц и растений. Все это чудесным образом оживало, сразу после того, как состав покидал перрон. Тетушке Фанни особенно нравилось наблюдать, как на куске обычной ткани вдруг начинали цвести необыкновенной красоты цветы, а крохотные птички, перелетая с веточки на веточку, пели свои мелодичные песни. Она могла бы часами смотреть на это, если бы у неё не было столько работы.

Вся мебель здесь была из красного дерева, которая поначалу казалась чуточку громоздкой для подобного пространства. Но, это лишь на мгновение, пока не привыкнут глаза. Вокруг висело множество картин всевозможной формы и цвета, с сюжетами, понятными больше самому художнику, чем всем остальным.

Чего точно не было в этом поезде, так это зеркал. Никого тут не интересовало, как он или она выглядят. Зато в вагоне, предназначенным для отдыха, стоял небольшой рояль, а над ним висел габаритный, пожелтевший от времени холст. Он был заключен в массивную золотую раму и смотрелся бы еще прелестней, если бы на нем было, хоть что-то нарисовано. Но, он не был предназначен для простого рисунка. У него была другая задача.

Кому, как не тетушки Фанни лучше всего было известно, что все стареет и портится, без должного ухода. Что за всем этим великолепием, окружавшим не только её одну, нужно следить. А, как управляться в одиночку? Конечно, ей были даны силы не только человеческие, но и чуть-чуть волшебные, которые, кстати, она использовала с умом. Только работы все равно было, как говорится, чёрт на печку не вскинет.

В тот день, когда тетушке Фанни выделили помощницу, она была прямо-таки на седьмом небе от счастья, ну или на девятом. Бесшумно порхая по вагонам, она с нетерпением ждала свою протеже, но увидев присланную к ней женщину, была слегка разочарована. Она ждала веселую, желательно капельку упитанную особу, с желанием работать, подчиняться и дружить. Взору её предстала совершенно другая картина.

Тетушка Фанни принимала всех новеньких у себя на кухне, которая занимала почти целый вагон. Для неё это была и кухня и кабинет и комната для отдыха. Она бы могла даже спать там, если бы туда поместили кровать. Но, слава Богу, до этого не дошло.

Теперь, оглядывая с ног до головы присланную к ней даму, тетушка Фанни часто прищуривалась и недовольно пыхтела. Юна – так звали помощницу, была женщиной высокой и довольно худой. Её кожа казалась слегка прозрачной. Такой оттенок без оттенка. Черные как смоль волосы были нехотя заплетены в две косы. Глаза светлые. Взгляд странный.

Одежда на ней была темная и мятая. Из всего этого можно было сделать лишь один вывод: Юна не уделяла должного времени ни своему гардеробу, ни своей внешности, ни попыткам поладить с другими людьми. Последнее тетушка Фанни поняла по тому, как держалась новая работница поезда. Движения Юны были резкими, брови хмурыми и она никогда не смотрела в глаза собеседнику, даже если рядом больше никого не было, и говорили только с ней.

Нельзя сказать, что поладили они быстро. Но, находясь практически в постоянно замкнутом помещении, лучше дружить, чем ругаться, так, по крайней мере, считала тетушка Фанни. К тому же, ей давно не хватало какой-то обыкновенной женской болтовни. Так что, потихоньку помаленьку, но отношения все же сложились.

Надо отметить, что поезд был очень большим, и управлять им было не так-то просто. Для этого нужен был особый человек и однажды он снова нашелся, сменив своего предшественника. Так что теперь, всем этим безумным составом командовал Зорий.

Он был мужчиной в возрасте, небольшого роста, с крепким телосложением, со скуластым лицом и с сединой в волосах. Он постоянно курил трубку и громко хохотал. У него не было ни особых примет, ни стойких принципов, ни больших надежд, ни малых желаний. Зорий привык довольствоваться тем, что имел. Просто когда-то это не помогло, не сработало, и он очутился здесь.

Зорий мог решить любую проблему, связанную с этим железным монстром и иногда даже попросту, криком. Если какая-то деталь отказывалась работать, то он сначала искал с ней общий язык, а если вдруг не находил, то начинал с ней ругаться. Обычно это помогало.

Помощником Зорию был назначен паренёк со странным именем Хуффи. Когда-то давно Хуффи был одиноким, запуганным беспризорником, который осторожно ходил по улицам, стараясь быть как можно незаметнее. То, что он научился делать на отлично, так это не привлекать к себе внимание. Ведь жизнь беспризорника, одна из самых опасных на свете.

Хуффи было около двадцати трех лет, но на вид ему никто не дал бы больше шестнадцати. Он всегда был с растрепанными волосами и слегка неопрятный, но его это не беспокоило. Хуффи всегда был веселым и ко всему относился играючи. Видимо, так ему было удобнее, находится в этом месте.

Рано или поздно срок службы в поезде времени заканчивался и освобожденный от работы человек свободно выходил на одной из станций и исчезал. Больше его никто никогда не видел. Единственный, кто был обречен находиться здесь всегда – это шут по имени Франциск. Он был самым загадочным обитателем этого поезда.

Франциск был самый настоящий шут: в колпаке с бубенцами, в облегающей одежде в черно-белую шашечку, в черных башмаках с закрученными носами, на которых тоже позвякивали бубенцы. Лицо его было красиво раскрашено, хотя он вполне мог бы обходиться без грима, но почему-то не хотел.

Иногда он медленно прогуливался по всему составу с серьёзным видом и посохом в правой руке. Этот посох был самой любимой вещью Франциска, и не только потому, что он был волшебный, сделанный не одним чудесным существом, а еще, потому что подарен он был самим Эллджером Фуллертоном, в знак дружбы.

Подарок представлял собой бесхитростно выструганную палку с хрустальным шаром на верху, к одной из сторон которого, с помощью изящного крепления были приделаны большие разноцветные перья. Если Франциск был в настроении, он показывал пассажирам разные фокусы. Одним из его любимых номеров был номер со светящимся посохом, когда с перьев как будто стекала краска и аккуратно сползала по палке, образуя льющуюся радугу. Но, такие представления были большой редкостью, так как чаще всего Франциск пребывал в безыскусственном унынии и полной отрешенности.

Его лучшим другом в этом поезде был петух по имени Солист. Неописуемой красоты птица, с цветными, переливающимися перьями и несносным характером. Он передвигался по составу так же величаво, как и Франциск и одаривал всех таким же незаинтересованным взглядом. Он был чуть крупнее привычных для людей домашних птиц и оттого смотрелся еще забавнее. Всем почему-то хотелось погладить или хоть как-то потрогать его, но Солист терпеть этого не мог, поэтому клевал всех подряд. Франциск полностью одобрял подобное поведение и не стесняясь подбадривал друга.

Они любили посидеть вдвоём в смотровом вагоне, где стены и потолок были сделаны из прочного стекла. Здесь их обоих посещало какое-то неописуемое чувство свободы. Казалось, что они не заперты, не замурованы в этом железе, а достаточно свободны и способны вырваться отсюда, когда захотят.