Ларчик для ведуньи

Больше у нее ничего не было. Старый пикап проржавел и развалился, земельный участок принадлежал государству. В договоре аренды на девяносто девять лет были какие-то тонкости и сложности, но Альма в них вникнуть не успела – нотариус обещал ей провести детальную консультацию после вступления в наследство.

«Что с меня можно взять? – в тысячный раз думала она, укачивая хнычущую дочку. – Зачем я нужна именно здесь?»

Ответ, как и прежде, не приходил. Альма просила помощи у лесных духов, молилась богам-близнецам, но в ответ слышала только тишину. Тогда она решилась на знакомую волшбу, надеясь, что не причинит вреда дочери. В Прощальную Седмицу, последнюю неделю октября, когда Карой и Линша со свитой духов-предков заглядывают на заимки, проверяя, хватает ли древесным барсам еды и тепла перед долгой зимовкой, Альма положила в очаг родильного дома толстое сырое полено и начала клеить вежу – под мокрый огненный треск и снопы искр. Она трудилась пять дней – не забывая благодарить судьбу за малые милости и прося прощения у духа покойной матери. Вежа получилась тесной и скособоченной. Как раз для двоих. Альма вытащила припрятанную ручку, разрисовала туловища-конусы, нанося мраморные линии и темные пятна. Маленькая Здравка привалилась к ней под бок, насторожила круглые ушки. Себе Альма прилепила длинный хвост, сплетенный из нитей, срезанных с куртки Пепельника. Резала, читая наговоры на отворот и разрыв – а вдруг поможет? Готовую вежу Альма оставила в родильном доме. Альфы сюда даже заглядывать брезговали, а ей того и надо.

Вежа помогла или Линша молитву Прощальной Седмицы услышала – неизвестно. Но уже через неделю, в очередной приезд отца, случились перемены. Разразился грандиозный скандал – к счастью, не затронувший Альму и Здравку. Пепельник выгрузил в кладовую привезенные муку, соль и сахар, сел за руль отцовского автомобиля и уехал. Отец улегся спать, через сутки перекинулся и побежал осматривать участок. Это он делал каждый раз, и дважды снисходил до разговора, напоминая Альме, что нужно обновлять ленты на пограничных деревьях.

Здравка, боявшаяся деда-шамана до икоты, превратилась в котенка, как только увидела автомобиль. Спряталась в родильный дом и отказывалась выходить. Альма прокралась к погребу, достала немного еды и улеглась рядом с дочкой, грея ее телом – осень вручала бразды правления зиме, двор припорошил тонкий ноябрьский снежок.

Взъерошенный и злой Пепельник вернулся через двое суток, когда Альма доела последнюю припасенную лепешку и скормила Здравке кусочек студня. Отец встретил его вопросом:

– Ну, что?

– Меня вышвырнули вон и велели больше не появляться! – провыл муж. – Доверенность аннулирована по подозрению в мошенничестве. В офис нотариуса явились полицейские и федералы – похоже, секретарша настучала, вызвала. Меня чуть не арестовали! Они требуют доказательств, что Альма жива. Хотят, чтобы она приехала, поменяла паспорт и сама написала заявление на выкуп. Только так, и никак иначе.

Отец зашипел. Пепельник хлопнул дверцей автомобиля, продолжил:

– Я от них еле сбежал. Сказал, что у нас родился ребенок. Что она не хочет везти ребенка в город и не может оставить со мной – боится расстаться.

– Ты идиот? – взвился отец. – Зачем ты сказал о ребенке? Они же теперь не отвяжутся! Будут настаивать на регистрации, пришлют сюда кого-нибудь из надзорной службы по правам детей. Это худшее, что можно было сделать! Зачем ты открывал свою поганую пасть и болтал лишнее?

– Я знаю свои права! – заорал Пепельник. – Я напомнил им о праве на уединение и частную жизнь. Сказал, что в дом они не войдут. Хоть с ордером, хоть без ордера. Я их не пущу. Буду стрелять. У меня есть право на самооборону.

– Какой же ты тупица! Я тебя отправлял упрашивать нотариуса, а не обострять отношения с федералами! Они войдут куда угодно! Ордер не проблема, а если ты начнешь ерепениться, сюда пригонят силовое подразделение. Они разнесут дом по бревнышку, а потом уведомят Альму о том, что она случайно осталась вдовой. Как я жалею, что с тобой связался! Лучше бы подал в суд на установление отцовства!

– Лучше вспомните, что вы – шаман! Отпугните чужаков от участка! Или вы так ослабели, что лесные духи вас не слышат?

Перебранка переросла в драку. Пепельник был крупнее и сильнее, отец – опытнее. Два древесных барса схлестнулись в поединке. Победила зрелость. Отец почти придушил взбунтовавшегося зятя, а после трепки, встав на ноги, продемонстрировал, что лесные духи слышат и исполняют его желания. Сухая рогатина пригвоздила заднюю лапу Пепельника к заснеженной земле. После отцовского шепота ожила, покрылась почками, пустила корни, превращаясь в капкан, удерживающий дарса на месте.

– Полежишь – одумаешься, – вынес вердикт отец. – А не одумаешься – подохнешь. Похороним, запишут как несчастный случай.

Альма подсматривала за происходящим в дверную щель. Здравка молча тряслась, немного успокоилась, когда отец уехал. Альма заподозрила, что это ненадолго – Пепельник, усмиренный живой ловушкой, валялся посреди двора и стонал, ворота остались нараспашку. Обычно их запирали на крепкий засов с амбарным замком.

Альма не поспешила на помощь мужу. Чувствовала злую волю Кароя, слышала ехидные голоса домовых и лесных духов. Внутренний голос нашептывал: «Не вмешивайся. Это не твоя война». Вежа стояла на месте, не шаталась, не падала, Здравка лежала под боком. Сейчас нужно было молиться, чтобы хватило сил защитить себя и дочку, а не на чужой стороне воевать.

Она долго думала – «выйти или не выйти за едой?» – и, в итоге, просидела в убежище до возвращения отца. Шевельнулась после окрика: «Эй, Альма, поди сюда!», присмотрелась и остолбенела от удивления. Пастеризованное коровье молоко в тетрапаках – целая упаковка. Коробка сгущенного молока. Коробка с манной крупой и сухими сливками. Несколько пачек коровьего масла.

– Заноси, – велел отец. – И завари чай. Посидим, поговорим.

Альма перенесла Здравку в дом, спрятала в шкафу, под ворохом тряпья, превратилась и взялась за дело. Пока вскипал чайник, перетащила в кухню все коробки. Изумляясь, радуясь. Опасаясь, что отец передумает отдавать ей такое богатство.

– Кашу вари. Надо откормить, прежде чем в город поедем.

Отец никогда не называл Здравку по имени, но Альма сразу догадалась, что речь идет не о Пепельнике. Она кивнула, не задавая вопросов, и получила ответы за чаепитием – отец расщедрился еще и на длинную речь.

– В город придется съездить два раза. Сначала поменяешь паспорт. Твой просроченный, в двадцать один менять надо было, сейчас с ним ни в банк, ни к нотариусу. Поедем втроем: я, ты и твой муж. Ребенка тоже возьмешь. Заполнишь бланки на замену паспорта. Заедем в ЗАГС, дочку зарегистрируете. Когда нужно будет получать, поедем сначала паспорт заберем, а оттуда к нотариусу. Выкупишь земельный участок. Ты, как наследница своей матери, имеешь право на льготную покупку. Заплатишь, сколько потребуется, деньги я дам, подашь документы на регистрацию собственности.

– А потом? – осмелилась спросить Альма. После долгой паузы, боясь рассердить отца.

– А потом подождем, пока участок кто-нибудь захочет купить. Продашь, получишь свою долю, и будешь свободна. Поняла?

Альма кивнула, прощаясь с промелькнувшей надеждой быстро покинуть заимку. Продать участок? Кому он нужен? Землю дают в пользование за символический налог. Ни один дарс никогда не покупал у другого обжитый участок – придется потратить годы, чтобы перекрыть чужие метки и переманить на свою сторону лесных духов.

Несмотря на это, она не собиралась перечить отцу. Поездка в город была благом – она мечтала о том, чтобы получить свидетельство о рождении Здравки. А вдруг кто-нибудь вмешается и известит федералов? Тогда их отправят к врачам, на осмотр. Можно будет попытаться передать весточку Марианне. Если рысь догадается, что Альма живет на заимке против воли, она поднимет на уши всех – и начальство, и силовое подразделение. Поможет и сбежать, и спрятаться. Она такая.

События завертелись с невиданной быстротой – по меркам заимки. Здравка немного отъелась, перестала напоминать скелет, обтянутый шубкой. Пепельник долго хромал – ожившая рогатина сильно повредила лапу – но не рычал, а жаловался Альме с нотками заискивания. По-семейному. Как будто действительно искал утешения у посланной богами супруги. Альма отношения не обостряла, пекла открытые пироги с рыбой, которую добывал муж, накрывала общий стол и пару раз ложилась в общую постель. Пепельник старался, сделал ей приятно, и Альма подумала, что даже если придется прожить на заимке до конца дней, все не так уж плохо. Она знала, что бывает хуже, прекрасно знала – видела искалеченных кошек на Вороньих праздниках. А они с Пепельником ни разу не дрались, и у дарсов было большое уютное дупло. Многие кошки сказали бы, что ей везет, не на что жаловаться и незачем гневить Линшу.

В город поехали через месяц. Здравка пыталась спрятаться, но Пепельник ее поймал и сунул в мешок. Отец хмурился, потом махнул рукой, пробормотав: «Будем напирать на то, что непривычной обстановки испугалась». К тому моменту, когда они доехали до отделения паспортного стола, Здравка перестала пищать. Обеспокоенная Альма вытащила ее из мешка, спрятала под пуховик, успокаивающе замурлыкала. Котенок прижался к ее груди и затих.

В казенных учреждениях к ним отнеслись предупредительно. Альма сдала старый паспорт, Пепельник предъявил копии документов из тонкой папки. Они получили временное удостоверение личности – Альма даже в руках его не подержала – и, в дружном молчании, добрались до ЗАГСа. Здравка обрела законный статус – была оформлена, как ребенок из полной семьи, с двумя родителями, состоящими в браке. Для дарсов это было редкостью, и регистратор-человек долго поздравляла их с Пепельником, радуясь тому, что они проявляют гражданскую сознательность. Никого ничего не насторожило. Им мягко порекомендовали поставить Здравку на учет у врача, а после слов отца: «В другой раз», не рискнули настаивать.

По дороге домой Пепельник повел себя странно и неожиданно – попросил отца остановиться у магазина и купить молока и сметаны для Здравки.

– Чего это ты вдруг стал такой заботливый? – криво усмехнулся отец.

– Она, когда пожрет, орет меньше, – ответил Пепельник, выдержав пристальный взгляд. – Слышать уже не могу эти вопли.

Альма молчала, пока они ожидали отца под магазином. Молчала дома, пока машина не уехала в ночь, а Пепельник не задраил ворота. И только когда они остались вдвоем, решилась и поблагодарила – пусть духи слышат, в этих словах нет ничего криминального.

– Чепуха, – отмахнулся муж. – Она и вправду меньше орет. Ну и вообще… нам надо держаться вместе. Иначе ни ты, ни я ничего не получим.

– А что мы должны получить? – удивилась Альма.

– Как что? – янтарные глаза Пепельника округлились. – Деньги. Деньги за участок. Он, конечно, почти все себе заберет. Но если мы будем действовать правильно, нам может достаться много. Может быть, миллион. Может быть, каждому по миллиону. Хорошо бы каждому.

Альма достала из погреба припрятанный пирог с рыбой, поставила на стол и начала выяснять, с какой такой радости им на голову должны свалиться миллионы. Пепельник, урча, слопал три четверти пирога, запил стаканом молока и простодушно – или обдуманно – выложил ей подоплеку земельно-заимочной интриги.

Пятнадцать лет назад, с одобрения покойной матери, участок обследовали геологи из корпорации «Ирбал». «Ирбисские Альмаы». Неподалеку от Хвойно-Морозненска строился завод по огранке, и корпорация искала дополнительные источники сырья. Участок, которым владела мать на правах долгосрочной аренды, был отмечен как перспективный. На замену – другой участок большего размера – мать не согласилась, но и выкупать участок, чтобы продать корпорации, почему-то не стала. Ее оставили в покое – нашлись и другие месторождения, возможно, более привлекательные для разработки. Мать вновь пригласили на переговоры с участием представителей «Ирбала» и областной администрации незадолго до смерти. Приехать и поговорить она не успела. Альме об этом собирались сообщить после вступления в наследство, как правопреемнице. И не сообщили – потому что вмешался отец-шаман.

– Ты мне дала доверенность. Я им ответил, что мы участок выкупим и продадим. Но оказалось, что это нельзя делать сразу. Только через два года. Такой срок – по закону. И наследнице желательно жить на этой земле, иначе сделку могут оспорить. Поэтому мы сидели тут. Когда тебе выдадут новый паспорт, ты выкупишь участок, а там и корпорация подтянется. Они уже ждут не дождутся. Два месторождения оказались пустышками, сырья не хватает. В Ирбисском округе действуют экологические ограничения, не развернешься. А в Хвойном и Морозненском пока еще можно. Твой отец пообещал мне сто тысяч. Не знаю, сколько он собирается дать тебе. А я недавно подумал – мы можем получить больше. Все забирать страшно, хотя по закону мы можем, это наши деньги. Он же потом проклянет. Не хочу умирать от чахотки. Но и денег хочу. Зря я, что ли, тут два года торчал?

Альма заметила, что в конце пламенной речи Пепельник начал спотыкаться на словах «мы» и «наши». Можно было нажать – «а вдруг проговорится?» – но и без этого информации было с лихвой. Обдумать бы спокойно. Понять, как лучше поступить. Что делать – учитывая долю Здравки, о которой Пепельник даже не заговаривал.

– Он чуть локти не сгрыз, – зашипел муж. – Потому что в свое время не захотел оформлять брак с твоей матерью, делал вид, что шаман выше всего земного. Ну и знал, что та сама ему деньги отдаст. А когда та умерла, наследство досталось тебе. Представляешь, как он разозлился? Шаману-альфе ничего, а какой-то кошке несметное богатство.

– Представляю, – медленно проговорила Альма и подлила Пепельнику еще молока – накупили много, не обопьет Здравку.

Следующий месяц, до очередного приезда отца, они прожили в относительном мире и согласии. Пепельник все-таки выболтал правду, расспрашивать не пришлось. Муж, несмотря на заключение брака и общего ребенка, прав на участок и деньги не имел – по закону об охране имущества древесных кошек. Альма могла выделить ему долю, обещанную отцом, а могла послать подальше, оставив несметные богатства себе и Здравке. Причину откровенности Альма тоже поняла. Пепельник боялся, что отец ему ничего не даст – после наделанных глупостей и внезапного бунта – и пытался подстелить охапки ягеля со всех сторон. Там не заплатят, авось тут что-нибудь обломится. Он и за Альмой ухаживал и ребенка делал из тех же соображений, по собственной инициативе – привязать к себе хотел покрепче, выцарапать хотя бы крохи денег через адвоката, если шаман его выставит с заимки после какой-нибудь ссоры.

За день до приезда отца Альма пообещала:

– Если что… если вдруг что – я тебя не обделю. Но и ты мне помогай.

– Заметано, – кивнул Пепельник. – Будем держаться вместе. Мы же семья.

Альма вспомнила хвост из ниток, заговоренный на разрыв, и подтвердила:

– Да. Семья.