Нелюбовь

* * *

В ту ночь Тамару мучила бессонница. В голове все еще стояли слова матери: «Ты тоже спровоцировала?» И ответ, в котором она не хотела признаваться даже самой себе. В тысячный раз Тамара прокручивала сцену своего изнасилования, которое все эти годы пыталась забыть. Но стереть из памяти тот кошмарный вечер не получалось.

Нет. Хоть она в сердцах и бросила дочке фразу, что лучше бы Саша не вмешивался, на самом деле Тамара не желала Динке пройти через весь этот ужас, через который прошла она сама. Как бы она ни злилась на нее.

Кое в чем мать была права: какая разница, кто кого спровоцировал? Мужчина не имеет права прикасаться к женщине, если та против! Не имеет права ломать ей жизнь, душу… Но было уже слишком поздно думать об этом. Тамара хорошо знала: история не любит сослагательного наклонения. Есть вещи, которые уже не исправишь…

Но на Динку она все равно злилась, потому что из-за нее Тамара рисковала потерять Александра еще на два мучительно долгих года.

Армия.

Какое неприятное для женского сердца слово. Ведь синоним ему – разлука. А Тамара не хотела разлучаться с пасынком. Ей и так нелегко дались пять лет его учебы в университете. Каждый вечер пятницы она с нетерпением ждала приезда Саши из города к ним на выходные и злилась на Динку, которая всегда опережала ее, встречая брата на остановке. И не важно, дождь ли, снег был за окном.

Тамара ревновала Дину к Саше и завидовала ей. До отчаяния. Как завидовала в душе своим 35-летним ровесницам, многие из которых лишь несколько лет назад повыходили замуж. Из-за всех свалившихся на Тамару бед она чувствовала себя раньше времени постаревшей. И это было нечестно. На днях к ней на работу заглянула ее ровесница Лидка. Похвасталась молодым красавчиком любовником, который сделал ей предложение. Парню – двадцать пять. Ей – тридцать пять. И ничего. Живут и счастливы.

Тамаре казалось это аморальным. Ведь «жених» всего на пару лет старше ее пасынка. Аморальным и обидным… Потому что у нее так никогда…

* * *

На следующий день Клавдия Матвеевна сдержала свое слово, отправилась в церковь к отцу Андрею, с которым была знакома без малого десять лет. Высокий, статный, с длинными седыми волосами, забранными в хвост, в очках, он не слишком-то походил на священника. Скорее на поэта-интеллигента из творческого бомонда. Однако внешность была обманчивой.

Добрый. Душевный. Понимающий. Клавдия всегда находила умиротворение после беседы с ним. Батюшка давал ей то, что не мог дать никто другой – покой на душе.

Пообещав взять под контроль ситуацию с Федором, чья мать Катерина была прихожанкой церкви, отец Андрей проводил Клавдию до ограды.

– Спасибо, батюшка!

– Всегда рад помочь. И передайте Александру, что я его жду. Пусть заглянет перед отъездом.

– Конечно-конечно.

Внезапно во взгляде священника появилась едва уловимая настороженность. Женщина обернулась. Неподалеку возле ограды стояла Тамара, на губах которой играла язвительная насмешка. Ее работа находилась неподалеку, так что мимо храма она проходила каждый раз, когда решала прогуляться до дома пешком. Остановилась и сейчас, заметив мать.

– Здравствуй, Тамара, – приветливо улыбнулся батюшка, прекрасно зная, что Славянова на дух не выносила ни его, ни все, что связано с церковью и Богом.

– Здрасти, – не слишком вежливо, сквозь зубы процедила Тамара, отвернувшись от священника, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Клавдия бросила на дочку укоризненный взгляд. Тамара была неисправима!

– Всего хорошего, Клавдия Матвеевна, – с доброй улыбкой попрощался батюшка, направляясь в храм.

– До свидания, батюшка! – попрощалась Клавдия, тут же обернувшись к дочери. – И что это было?

Вопрос был проигнорирован. В голосе Тамары звучал неприкрытый сарказм.

– Ну, и о чем ты на этот раз с попом секретничала?

Клавдия, с высоты своего житейского опыта, решила проигнорировать неприятный тон дочери.

– Том, ну ты чего на батюшку взъелась? Что плохого он тебе сделал? – миролюбиво поинтересовалась она.

– Терпеть не могу этого лицемерия, – Тамару как прорвало. – Вот ты каждую неделю в церковь ходишь, молишься и детей за собой таскаешь, хотя я запретила…

– Таскала и буду таскать, – с усмешкой отозвалась мать, убирая в сумочку красивый полупрозрачный платок. – Кто кроме родных за тебя молиться будет?

Слова матери заставили Тамару нервно рассмеяться.

– Ой! Я за себя молиться не просила. Ты сама далеко не святая! Ты как вообще молиться можешь, если ты что ни день, то грешишь?

Клавдия по-доброму рассмеялась.

– Да! Не святая! – с легкостью согласилась она с дочерью. – Только кто тебе сказал, что Бог только святых слышит?

Вопрос развеселившейся матери поставил Тамару в тупик. Не зная, что сказать, женщина лишь отмахнулась.

– Ай, да ну тебя! С тобой невозможно серьезно разговаривать!

Клавдия приобняла дочь, сводя назревающий конфликт на нет. Поменяла тему на куда более бытовую.

– Ты лучше скажи, к проводам-то все купила?

– Если б! – расстроенно отмахнулась Тамара. – Надо еще на базу съездить…

Мать и дочь отправились домой, переговариваясь на бытовые темы. Они и не подозревали, что в этот момент в церкви за их семью молился священник, веря, что однажды его прошения будут услышаны Богом. И раны, которые терзают Тамару все эти годы, бесследно исчезнут.

Проводы

– Валентина Григорьевна, туда на стол все составляй, – на ходу бросила запыхавшаяся Тамара блондинистой соседке, которая помогала им накрывать стол. Гостей на проводы Сашки обещало быть много. Благо друзей у парня хватало.

Сама Тамара в этот день выглядела непривычно нарядно. Волосы забраны в прическу, легкий макияж. Даже в одежде она ради Саши изменила себе. Вместо траура – ярко-красная атласная кофточка с коротким рукавом, заметно оживляющая облик Тамары. Это был тот редкий момент, когда Тома выглядела на свой возраст, а то и младше. Хотя тяжелый взгляд и неулыбчивое лицо все равно делали из нее женщину, которая сама себя сознательно состарила раньше срока.

Пока Тома с помощницами суетилась, накрывая на стол, в дверях появился и сам виновник проводов – Саша. Тамара тут же переключила внимание на него.

– Сын, ну ты где ходишь? Давай быстрей! За стол уже пора садиться.

– Я сейчас, мам, – отозвался парень.

Тамара поспешила к гостям. Будучи педантичной натурой, она волновалась, чтобы застолье прошло без сучка и задоринки. Лишние сплетни и пересуды о том, что она плохая хозяйка, ей ни к чему.

Пока Тамара с парой соседок накрывали на стол, Клавдия Матвеевна развлекала собирающихся гостей вместе со своим верным товарищем – бравым десантником Егором Дмитриевичем, лет эдак сорока пяти, лихо распевая застольные песни под его гитарный аккомпанемент. Когда Тамара ставила на праздничный стол разрезанный холодец, Егор, одаривая проникновенным взглядом Клавдию, сменил репертуар с шансона на попсу, исполнив специально для своей давней дамы сердца песню «Ах, какая женщина». Заметив пришедшего Сашу, Егор всполошился. Отложив гитару в сторону, тут же направился к будущему офицеру.

– Санек, привет! Ну, ты Родину там не посрами!

– Привет, дядь Егор! Постараюсь! – парень говорил, а сам осматривался по сторонам в поисках Динки. Он долго собирался с духом, чтобы откровенно поговорить с ней перед своим отъездом, но теперь, как назло, нигде не мог ее найти. Мать с утра то в магазин ее отправила, то к соседке за посудой, и так до бесконечности.

– Я в твои годы в армию рвался! – продолжал с энтузиазмом дядя Егор, не замечая, что мысли Сашки блуждают где-то далеко отсюда.

– Саша, иди к нам! – весело позвала Клавдия Матвеевна, вольготно расположившись на диване перед праздничным почти накрытым столом. – Мы тут музицируем!