Хроники ордена Церберов

Камень, сощурившись, оглянулся на мой смешок, и я из уважения к его старшинству сделала вид, что смеялся кто-то другой, но не я, нет!

Илиан отвернулся, а я задумалась: а может, и правда, не было никакого взгляда?

Себе, конечно, нужно верить – но если я просто не поняла, что хотела себе сказать? И на самом деле это и впрямь, кхм, “естество зовет”?

Мужика-то у меня действительно давненько не было…

Может, и впрямь, завести кого? Мужиков вокруг – полный акрополь, на любой вкус. Пониже, повыше, тоньше, толще, темные, светлые, да хоть бы и рыжий – “лекарство” по душе подобрать не долго.

Составим с Солнышком расписание, будем по очереди хахалей в комнату таскать!

У церберов на плотскую любовь запрета нет: это семью двенадцать лет заводить не моги, а любиться – любись, лишь бы службе помехой не стало.

Мне про это еще наставница рассказывала.

Тетка Карима, когда поняла, что на болоте мне жизни больше не будет, здорово вспылила – столько сил ею было в будущую преемницу вложено, а из-за моей дурости всё прахом пошло!

Но потом, когда гнев у нее уже схлынул, а задница у меня еще не зажила, стала понемногу отходить и наставлять бедовую-непутевую, рассказывая, что там у них да как:

– Как только звезды в Зале Испытаний новичка признают – всё, пути тому назад нет. Цербер своей волей из ордена уйти не может, только с позволения старших. А они раньше, чем через двенадцать зим, не отпускают. Да и потом – еще по службе поглядят.

Я повозилась на лавке, пытаясь осторожно согнать наглую муху: жар, вроде бы, спал, спасибо Ведающему Тропы, и в озноб меня больше не бросало, только укрыться все еще было выше моих сил. А эта тварь назойливая кружила, кружила, стремясь сесть на подживающую спину или то, что пониже – да и жигануть так, что искры из глаз сыпались.

Тетка Карима поглядывала на моё шебуршение искоса, поджав губы.

– А раньше, что – совсем никак? – я, наконец, устроилась поудобнее и затихла.

– Ну, почему… можно за золото. Но цену назначает орден, и он не торгуется. И обязательно должен найтись человек, который тебя выкупить захочет – самому за себя откуп заплатить нельзя. Это если вообще орден согласится отпустить. А не согласится – так просто откажет, и никто ему в этом не указ.

– А если, скажем, цербер – баба, и понесет?

Муха вернулась, и теперь жужжала где-то над ухом, зля неимоверно.

– Ты себя-то самой умной не считай! – вскипела тетка Карима.

Спина заныла: нынче ей как раз за то и прилетело, что посчитала я себя самой умной.

Я затихла, замерла, выжидая – но миновало, и буря прошла стороной, тетка успокоилась так же быстро, как и рассердилась.

– Орденские бабы, конечно, нос дерут до небес. Да только родить не могут.

Думать об этом мне, шестнадцатилетней, было неприятно: пусть мужа мне ждать не приходилось, но детьми ведьме обзавестись никто не запретил бы.

Детей я хотела.

Не прямо сейчас – но когда-нибудь потом, попозже.

– Но беременная баба – ордену один убыток, – продолжала между тем наставница. – Да и мужикам след бы думать о том, как какую пакость изловить, а не как детишек прокормить. Так что как только станете вы новичками – так и проведут над вами обряд. Парней выхолостят, девкам чрево замкнут.

– Так что, – хмыкнула я, – Парни там все что боровы холощеные?

– Дура, ой, дура! – рассердилась тетка Карима, и моя задница испуганно сжалась на знакомые слова. – Окстись, девка, мужик без яиц – не мужик! Нет. Просто пустым семя становится, и прорасти не способно. Шесть лет, пока орден щенков натаскивает, и еще шесть лет, пока они злыми псами рыщут, вынюхивая, где нечисть затаилась, детей церберам не видать. Зато как срок минует, и волшба спадет, тем, кто доживет, устав семьей обзавестись дозволяет, и даже из ордена для того выходить не обязательно.

Мерзкая муха теперь жужжала совсем перед носом, и я, замерев, приготовилась – а потом резким движением выкинула руку!

Спину обожгло болью, подсохшая корочка треснула и показала мне звезды из глаз посреди бела дня.

Я лежала, блаженно обмякнув, чувствуя, как по спине растекается упоительная прохлада.

– Ох, Ведающий Тропы! – причитала тетка Карима, накладывая мне на спину жирную мазь толстым слоем. – Почему, ну почему, такая сила – такой дуре!

Я потихоньку уплывала в сон.

Над головой ехидно и назойливо жужжала муха.

* * *

Я мотнула головой, отгоняя воспоминания (и привязавшегося ко мне слепня), косы подскочили и снова шлепнулись на грудь.

Дорога, по которой вёл отряд Солнышко, давно отделилась от большака и нырнула в лес. Вокруг шумели кронами деревья – и никакой тебе избушки тетки наставницы…

Только тянуло знакомым моховым запахом – кажется, где-то к самому лесу подступились болота – да метался перед конской мордой слепень, словно вырвавшись из воспоминаний.

Примерившись, я сшибла мерзкую тварь простеньким “огненным плевком”.

– Танис, тебе делать нечего? – тут же возник Солнышко. – Потерпи до привала, там я найду применение твоим силам!

Вот же ж!

Вот интересно. Если цербера можно откупить у ордена за золото – почему граф-отец не растряс мошну для сына и наследника? Может, он и там всех достал?

Хмыкнув, я шевельнула ногами в стременах, и Коряжка пошел резвее, а вслед за ним послушно прибавила ход на совесть выученная вьючная.

– Камень, а Камень! – позвала я напарника.

Позади меня оживились, предвкушая очередное развлечение в скучной дороге. Впереди, наоборот, предпочли не услышать.

– Илиан!

– Чего тебе? – сдался он, поняв, что я так просто не отлипну.

– Есть вопрос! – бодро отозвалась я.

– Рад за тебя, – буркнул Камень.

Я решила, что это вполне можно считать разрешением:

– Скажи, а тебя в Логове как учили – как Клыка или как Око?