Он оглянулся, хмыкнул, приподняв бровь, “украшенную” шрамом.
Ну, он же не ждал, что я этого не узнаю, верно?
Гемос не дал Солнышку скрыть от меня эту великую тайну, хохотнул:
– Из него хотели Око вырастить, надеялись графского дитятю за спиной напарника от опасностей держать. Но такое шило разве удержишь!
– Всему меня учили, – буркнул Камень, метнув выразительный взгляд в напарника Навары. – И как Око, и как Клыка.
– Скажи, может ли такое быть, чтобы Око чувствовало чужое наблюдение, а найти смотрящего не могло?
Теперь во взгляде напарника сквозило удивление.
– Наблюдение магическое?
Отряд, прислушиваясь к разговору, подтягивался ближе.
Я еще раз вспомнила вчерашние ощущения (стараясь вспоминать не все, а только магические, и надеясь, что кровь не прилила к щекам).
Наблюдал за мной, определенно, маг. Человек.
Не чудовище.
Коряжка позвенел трензелями, намекая мне, что я слишком натянула повод, и я торопливо исправилась, потрепала его по холке, извиняясь.
– Магическое.
Камень задумался, нахмурился сосредоточенно – и даже перестал на какое-то время выглядеть, как высокомерный засранец.
– Может.
– Не может! – вставила тетка-Око, русоволосая, полноватая и какая-то вся уютно-округлая.
– Может, Грельда. Если есть существенная разница в силе дара.
– Если цербер наблюдение смог почувствовать, он сможет его и установить! – упорствовала тетка.
Вот и нас в Логове учили: способен почуять – способен найти.
– Если есть существенная разница в силе дара, мастерстве и расстоянии, с которого ведется наблюдение, – невозмутимо продолжил Камень, как будто его не перебивали.
Тетка фыркнула возмущенно и отвернулась ко мне:
– Я, кстати, Грельда Гроза, это Ринко Батог, – кивок себе за спину, – а это, – она ткнула пальцем в спину на Илиана, – хам, который не представил спутников друг другу!
Я сдержала смешок: приятно, что не одна я так считаю!
Камень сделал вид, что не слышит.
Ринко Батог, Клык Грельды, и впрямь худой и жилистый, как пастуший кнут, усмехнулся в усы.
– А ты чего спросила-то?
Переговариваться через Гемоса было не слишком удобно, Грельда повелительно махнула головой – и Клык покладисто подался к обочине вместе с вьючной лошадью, благо, дорога здесь это позволяла, и пропустил Грозу вперед.
Конечно, ответ на этот вопрос нужно было бы продумать заранее – не трудно догадаться, что он возник бы. Но прогнозирование – это не моё, я сильна своей спонтанностью, поэтому пришлось выкручиваться на ходу:
– Да так, гадаю, имеет ли вообще смысл та игра, в которую нас заставляли играть в Логове наставники? Когда нас сгоняли в учебные комнаты и заставляли первую половину учеников следить за товарищами, а вторую – искать, кто именно за ним следит. Какой в ней смысл, если невозможно не вычислить наблюдающего – а значит, у тех, кто следит, нет возможности победить?
– Ну не скажи! – легко проглотила обманку Грельда. – Это же не игра на самом деле, а отличное упражнение на разработку навыка, вы так тренируете скорость и силу поиска! Тут вовсе не в победе дело!
Камень, которого, видимо, тоже интересовало, отчего я задала этот вопрос, бросил на меня “ну-и-дура”-взгляд.
Дура, Солнышко, как есть дура – мне тетка Карима еще сызмальства это твердила!
Но рассказывать кому-то про ночного смотруна до того, как поговорю с аргусом, я не стану. Да и после не стану, даже если аргус Эстон и разрешит: неудачами со всем орденом делиться ненамного лучше, чем орденские секреты разбалтывать.
Но если за мной и впрямь кто-то следил… Я накрыла поиском весь Кремос. Кому я, к лебедям болотным, нужна за пределами акрополя?!
На обед останавливались совсем ненадолго, и доедали его в седлах: орденские кони, которых в ордене привыкли беречь, устать не успели, а двести золотых ежегодно – достаточная причина, чтобы слегка утрудить церберов и вьючных лошадей.
Грельда рассказывала, как она заработала свое прозвище (нет, не потому что она гроза чудовищ – а просто, обладая сильной склонностью к погодной магии, ненужной ордену, она решила развивать ее сама, без наставника, и как-то раз вызвала грозу, которая гремела три дня. Не над Сардом, над другим городом – из которого ее от греха подальше перевели в Кремос, чтобы горе-магичку не пришибли разгневанные горожане). Я увлеклась, и тревожные признаки заметила, когда стало уже поздно.
Я спохватилась, когда изменился запах: в нем стало больше сырости, прелой листвы и еще чего-то, что невозможно описать словами. Знакомого с детства.
Подкованные копыта Коряжки больше не цокали по утоптанной до каменной твердости дороге – они проминали под собой упругую землю.
Мы приближались к болотам.
Мы приближались к болотам!
Илиан!
Мать твою каменную!
Я же смотрела перед выездом карту – мы должны были проехать болота стороной!
Напарник (чтоб ему!), как будто услышал мой мысленный вопль, оглянулся, скомандовал:
– Грельда, вернись на место. Сейчас будем срезать путь тропой через болото – идем походным порядком.
– Там… кхм-кхм, – я прочистила горло: внезапно сел голос. – По этой тропе лошади везде пройти смогут?
– Лошади – везде. Всадники – нет, – невозмутимо пояснил Камень. – Кое-где придется спешиться и вести коней в поводу, но выиграем полдня, самое малое: здесь болото вытягивается узким языком, телегам не пройти, поэтому местные объезжают. А нам нет смысла закладывать такую петлю.
Я тоскливо слушала объяснения, в высшей мере разумные.
Думая о том, что с развилки, которая вела в объезд болотного языка, мы съехали сразу после обеда.