– Вот и хорошо, – улыбнулась Кузнецова. – Не переживай, со мной не пропадешь! Я еще и не такое наперед просчитать могу! Вот попробуй догадайся, кем работает моя мама?
Это было практически невыполнимо, и Дашка весело хихикнула, втаскивая меня за локоть в коридор, твердо шагая навстречу расступающимся при виде нас школьникам.
– Моя мама известный психолог и работает в женской тюрьме. Поверь, Насть, иногда такую клиническую картину рисует за ужином, что хоть уши затыкай и беги! Особенно сильно нам с папой хочется слинять, когда она просит дать сторонний анализ на интересующую ее ситуацию. Вот уж где настоящая жесть! Хоть в мешке топись! Пока ответ не услышит, не отстанет!
– А зачем? Зачем ей ваш ответ? – Дашка была интересным, живым человеком, и мне нравилось ее слушать.
– Затем, что она у нас вот уже третий год докторскую работу по психологии пишет. Хочет защитить ученую степень. Она у меня знаешь какая умная? Любого человека наизнанку вывернет, перелицует, грязь вычистит и пустит в мир новой личностью. Так что наш ответ ей крайне важен! Для работы со студентами и вообще, чтобы учебники писать! Во всяком случае, нам с папой она говорит именно так!
Было ли это весело – не знаю, но мы рассмеялись. А к тому времени, когда оказались с Дашей у дверей нужного класса, я почти забыла о случившемся в столовой.
– Ладно, пошли на урок, Матвеева. И не вешай нос! Не хватало еще кукситься на радость Воропаевой и ее подружкам! Наверняка ждут, что ты войдешь в класс побитой дворняжкой. Фиг им! Не только королевы умеют задирать подбородок! А вот нашу Грымзу Ивановну – училку по английскому – злить не будем. Сидим тихо, смотрим в рот и, где надо, старательно списываем латиницу у Борьки Брагина. Поняла?
Дальше уроки прошли спокойно. Не знаю, чем я так не понравилась симпатичной блондинке Маринке Воропаевой, дочери подруги моей мачехи, но, кажется, она действительно расстроилась, увидев меня без слез. Сидела вялая, недовольная и отворачивалась всякий раз, когда ловила на себе мой взгляд. Дашка же оказалась из тех независимых людей, кто не поддавался влиянию толпы, а потому держалась в классе уверенной самостоятельной единицей. Мы быстро с ней сдружились и к концу учебного дня весело щебетали за нашей партой о своем, о девичьем, переглядываясь с Петькой Збруевым, и я даже рассказала ей о бабушке и об отце. О том, что живу в его новой семье с мачехой. О сводном брате я снова умолчала.
Но уроки закончились и, распрощавшись с новыми знакомыми, я осталась одна. Отвезти меня домой и показать дорогу должен был Стас, и в ожидании его я вот уже второй час стояла на остановке.
POV Стас
– Стас, скажи, а я точно тебе нравлюсь?
– Конечно, детка.
– По-настоящему? А то вы, парни, такие непостоянные. Еще недавно я думала, что ты с Катькой тусишь…
– Полозова, ты сюда со мной говорить пришла?
– Н-нет.
– Вот и молчи. Продолжай делать, что делала, и определенно будешь нравиться мне еще больше.
Ленка раздражала. Школа раздражала. Весь мир раздражал самим фактом своего существования и наличием непроходимых гребаных тупиков, потому что в этом мире была она. Моя ненавистная сводная сестра. С момента появления в нем занявшая не только мою территорию, но и мои мысли.
«…Стас, мы с Гришей хотим свозить Настю в магазин. Купить ей к учебе все необходимое. Надеюсь, ты в этом отношении достаточно вырос?
– Давно пора.
– Школа у тебя непростая, не хочу, чтобы девочку третировали одноклассники. Нина Ивановна говорит, что внучке ничего не нужно, но я так не думаю.
Я не могу сдержать злой смешок и отпускаю его в сторону матери, раскурившей сигарету у форточки. Почти весело.
– Да ну? Если то старье, в котором ходит ее внучка, можно назвать одеждой, то бабку не только инфаркт разбил, но и маразм.
Это слишком, пусть и звучит правдиво, и мать недовольно хмурит брови, глядит с укором. В раздражении сбивает в пепельницу сигаретный пепел.
– Я тебя не о диагнозе спрашиваю, умник! – замечает резко. – Скажи спасибо, что Батя не слышит, как ты у нас тут здраво рассуждаешь насчет Настиной бабушки! Я спрашиваю, что девочке купить, чтобы ее приняла школа и новые друзья? Тебе не может быть все равно, сын, она – твоя сестра и будет учиться с тобой бок о бок. Все остальные замечания оставь при себе.
Ну да, переборщил слегка, согласен. Сестра? Ха! Вот уж нет!
– А что купить? – мне даже не нужно притворяться. Это и так ясно. Я встаю и с шумом отодвигаю стул. В последний момент сдерживаюсь, чтобы не расколотить его, нахрен, о кафель. – А все! Ты, главное, не торгуйся, директор, если претендуешь на звание лучшей мачехи года. Иначе Эльф тебе жлобство припомнит в старости…»
Мать и не торговалась. Плевать она на меня хотела! Широта души всегда заметно отличала ее от других людей. Впрочем, как и прагматичность и жесткий характер. Еще никому и никогда не удалось сесть ей на шею, и я не сомневался, что сводной сестре такой кульбит тоже окажется не под силу. Мне просто стоило потерпеть, пока мать наиграется с ролью крестной феи для своей тихони-падчерицы и все вернется на свои привычные места. Стоило, но терпенья ни к черту не было. Особенно когда я видел, какой осторожной радостью загорались синие, распахнутые глаза Эльфа, если мать к ней обращалась. И с какой печалью отворачивался от обеих своих женщин отец. Как будто чувствовал то же, что и я.
Но мне было хуже, в тысячу раз хуже, и с этим надо было жить.
Я знал, что моя сводная сестра такая же глупая девчонка, как все, и этим вечером будет торчать у окна. Не зря разбил чертово зеркало. Она и торчала. Примеряла обновки, кружилась у своего отражения в стекле, наивно радуясь новым шмоткам. Раздражая меня этой негромкой радостью и заставляя смотреть на себя. Заставляя думать о ней так, как я того не хотел.
Я смотрел и смотрел на нее, выкуривая одну сигарету за другой, надеясь испепелить взглядом, а видел только улыбку и тонкую девичью фигурку. Красивые волосы до плеч – мягкие, чуть волнистые – и сами плечи, такие же юные и нежные, как сама девчонка. Дочь отчима, без спроса вторгшаяся в мой мир, которую я ненавидел, ненавидел, ненавидел…
Я повторял это вновь и вновь следующим утром по дороге в школу, а она бежала за мной, легко перепрыгивая через подмерзшие лужи, стараясь не отстать от моего шага. С любопытством осматривалась по сторонам, робко поглядывая на меня из-под белой шапки с помпоном, что так шла к ее темно-русым волосам и синим глазам.
Правильно, не подходи ко мне. Лучше, мать твою, держись подальше!
К черту! Она и близко не была той девчонкой, что могла мне понравиться. Я уже глотнул взрослой жизни с девушками старших друзей и не мог ошибиться. Мне нужно было больше, гораздо больше тощей скелетины, торчащей в окне, и я собирался восполнить эту потребность совсем скоро, уже на пороге школы заметив ту, что поможет мне. Красивую, высокую старшеклассницу, при виде меня шагнувшую навстречу и расплывшуюся в улыбке. Девчонку, на которую только вчера поспорил с друзьями.
Ленка Полозова, гордячка, путавшаяся с парнями из университета? Почему бы и нет? Всегда интересно проверить, насколько правдивы слухи. Во всяком случае, у нее определенно точно все оказалось на своем месте. Я знал, что выгляжу старше, развлекаясь в компании взрослых друзей, и собирался воспользоваться этим преимуществом, подбираясь к девушке.
Мы легко помогли друг другу забыться и прогуляли урок. Выкинуть лифчик из окна туалета оказалось проще простого. Никаких обещаний. Никаких отношений. Только желание и только возможности. А слезы? Ну, что слезы? О них раньше надо было думать, когда не отказала и сама разрешила. Это взрослая жизнь, детка. Здесь мы, и только мы отвечаем за свои поступки. Конечно, увидимся, если захочешь, почему бы и нет? Можно и на вечеринке у меня дома. Вот только родители свалят, и продолжим начатое в моей комнате. Тебе понравится, обещаю.
И никакой сводной сестры. Никаких новых девичьих шмоток в шкафу. Не знать, не видеть, не думать. Не вспоминать. Я снова жил и дышал полной грудью, хозяйничал в собственном мире, твердо шагая навстречу завтрашнему дню. В котором я собирался жить так же, как прежде: в своем доме и со своей семьей. На полную катушку используя ресурсы собственного тела и родительского кошелька. И, может быть, Батя никогда даже не вспомнит о дочери. О тощей, синеглазой скелетине, что умела улыбаться как ангел. Надо просто стереть ее из своей жизни, только и всего.
Я остановился как вкопанный, когда она вдруг оказалась у моих ног. Посреди зала школьной столовой, где подобное падение всегда вызывало смех. Вот как сейчас у моих друзей, что ржали как кони, пока их не остановил мой взгляд. Точнее, у двоих из них.
Мне не нужно было видеть лицо девчонки, чтобы узнать эти волосы, рассыпавшиеся по плечам, и тонкие запястья, выглянувшие из-под манжет. Еще недавно я сам крепко держал в руке одно из них, слыша, как под пальцами часто бьется пульс и как заполошно стучит сердце Эльфа. Как будто она меня боялась. Я очень надеялся, что так оно и было.
Она склонила голову, пряча румянец, и в просвет темно-русых прядей проглянула нежная линия щеки и подбородка. Аккуратное ухо и фарфоровая шея, такая тонкая и хрупкая на вид, что я заставил себя поднять взгляд. Именно ее я представлял в своих руках, когда гладил Ленку. Черт!
– Как живописно, Фрол, прямо картина маслом. Бедная Настенька и законный трофей ее…
– Пасть закрой, Серый. Желательно всерьез и надолго. Я не шучу.
Мне хватило мгновения, чтобы увидеть сводную сестру глазами Воропаева и взбеситься. Оценить, с каким проворством он кинулся за девчонкой, и сжать рот в тонкую линию: он совершенно точно собирался ей помочь. Я почувствовал, как вздулись желваки на моих скулах и сжались в кулаки ладони. Как напряглась спина. Мы с Серегой впервые стояли и смотрели друг на друга особым взглядом. Словно выжидали, вот только чего?
– Ясно. Тогда хоть лифчик Ленке верни, раз уж здесь не хочешь ничего объяснить. Ты выиграл.
Он не был дураком и сразу понял, что я не дам ему прикоснуться к ней, к своей сводной сестре. Думаю, это отчетливо читалось в моих глазах. Сам я не собирался ей помогать, но и не намерен был позволить своему лучшему другу сделать это. Только не сейчас, когда я рядом! Необъяснимая злость кипела во мне, клокотала в крови тихим бешенством, а я не мог понять ее причину. Не мог больше вынести косые взгляды одноклассников, обращенные на стройное бедро под вздернувшейся юбкой, близкое присутствие девчонки… и собственное бездействие.
Она мне никто. Никто. Никто!
Девчонку увел кто-то из ее новых знакомых, я едва это заметил, зато ощутил, как непонятное напряжение отпускает меня. Ее уже не было в школьной столовой, а в голове продолжала биться только одна мысль: «Что, нахер, со мной происходит?»
– Фрол, может быть, объяснишь, что происходит? Это ведь была твоя сводная сестра, или мне показалось?
Серега сказал это тихо, подступив ближе, но я уже отталкивал его в плечо, уходя прочь из столовой:
– Да пошел ты, Серый! Не твое дело!..
…Не Воропаева гребаное дело, почему я второй час торчал в спортзале, вместо того чтобы после тренировки идти домой. Давно закончился седьмой урок, а я все бил и бил боксерскую грушу, вымещая на ней злость, стараясь не вспоминать о данном матери обещании. Не вспоминать о Бате, о незнакомой больной старухе и ее ненавистной внучке, прокравшейся в мои мысли…