Белая колбаса любви

Я покрутила пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к словам оппонента. Борькины дружки такими глупостями заниматься не стали бы. Пришли, приставили бы пистолет к голове – и все дела. Звонить и гундосить в трубку – это какое-то ребячество. Хотя, что я о них вообще знаю? Бандиты в книжках и реальные злодеи – две разные вещи, в бандитологии я была явно не сильна. А зря, с таким мужем стоило бы на эту науку приналечь, глядишь, сейчас не попала бы в такое дурацкое положение. Тут я загрустила больше прежнего, потому что поняла: Яков помогать мне не намерен. Более того, он сам выглядел каким-то напуганным и бледным. Не сегодня– завтра сляжет с инфарктом.

– Соня… Может бросим все и уедем? – заныл он. – Хотя бы и в Испанию, к твоей маме. Только ты и я. Я кое-что скопил за время работы на Бориса. Конечно, не бог весть что, но на первое время хватит. Можно продать завод, желающих полно, вон из Москвы вчера опять звонили. Ты же знаешь, я готов жениться…– тут он опять кашлянул и покраснел больше прежнего. Такие переходы от бледности к красноте снова вызвали у меня беспокойство о его здоровье. Не ровен час, помрет, кто будет заводом руководить? Он, конечно, ворует, и вообще гад еще тот, но опытнее его мне сейчас не найти.

– Подумай об этом, – настойчиво гнул свою линию Яша.

– Я ценю твою дружбу, но… Мне сейчас не до Испании, да и мама не обрадуется, у нее сейчас новый бойфренд, Хуан, и им хочется побыть наедине, – уклончиво ответила я, помахала ему на прощание и отбыла в сильнейшем волнении.

По пути домой я заехала в наше отделение милиции. Там меня хорошо помнили, потому что после смерти Бориса я была там частой гостьей. По мере проведения расследования вызывали меня все реже, в основном, когда я приезжала из Испании по делам. А потом и вовсе перестали: дело медленно, но верно переходило в разряд «висяков». Неофициально мне объяснили, что это «бандитские разборки», и мне лучше на время уехать. Что я и сделала. Но, как видно, время не помогло.

Я потопала прямиком в 21 кабинет, к капитану Олегу Ивановичу Яшину, который и вел дело. Застала я его в задумчивости над чашкой чая и бутербродом. Увидев меня, он немного сморщился, что было мне крайне непривычно: обычно при виде меня мужчины расцветали, а этот… Конечно, он женат, но это не повод так на меня смотреть. Впрочем, может у него гастрит разыгрался от постоянной сухомятки?

– Софья Павловна, рад вас видеть, – пересилил он себя и даже улыбнулся, жестом приглашая меня присесть. – Давно вернулись? Я как-то звонил вам, домработница сообщила, что вы у мамы, в Испании.

– А что, у вас есть какие-то новости? – обрадовалась я, пристраиваясь на краешек стула. – Меня бы очень устроило, если бы убийцу наконец поймали.

– Да нет, звонил узнать о вашем здравии, так сказать. Сейчас в городе такая обстановка, а вы тут одна…

– Вот о здравии я как раз и пришла поговорить. – с места в карьер начала я. – Мне угрожают, это как вообще?

– Угрожают? Кто? – тут Яшин окончательно поник челом. Видимо, нераскрытое дело и так вызывало у него изжогу, и на новый виток он идти явно не хотел.

Я подробно рассказала об угрозах, особо напирая на связь этих звонков с гибелью мужа. По моей версии выходило, что, поймав шантажиста, мы прольем свет на убийство Бориса. Олег Иванович, напротив, был настроен не связывать эти звонки с делами давно минувших дней.

– Ну с чего вы взяли, что это как-то связано? Может, малолетки развлекаются. Вон на днях вашим соседям в выхлопную трубу новой машины какашки запихали, а на капоте написали: «Дай машине просраться!». Вот она, золотая молодежь, и шуточки у них бандитские, – плюнул в досаде Яшин. –Вот и вам звонят, пугают. Приколы у них такие, прости господи.

– Не похоже на малолеток, – задумалась я, хотя такая версия меня бы очень устроила.

– Тогда может поклонники? Вы женщина красивая, а еще и известная. Кстати, подпишите вот тут, для моей жены. Она вас читает, – как бы извиняясь, добавил он, придвигая мне листок. Глянув на него, я отметила, что это протокол вскрытия, и немного позеленела.

Машинально расписавшись на листке, я еще немного подонимала Яшина своими версиями. Он же не чаял от меня избавиться:

– Вы поймите, следствие все еще идет. Но даже если мы выйдем на исполнителя, найти заказчика будет непросто. Это же не алкаш алкаша за бутылку стукнул. У таких людей (тут он почему-то показал пальцем на потолок) и смерть, как правило, с размахом. Заказали-то его явно люди непростые, – шепотом добавил он, – а нам теперь разбирайся. А недавно мне из столицы звонили, вроде как там делом этим заинтересовались. Соображаете? Значит, что-то тут нечисто, сейчас понаедут, будут копаться, а оно нам надо? Лишимся головы за здорово живешь.

Яшин приуныл, а я застыдилась, что пришла к человеку со своими глупостями, когда его голова и так в опасности.

– Если будут еще звонить или угрожать как-то иначе, сообщите. Но лучше уезжайте, а еще наймите охранника, вы девушка небедная. – напутствовал меня Яшин, провожая до дверей.

Глава 3

Домой я вернулась в скверном расположении духа. Оно и понятно: ничего не выяснила, а только еще больше запуталась, а родная милиция совсем меня не бережет. Мало того, что Борька оказался далеко не добропорядочным гражданином, так он еще и подложил мне свинью, отправившись к праотцам, оставив меня разбираться с наворованными деньгами. И теперь мне отвечать за его грехи.

Тут я совсем раскисла, и даже решила заплакать, но внезапно взгляд мой упал на почтовый ящик в вензелях, что висел на нашем заборе и выполнял декоративную функцию. Помимо журналов и рекламы туда редко что-то попадало. Сейчас же из ящика торчал конверт. Поставив машину в гараж, я вернулась за ним. Повертев конверт в руках, я отметила, что обратного адреса на нем нет, как, впрочем, и моего. Просто конверт. В нем обнаружился белый лист с классикой жанра – наклеенными на него газетными буквами. Надпись гласила: «вали назад в Испанию или сдохнешь». Я даже присвистнула: шантажист и до этого особым умом не блистал, но такие скачки его настроения меня напугали. То ищи деньги, то вали в Испанию. Человек явно не в себе. То звонит, то буквы вырезает. И как это понимать? Шизофреника мне только не хватало. Сейчас весна, у них обычно обострение. Ой, мамочки…

Сунув письмо в сумку, я повертела головой по сторонам. Бабки на участке на наблюдалось, зато Леник Полесов стоял на лужайке, задрав голову, и любовался красотами природы. Небо и впрямь было сегодня прекрасное, и я сама невольно залюбовалась им. Попутно мне пришла мысль рискнуть спросить у соседа, не видел ли он кого возле моего почтового ящика, раз уж он сегодня снова не на работе, а прохлаждается дома. И откуда у него тогда столько денег? Впрочем, может это у него работа такая.

Я решительно направилась к их воротам, но на ходу затормозила: засмотревшись на пролетающую птицу, по виду смахивающую на сыча, Полесов так далеко закинул голову назад, что не устоял на ногах и рухнул. Так как попыток подняться он не делал, я поняла, что он опять мертвецки пьян. Тут он всхрапнул, а я окончательно успокоилась: жив. Но для дачи показаний совсем непригоден. Я развернулась и уныло побрела к своему дому, хотя назвать его тихой пристанью из-за нашествия гостей уже не могла.

Засмотревшись на возившуюся с мячиком Мотю, я чуть не наткнулась на Алексея. Тот сидел на веранде в махровом халате с чашечкой кофе в руке и выглядел при этом сокрушительно. Я же почувствовала себя растрепанной курицей, так как с заботами последних дней так и не добралась до парикмахера, а потому слегка разозлилась и язвительно поинтересовалась:

– Ну как, отдохнули с дороги? Дух Бориса вас не беспокоил?

– А у вас прекрасное чувство юмора, – улыбнулся Алексей, и разом стал поход на Бреда Пита и Орландо Блума одновременно.

– Спасибо, мы отобедали и отдохнули. Толик отправился по делам в город. А я вот сижу, пытаюсь надышаться воздухом Родины.

– Нам дух отечества и сладок, и приятен, – пробормотала я.

– Зря иронизируете. – заявил он, поднимаясь. – Я же сам из этих краев, родители жили в этом городе, потом переехали, но у меня здесь двоюродная сестра, мы очень близки.

– А у меня здесь никого, мама и то уехала в Испанию, – грустно вздохнула я, почувствовав себя казанской сиротой.

– Как же друзья, соседи? Хотя соседи у вас… Одни скандалят, бабка вообще чумовая дамочка. Увидела меня и тут же принялась языком чесать. Говорит, вы Бориса и заказали. За что ж она вас так не любит?

Вот старая ведьма, успела наболтать про меня невесть чего. А этот Алексей, чего доброго, уши развесит. Не хватало мне еще, чтобы он начал под меня копать. Он же что-то говорил про то, что хочет разобраться в странной кончине старого друга.

– Бабке делать нечего, вот она и болтает. Это ее досуг, так сказать. – стараясь казаться беззаботной, пояснила я.

– А чем вы занимаете свой досуг? – Алексей явно был расположен поболтать, только я чувствовала себя разбитой и к беседе отнеслась без энтузиазма.

– Пишу женские романы, – буркнула я, прикидывая, как бы половчее отделаться от этого Аполлона. Его близость и халат будоражили воображение, а оно у меня будь здоров. Вдовствовала я почти год, так что всякие мысли были вполне логичны.

– Неужели? – заинтересовался мой собеседник. – Так это ваши книги стоят в кабинете Бориса? Софья Самойлова – ваш литературный псевдоним? Занятно. Хотя я такое и не читаю, но надо будет ознакомиться. Время есть, а почитать на сон грядущий я люблю.

Тут на веранду выплыла заспанная Пелагея, хотя по всему было видно, что часть разговора она подслушала.

– И это ты называешь книгами, Софа? – заявила она. Так по-дурацки меня еще никто не называл, поэтому я малость опешила. – Срам и только, такая литература не делает тебе чести. Я даже в руках держать постеснялась бы. Особенно то место, где он повалил ее в стог и…

Чужая наглость лишила меня дара речи, а Пелагея умолкла, поняв, что сболтнула лишнее. Я же поняла, что в чтение книги она углубилась основательно. Описанный ею сюжет являл собой середину моего последнего творения. Конечно, о вкусах не спорят, мои романы были далеко не для детей, потому сцена про объятия в стогу никого не должна была смутить. Хотя кому я это объясняю?

Я неловко махнула рукой, сумка сползла с плеча, и тут из нее выпал конверт. Его молниеносно перехватил стоявший рядом Алексей. Покрутил в руке и, не увидев никаких адресов, вроде бы заинтересовался:

– Что пишут?

– Чего? А… в этом смысле? Ничего, реклама новой доставки пиццы.

– А я вот стихи пишу, хотите почитаю? – очень кстати вклинилась родственница, что дало мне возможность тактично удалиться в дом, прихватив письмо.

Оставив их наслаждаться поэзией, я направилась в свою комнату, где и просидела до вечера, пытаясь поработать. Наплевав на обязанности гостеприимной хозяйки, я вышла только к ужину, убедившись, впрочем, что гости себя неплохо развлекают. Вернувшийся из города и успевший облачиться в элегантное трико Толик громко рассуждал об атеизме, Пелагея презрительно кривилась, называя его «безбожником», а Алексей читал газету. Одет он был в джинсы и футболку-поло, подчеркивающую его загар. Тут я вспомнила, что не худо бы съездить в солярий и к парикмахеру, потом подумала, что если меня убьют, то, в принципе, это уже не так важно. Хотя лежать в гробу лучше при полном параде… Может, то, что сейчас я в доме не одна, к лучшему? Все-таки мужчины рядом. А что, если эти мужчины как раз по мою душу и явились? Я же их совсем не знаю. Как правило, в книгах главный красавчик и оказывается злодеем, так что этот Алексей…

Валентина накрывала стол к ужину, ничему не удивляясь. К гостям со времен Бориса она была привычна, но очень не любила пьющих, потому что ее покойный муж любил закладывать за воротник и, по слухам, умер, выпив на спор три бутылки первача и закусив грибами. Грибы его и подвели.

– Ну как тут гости? – шепнула я, проходя мимо.

– А что им сделается? Вроде мирные, и не пьют. А они к нам надолго? – заволновалась Валентина. – У меня продуктов не хватит, надо утром ехать в магазин. Едят они ого-го, особенно девица. Надо же, худая, как глист, а сколько в нее влазит. Особенно конфет.

Я пожала плечами, потому что не знала, как скоро гости решат меня покинуть. И не покину ли я их раньше, чем они вздумают уехать. Эти мысли испортили мне аппетит, но роль хозяйки обязывала:

– Прошу к столу, – позвала я честную компанию, когда все было готово.