Дети змей, дети волков

– Что именно? – спрашивает она, и голос ее срывается.

– Все! Их не распутать.

Даже если замочить в воде и хорошенько натереть мыльным корнем – ничего не получится. Волосы испорчены окончательно.

Ренэйст все понимает. Слезы стекают по ее щекам, оставляют следы на грязной коже. Она продолжает смотреть на него, но словно бы и не видит, погруженная в свои думы. Они оба знают, что будет дальше, но ни один из них не готов сказать об этом вслух. Временами кажется, что если не говорить о чем-то, то это не произойдет, но сейчас совершенно не тот случай. Белолунная качает головой медленно, не моргает, но молчит.

И тогда нарушить молчание приходится Радомиру:

– Их не спасти.

Ренэйст молчит.

– Ты понимаешь, что я говорю?

И не моргает даже.

Перед тем как сказать это, Радомир делает вдох особенно глубокий. Силится наполнить воздухом все свое нутро, вдыхает до тех пор, пока места внутри собственного тела едва хватает ему самому, и произносит на выдохе:

– Мы должны их отрезать.

И тогда ее взгляд становится осознанным. Полный боли, он пронзает ведуна подобно стреле, и следом за этим северянка заходится громкими безутешными рыданиями. Всем телом подается Ренэйст вперед, прижимаясь лбом к песку, и ужасные ее волосы падают Радомиру на колени. Не в силах смотреть на нее, ведун возводит взгляд к небу, рассматривая его отвратительный, вызывающий лишь неприязнь цвет.

Он так устал от этого цвета.

Ренэйст убивается столь сильно по своим волосам не только из-за воспоминаний, связанных с ними, нет. Для северного воина волосы – его достояние, признак свободы. Мужчины носят длинные волосы, заплетают в косы, показывая, сколь свободолюбивый и гордый нрав они имеют. Уход за ними – настоящий ритуал, процесс, которому уделяется множество времени, сил и внимания.

Обстригают только рабов. Тех, кто попал в плен и кого хотят унизить. Показать, сколь ужасно и бедственно их положение. Для будущей кюны, наследницы конунга, для воительницы, прошедшей испытание и свой первый набег, это – самое настоящее унижение. Как отнесется к ней ее народ, если вернется к ним Ренэйст обкорнанная, подобно рабыне?

Кто пойдет за таким правителем?

– Я не могу…

– Можешь, – излишне резко отвечает Радомир, продолжая уже мягче. – Можешь. С таким колтуном на голове далеко тебе не уйти. Тяжело же, да и покоя тебе не будет, задушишь себя тревожными мыслями. Не хватало еще, чтобы насекомые в твоих волосах завелись, мы же в пустыне никак их не выведем, и сойдешь еще с ума от чесотки.

Может, и так, но знает Радомир, что в волосах женщины кроется ее сила. Юные девы заплетают косу одну, и та скрывает хребет, хранит в себе все женское естество. Когда девушка выходит замуж, то заплетает две косы: одну для себя, а другую – для мужа. Потому девушки так хранят свои волосы, холят их и лелеют силу, что в них заключена.

Радомир не знает, так ли принято среди детей Луны, но отчаяние Ренэйст говорит ему о том, что нечто схожее в отношении их народа к волосам есть.

Протянув руку, осторожно сжимает он ее дрожащее плечо, поглаживая и стараясь показать, что рядом. Вот уж вряд ли присутствие его хоть несколько утешит ее, но не может же он оставаться безучастным. Ренэйст продолжает рыдать, содрогаясь при каждом всхлипе и не желая принимать неизбежность происходящего. Она и сама понимает, что придется сделать это, что доводы, приведенные ведуном, весьма весомы, и с ними придется считаться.

Однако это не помогает. Уж вряд ли хоть что-то сможет ее утешить. Радомир дает ей столько времени, сколько нужно, чтобы немного прийти в себя. Совсем скоро у Ренэйст не остается сил для слез, и она понимает, как опрометчиво с ее стороны поддаваться эмоциям. У них нет ни капли воды, и теперь ей только сильнее хочется пить. Проведя языком по своим губам, она слизывает солоноватый след, оставшийся от слез, и морщится.

Отвратительный вкус.

Медленно, все еще дрожа, она выпрямляется, и пряди волос, оставшиеся в более-менее сносном состоянии, падают ей на лицо. Губы воительницы вновь начинают дрожать, и она прикладывает невероятное усилие, чтобы совладать с собой. Подняв на Радомира взгляд покрасневших, опухших от рыданий глаз, Ренэйст прокашливается, перед тем как начать говорить. Открывает рот, только вот словно бы ни звука из себя выдавить не может. Он смотрит на нее, хмурится, но старается и дальше показывать все грани понимания и сочувствия, на которые только способен. Ведун не отличается терпением, пламенный его нрав отчаянно гонит вперед, и кажется ему, что и без того достаточно времени он дал ей для того, чтобы смогла она смириться.

Волчий дух, заключенный в женском теле, нельзя сломить так легко.

Поэтому, стирая с лица песок, оставляющий грязные разводы на влажном от слез лице, Ренэйст смотрит на него – и все же произносит:

– Отстриги их.

Ее решительность только облегчает происходящее. Ведун кивает медленно головой, после чего вздергивает подбородок – мол, отвернись. Но Ренэйст не сводит с него взгляда, наблюдает за тем, как вынимает из ножен Радомир припасенный нож. Тяжелые изогнутые мечи бросили они подле трупа второй лошади за ненадобностью, ведь в пустыне, как оказалось, не с кем сражаться, а вот нож всегда пригодится. Белолунная смотрит на него напряженно, щурится, когда лезвие, поймав солнечный луч, направляет тот прямо в ее глаза, но даже тогда не отводит взгляд.

Проведя подушечкой большого пальца по лезвию, проверяя, не затупилось ли оно, ведун вновь смотрит на свою спутницу глазами карими. Чем скорее они приступят, тем скорее все это закончится.

Ренэйст смотрит ему в глаза несколько долгих мгновений, после чего поворачивается спиной. Старается расправить плечи и казаться решительной, а сама едва ли не заходится новым плачем. Опустив взгляд на нож в своих руках, Радомир ловит себя на том, что и сам решиться не может. Смотрит на ужасный серый ком, что некогда был прекрасными волосами, и сильнее стискивает рукоять в ладони. Встав на колени, он подается ближе и перехватывает колтуны возле самой головы, постепенно отводя руку в сторону, для того чтобы понять, до какого места волосы еще можно спасти.

Он мог бы обкорнать ее бездумно, просто провести ножом и не думать о том, что выйдет. Возможно, случись что-то подобное гораздо раньше, когда их только выбросило на берег после кораблекрушения, он бы так и сделал. Но сейчас Радомир действует осторожно, прикасается мягко и ведет ножом, стараясь не причинять боли. Он и без того причиняет ее необходимостью пройти через это, пусть произошло все не по его вине.

Волосы издают странный хрустящий звук, когда лезвие проходит сквозь пряди. Легкий, ненавязчивый, но очень знакомый. Хруст этот напоминает ему скрип снега под босыми его ногами, когда в видении своем оказался он в землях детей Луны. Тогда впервые увидел он Ренэйст, стоящую на берегу бурной реки. Окликнул ее по имени и очнулся.

А теперь сидит позади нее, скользя ножом по волосам, ощущая, как давление на ее голову становится все меньше и меньше с каждой отрезанной прядью. Ренэйст продолжает плакать, и уж вряд ли подобное облегчение может заставить ее чувствовать себя хоть немного лучше. Ведун все же надеется: горе ее будет не настолько безутешным, что заставит их оставаться на месте еще дольше без воды и еды. Они и без того полностью обессилены, и кто знает, сколько еще идти им по этой ужасной пустыне.

Радомир настолько устал, что даже к Дару прибегнуть не может. Кажется, что и вовсе забыл, каково это – быть ведуном.

Последний рывок – и тяжелый колтун остается в его руках. Грязные, но освобожденные из плена волосы, покачнувшись, обрамляют лицо неровными, грубо отрезанными острым ножом прядями. Самые длинные их кончики едва достают до плеч, но основная масса волос одной длины – до середины шеи. Что же, это лучшее, что он мог сделать в тех условиях, в которых они находятся.

– Все.

Качает она головой, и яркие бусины, соскользнув с расплетающихся тонких косиц, падают в песок. Ренэйст касается волос пальцами, стискивает их судорожно в ладони, словно бы стараясь вырвать с корнем, после чего оборачивается, принимаясь бережно собирать выпавшие бусины в кулак. Ни слова не говорит, не смотрит на Радомира даже, словно бы все, что случилось, было исключительно его желанием. Поджимает он губы, вглядываясь в скованные ее движения, и, протянув руку, перехватывает откатившуюся к его коленям бусину, отдавая северянке.

После недолгой заминки принимает она бусину из его рук, но все так же молчит.

– Стоит снять те, что в твоих волосах, чтобы не потерять, – подмечает ведун.

И тогда Ренэйст впервые с того момента, как Радомир взялся за нож, смотрит на него осознанно. Воительница проводит языком по своим губам, тянет носом воздух и осторожно снимает с волос первую бусину, убирая ее к остальным. Одну за другой северянка прячет их в своем кулаке, и ведун наблюдает за ней, после чего смотрит на тот самый колтун, что до сих пор сжимает в руке. Среди этих узлов и волос, напоминающих овечью шерсть, он замечает и другие бусины. Берет Радомир в руки нож и начинает с его помощью вырезать их, складывая перед посестрой.

На это у них уйдет много времени, но, кажется, ничто иное Ренэйст не беспокоит.

Это оказывается не так уж и просто, но ведун не останавливается до того момента, пока не вынимает из смертельного плена все до последней бусины. Белолунная нежит их в своих ладонях, сложенных лодочкой, и молчит, низко опустив голову.

– Ужасно.

Голос ее слабый и хриплый. От неожиданности Радомир вздрагивает, когда она начинает говорить, и убирает нож обратно в ножны. С ответом он не торопится – не знает, какие слова будут правильными. Да и есть ли они, правильные слова?

– Выглядит не столь плохо. Это ведь просто волосы, Ренэйст. Не отрицаю, что для тебя они могли значить многое, но, выбирая между жизнью и волосами… Мне кажется, твой ответ вполне очевиден.

Они снова смотрят друг другу в глаза, и Ренэйст улыбается ему слабо. Закрыв бусины в ладонях, Волчица прижимает их к себе, сомкнув веки и прошептав что-то тихо на своем языке. До того личным, интимным даже чудится ему этот момент, что в неловкости своей ведун отворачивается. Рвет подол и без того разорванной рубахи, из куска ткани соорудив небольшой сверток, который протягивает своей спутнице:

– Сложи их сюда. Завяжем крепко и ни одну не потеряем.

Для нее бусины эти значат так много. Ренэйст получала их в дар от разных людей, в разные периоды своей жизни. Здесь и бусина, вырезанная для сестры Хэльвардом множество зим назад. Дары отца, подарок Хакона, да и просто красивые безделушки, которые покупала она у приезжих торговцев. Даже бусины из солнечного камня, что отец привозил для нее из своих набегов. Ни одну Ренэйст не согласна потерять и потому складывает бережно в самодельный сверток, который Радомир тут же венчает тугим узлом.

Перед тем как вернуть узел ей, ведун подкидывает сверток в ладони. Бусины звонко стучат друг об друга.

– Теперь им ничего не грозит. Ты готова идти дальше?