Жизнь Пи

– Одним ударом когтей эти миленькие мишки выпотрошат вас и разбросают внутренности по земле.

– Да, папа.

Гиппопотамы.

– Своей рыхлой, дряблой пастью они перемелют вас в кровавое месиво. А на суше обгонят в два счета.

– Да, папа.

Гиены.

– Самые крепкие челюсти в природе. Не думайте, что гиены трусливы и пожирают только падаль. Чушь! Они и живьем вас слопают за милую душу.

– Да, папа.

Орангутаны.

– Один такой зверь запросто завалит десяток здоровяков. И переломает кости, как спички. Некоторых из них я помню еще малышами, помню, как вы с ними возились. Теперь они повзрослели, набрались сил, и поди угадай, что у них на уме.

– Да, папа.

Страус.

– С виду непоседа и глупыш, да? Так вот, страус – одно из самых опасных животных в зоопарке. Одним ударом клюва запросто перебьет вам хребет вместе с ребрами.

– Да, папа.

Индийский олень.

– Милашка, правда? Если самец вздумает напасть, то вот этими самыми рожками проткнет вас насквозь, как кинжалами.

– Да, папа.

Одногорбый верблюд.

– Одним слюнявым укусом запросто отхватит у вас полбока.

– Да, папа.

Черные лебеди.

– Своими клювами вмиг раскроят вам череп. А крыльями переломают руки.

– Да, папа.

Птицы-малютки.

– Своими клювиками в мгновение ока перекусят вам пальцы, как батончики масла.

– Да, папа.

Слоны.

– Самые опасные звери. В зоопарках от них гибнет куда больше смотрителей и посетителей, чем от любых других зверей. Молодой слон сперва разорвет вас на куски, а после растопчет. Такое случилось в одном европейском зоопарке с бедолагой, который через дырку в ограде пролез в слоновий вольер. А слон постарше, ничем не прошибаемый, прижмет вас к стене или сядет сверху – и всмятку. Как ни смешно, подумать над этим стоит!

– Да, папа.

– Есть еще звери – мы их обошли. Но не думайте, что они не опасны. Животное, даже крохотное, может за себя постоять. Любой зверь свиреп и опасен. Может, он и не убьет, зато точно покалечит. Будет царапаться и кусаться, да так, что страшные гнойные раны, заражение крови, лихорадка и десять дней в больнице, считайте, вам обеспечены.

– Да, папа.

Мы подошли к морским свинкам, единственным животным, которых по распоряжению отца посадили на диету вместе с Махишей – оставили вчера без ужина. Отец открыл клетку. Достал из кармана коробочку с кормом и высыпал на пол.

– Видите, это морские свинки?

– Да, папа.

Обессилевшие от голода зверьки судорожно набивали себе щеки зерном.

– Так-так… – Отец наклонился и вытащил одну наружу. – Вот они не опасны. – Другие свинки мигом бросились врассыпную.

Отец рассмеялся. И передал пищащего зверька мне. Отцу хотелось закончить урок на радостной ноте.

Свинка испуганно замерла у меня в руках. Совсем детеныш. Я подошел к клетке и осторожно опустил его на дно. Он тут же кинулся к матери. Единственно, почему наши свинки считались безопасными – они не кусались до крови и не царапались, – так только потому, что были почти ручные. А так взять морскую свинку голыми руками – все равно что схватиться за лезвие ножа.

Урок закончился. А мы с Рави дулись на отца всю неделю. Матушка тоже держалась с ним холодно. Когда я проходил мимо ямы с носорогами, мне чудилось, будто носороги стоят, печально понурив головы, и переживают, что потеряли во мне верного друга.

Но что поделать, любовь к отцу оказалась сильнее. Жизнь идет своим чередом, и тигров ты как будто уже не замечаешь. Правда, я здорово переживал, что попытался свалить на Рави вину, хотя тот не натворил ничего такого. А он в отместку знай меня стращал, приговаривая: «Ну погоди, вот останемся одни. Будешь следующим козлом!»

9

Когда держишь зоопарк – а это искусство и одновременно наука, – важно приучить зверей к тому, что человек всегда рядом. Главное – сократить дистанцию бегства зверя, то есть свести до минимума то расстояние, на которое он решается подпустить видимого врага. В природе фламинго и глазом не моргнет, остановись вы ярдах в трехстах от него. Но стоит вам подойти чуть ближе, как птица бросится наутек и не остановится, покуда не отбежит на заветные триста ярдов, а то и вовсе будет бежать до тех пор, пока не разорвутся сердце и легкие. У разных зверей и дистанция бегства разная, да и определяют они ее по-разному. Кошки – на глаз, олени – на слух, медведи – на нюх. Жирафы подпустят вас ярдов на тридцать, и то если вы в машине, а если подбираетесь пешком – разбегутся, почуяв вас еще за полторы сотни ярдов. Манящие крабы пустятся наутек с десяти ярдов; ревуны замечутся с ветки на ветку, окажись вы ярдах в двадцати; африканские буйволы насторожатся и с семидесяти пяти.

Сократить же дистанцию бегства можно, если вооружиться знаниями о каждом звере и дать ему приют, пищу и защиту. Сработает – дикий зверь станет кротким и послушным, перестанет бояться и уже не будет помышлять о бегстве. Он будет жив и здоров – на долгие годы; будет тихо кормиться и спокойно воспринимать окружающий мир, в том числе и своих соседей. Но самое, пожалуй, главное – он будет приносить потомство. Не хочу сравнивать наш зоопарк с зоопарками Сан-Диего, Торонто, Берлина или Сингапура: хорошего директора и так видно. Отец мой был директором зоопарка от бога. Недостаток специального образования он восполнял природным чутьем и верным глазом. Он научился читать мысли животных с первого взгляда. И в работе всегда был прилежен, хотя ее все только прибавлялось.

10

И все же среди зверей непременно находятся такие, которые так и норовят удрать из зоопарка. Особенно те, что содержатся в неподходящих клетках или загонах. Каждый зверь привыкает к своему естественному местообитанию, и это надо учитывать. Если клетка слишком светлая, если там сыровато или пустовато, если насест слишком высок или прямо на виду, если земля – один песок, если веток так мало, что не свить гнезда, если кормушка низковата, если маловато грязи, чтобы поваляться, – и великое множество других «если», – то животное никогда не будет чувствовать себя уютно. И вся трудность не столько в том, чтобы искусственно воспроизвести природные условия, сколько в том, чтобы постичь самую суть этих условий. В загоне все должно быть на своем месте. Иначе говоря, нельзя переступать предела, за которым животное чувствует себя неуютно. И чтоб им пусто было – плохим зоопаркам с никудышными загонами, вольерами да клетками! Это пятно на добром имени всех остальных зоопарков.

Бывают и другие звери-вольнолюбцы – таких отлавливают и загоняют в неволю уже взрослыми, однако они успевают заматереть в своих повадках. Норов их уже никак не изменить и к новым условиям не приспособить.

Но и те звери, что родились и выросли в зоопарке и воли даже не нюхали, те, что привыкли к клеткам и совсем не пугаются людей, даже они, случается, нервничают и норовят показать хвост. Животные все не без чудинки – повадки их порой не угадаешь. Хотя, быть может, это их и спасает и помогает приспосабливаться. Иначе не смог бы выжить ни один вид.

По какой бы причине звери ни стремились сбежать – разумной или безумной, хулителям зоопарков следовало бы знать: животные бегут не куда-то, а откуда-то. Значит, они чего-то испугались на своей территории: не то враг объявился, не то более сильный сородич, а может, тревожный шум послышался. Отсюда и реакция – с места в карьер. Зверь пускается наутек. Я удивился, когда однажды в Торонтском зоопарке – прекрасный зоопарк, должен заметить, – прочел, что леопарды могут подпрыгивать на восемнадцать футов. У нас же, в Пондишери, загон с леопардами окружала стена высотой шестнадцать футов. И подозреваю, Рози с Подражалой не помышляли перемахнуть через нее не потому, что им не хватило бы прыти, а просто им было незачем. Звери-беглецы меняют привычную обстановку на незнакомую, а неизвестности-то зверь и не выносит больше всего. Беглецы обычно затаиваются в первом же попавшемся закутке, который им кажется безопасным, и если и угрожают кому, то лишь тем, кто ненароком окажется у них на пути к новообретенному убежищу.

11

Вспомним историю про пантеру, сбежавшую из Цюрихского зоопарка зимой 1933 года. Хоть она и была новичком, тамошний самец-старожил вроде бы ее принял. Но вот на лапах у нее появились раны – выходит, отношения между супругами разладились. Никто и не спохватился, чтобы их наладить, – самка сама все решила: обнаружив в крыше клетки пролом, она как-то ночью попросту исчезла. Когда прослышали, что по Цюриху разгуливает хищная зверюга, в городе поднялся страшный переполох. Всюду понаставили капканов, по следу беглянки пустили охотничьих собак. Но те лишь избавили округу от редких бездомных псов. Пантеру не могли найти целых десять недель. Наконец какой-то работяга случайно наткнулся на нее под сараем, в двадцати пяти милях от города, и застрелил. Неподалеку валялись обглоданные кости косули. Тот факт, что большая тропическая кошка, да еще черная, ухитрилась выжить швейцарской зимой больше двух месяцев, притом что ее никто не заметил и она сама ни на кого не напала, говорит сам за себя: звери, сбежавшие из зоопарка, – не опасные рецидивисты, а безобидные дикари, ищущие, где бы понадежнее затаиться.