«Лекарство прописал доктор NN» (внебрачное лекарство, ублюдочное).
Я принимал за двадцать копеек, потому что в Талмуде написано черным по белому, что бесплатный врач больному не поможет.
Чаще всего веселили меня пациенты. Потешные создания. Случалось, выводили из себя.
Ночью звонок. «Скорая» привезла ребенка с ожогами.
– Что пан доктор думает?
– Ничего не думаю. Тут спасения нет.
– Но это же не обычный ребенок. Я купец. У меня особняк есть. Я могу заплатить.
– Не кричите, пожалуйста. Выйдите и не будите больных.
– Да какое мне до них дело!
Мы его вместе с фельдшером взяли под белы ручки – и на лестницу. Кровать с ребенком – на первый этаж, в амбулаторию.
– У тебя, пан, есть телефон – вот и вызови себе пол-Варшавы профессоров.
– Я вас в газетах пропесочу, я у вас диплом отберу!
Ночь испорчена.
Или такое: шесть утра. Я вхожу в спальню. Звонок в дверь.
– Вызов к ребенку.
Я на ходу засыпаю после трудной ночи.
– Что с ним?
– Воспаление после скарлатины.
– Кто его лечит?
– Ну-у-у… разные.
– Так и вызывайте разных.
– А я хочу, чтобы вы пришли!
– Я если я не хочу?
– Я могу заплатить!
– Я на ночные вызовы не хожу.
– Шесть утра – это ночь?
– Ночь.
– Так вы не придете?
– Не приду…
Хлопая дверью, кидает мне на прощание:
– Ишь, граф нашелся. Три рубля потерял!
Наверняка она дала бы, не торгуясь, двадцать пять копеек и три копейки «на дворника», чтобы ночью открыл ворота. Это она меня так наказать хотела: вот теперь не засну, локти кусать буду с досады.
Три рубля потерял.
Это мои родные края. […] Панска, Слиска.
Я бросил клинику ради Дома сирот. Меня терзает чувство вины.
Один раз я вынужден был уехать (война).
Второй раз – на год в Берлин.
Третий раз – на полгода в Париж.
За просвещением, за знаниями.
Теперь, когда я уже знаю, что ничего не знаю и почему не знаю, когда могу действовать по главному постулату «не навреди больному!», плыву в неведомые воды.
Клиника дала мне так много, а я ей, неблагодарный, так мало. Мерзкое дезертирство. Жизнь покарала.
А пошел вчера за жертвой, на Гжибув, 1. Последний дом перед стеной гетто. Вчера здесь убили еврейского полицейского – он давал знаки контрабандистам.
– Тут не место для склада, – объясняет сосед.
Магазин закрыт.
– Люди боятся.
Вчера у ворот остановил меня помощник дворника:
– Пан доктор, вы меня не узнаете?
– Погоди… узнал! Шульц!
– Вы меня узнали…
– Ба! Я тебя слишком хорошо помню. Ну пошли, рассказывай.