Факультет любви

– На лифте?

– Ага, бесплатно и интересно.

– Хм… давай…

Мы пошли к самой первой высокой многоэтажке на другом берегу Енисея. В подъезде пахло кошками, нажав кнопку, мы стали слушать, как в глубине шахты двигаются механизмы и тросы. И тут подошла важная полная дама, видимо со своим сыном, лет пятнадцати, тоже упитанным и толстощёким. Он сразу уставился на Людины стройные ноги, и открыл рот. Женщина заметив это, толкнула его в бок. Люда в ответ ему подмигнула, а женщине показала язык. Что-то недовольно пробурчав она первой вошла в лифт и нажала кнопку, мы успели заскочить, прежде чем дверь закрылась. И за это мы решили отомстить этой женщине – на глазах этого пухлячка мы слились в таком страстном поцелуе, что я одним глазом увидел, как она ворча, закрывала рукой ему глаза, а он пытался из-под неё вынырнуть и посмотреть на нас. Выйдя где-то посередине, она ворча, потащила за руку своего пятнадцатилетнего сына, а он всё оглядывался и смотрел на нас с открытым ртом. Мы прокатились раза три, не встретив никого больше, и решили залезть на крышу. Ветер был достаточно сильный, но теплый. С крыши было далеко видно, город был, как ладони: вот- Енисей, вот – горнолыжные трассы, вон и вон – мосты, и вооон – ещё один строится.

– Поезд!!! – закричала Люда. – Я вижу поезд!!!

Она запрыгала на крыше, как будто видела его впервые, и показывала пальцем куда-то вдаль, я не видел этого поезда, вызывающего столько счастья.

– Самолёт!!! Смотри!!! – и она рукой показала вверх, да действительно самолет заходил на посадку и летел низко.

Однако! Столько счастья вызывает транспорт! Она обхватила мою шею и стала целовать, затем отстранилась и сделалась серьёзной. Одним движением руки она сняла нижнее бельё, оно оказалось такое же красное как платье, привязав его к антенне на крыше, она сказала:

– Это будет наш пиратский корабль, – и расстегнув мне брюки, спросила. – Ты не против?

– Нет, я не против.

Мы занимались стоя на крыше при свете дня тем, чем занимаются супруги в темноте на кровати. Люда крепко вцепилась в меня ногами и руками и тихо стонала в ухо. И вдруг я услышал чьи-то отчетливые голоса:

– Давай! Парень! Жарь её! Ааааа! Молодец! Давай!

Повернув голову, я увидел, как через улицу, на балконе последнего этажа другой высотки, стояли по пояс голые мужики. Они свистели и махали нам руками, чем мы занимаемся – увидеть с их диспозиции было нетрудно…

– Тебе не холодно? Без трусов? – тихо спросил я, когда мы уже гуляли по парку.

– Я боюсь через мост идти, ветер дунет и все увидят мою задницу, – сказала она.

– Ну, надо идти позже, когда твоя прелестная попка не будет блистать в темноте.

–А она правда прелестная? – игриво спросила она.

– Лучше не видел.

–А много видел?

– Нет, не очень.

– Но моя самая лучшая?

– Самая- самая!

Она довольная пошла вперед, виляя бедрами. Из репродукторов в паркеполилась музыка на все времена – Мирей Матье: «Пардоне муа се каприз де он фа…»

– Я знаю эту песню на русском, – сказала Люда и запела, кружась и расставив руки в стороны.

Ты мне прости этот детский каприз,

Ты мне прости и как прежде вернись,

Я так люблю тебя, жизнь без тебя мне не жизнь…

Так, на два голоса, Матье и Люда пели под оркестр Поля Мориа.

Стемнело, мы пошли по направлению к выходу из парка, никого вокруг не было, зажглись фонари. С центральной аллеи мы свернули на боковую и столкнулись с двумя подвыпившими парнями. Один был покрепче, постарше, но и пьянее, второй помоложе и потрезвее. Люда, шедшая впереди, вилявшая своими бёдрами и напевавшая французский мотив, сразу остановилась и забежала за меня. Старший расплылся в пьяной улыбке.

– Побежали отсюда, – прошептала Люда.

Драться я не любил, честно. Интересно, а кто любит, кроме дебилов, что бы тебе зубы выбили, или мозг стрясли за даром?

– Деньги! – проговорил старший.

– Слушай, денег для тебя нет, но ты иди на Набережную, их там тебе накидают.

Мне без разговоров прилетел кулак прямо в зубы. Удар был точный и я сел. Люда завизжала.

– Извинись, – сказал старший

Я сплюнул кровь, пробежался языком по зубам – все на месте.

– Хорошо! Я был не прав! Извини! – сказал я и нащупал в заднем кармане фляжку с коньяком, которую до сих пор носил с собой.

Я сжал её поудобней, благо она была полукруглой, и со всей дури засадил ему по голове. Мне даже показалось, что у него брызнули искры из глаз, хотя это всего лишь блеснула фляга под фонарём. Видимо, он расслабился и не ожидал такого поворота, он, охнув, присел, подогнул колени. Из рассеченной кожи потекла кровь.

– Зарежу! – прошипел я второму, скаля свои зубы в крови и выставив вперед флягу.

Не знаю, что тому почудилось, но только тот, выпучив глаза, молча убежал. Я подошел к первому, тот сидел на корточках, качаясь и держался за голову.

– Руки вверх! Это народный контроль! – громко сказал я, первое, что пришло мне в голову, и приставил ко лбу круглое горлышко фляжки, он испуганно поднял руки.

Я снял с него часы с браслетом.

– Трофеи! – сказал я. – Руки не опускать! Застрелю!

Я старался говорить как можно жестче, но меня разбирал уже смех, хотя передние зубы и рассеченная губа болели. Люда стояла в стороне и наблюдала с каким-то ужасом всё происходящее. Я кивнул ей, и мы быстро побежали мимо тропинок наугад. Выбежали прямо к шоссе. Я посмотрел на неё – у ней был в глазах шок, ужас и страх вперемешку со слезами. Мы отдышались. Я кивнул ей:

– Ты в порядке ?

– Да вот ни фига не в порядке!

– Сейчас уедем!

Она видела, как я к подошел к парням, стоявшим около машини что-то им сказал, махая в её сторону рукой и показал часы этого хулигана. Один, взяв часы, кивнул головой. Я позвал её. Уже сидя на заднем сиденье Жигулей, она потрогала мою разбитую губу спросила:

– Больно?

– Конечно!