Хором. Повсюду.
Те, у кого имелись очки, внезапно остановились на полушаге, читая висящие в воздухе сообщения, которых не видел никто, кроме них. Другие начинали говорить вполголоса, машинально прижимая пальцем мочку уха. Одновременно стихала лившаяся отовсюду музыка, уступая место щебету звонков, словно на рынок налетела стая электрической саранчи.
В городе что-то назревало.
Норберт почувствовал вибрацию в скуле возле уха, а в воздухе повисли золотые буквы: «Мунир».
– Привет, друг мой Норберт, – сказал Мунир. Голос его отдавался глухим эхом, словно он сидел в бетонном погребе или, что более вероятно, в сортире. – Я знаю, кто, что и когда, – продолжал он. – Готов, друг мой?
– Мне нужно знать, стоит ли оно того.
– Если я говорю, что стоит, – значит, стоит. Хороший ивент. Первый номер. Десять кило и пять процентов.
Норберт ощутил, как его обдало жаром – еще большим, чем прежде, словно из самого раскаленного сердца пустыни.
– Мунир, да ты с ума сошел.
– Не сошел. Я знаю, что говорю. Бизнес есть бизнес.
– Десять кило, и все. И так в два раза больше обычного.
– Ивент просто супер. Продашь порталам. Пятнадцать и четыре процента.
– О чем вообще речь?
– В Дубае дали о себе знать Братья Смерти. Они похитили европейцев. Будет казнь. Публичная, в городе. Они плюнут в лицо Европе и эмиру. Пятнадцать и четыре процента? Время – деньги, друг мой Норберт. Цена как для брата. Могу позвонить куда-нибудь еще.
Жаркая волна внезапно сменилась дуновением из сердца Арктики.
– Десять и один процент, – услышал он собственный голос.
– Еще чего, брат. Пятнадцать сразу.
– Согласен.
Какое-то время он будто отгонял мух, активируя «пэйпасс» и переводя деньги.
– Пошло.
– Через час. В самом центре Мина-Сейахи. Под Эмирейтс-Тауэрс, у фонтана. Избегай Шейх-Зайид-роуд – именно по ней их повезут.
– Кого?
– Инженера из «ХартСанЭлектрикс». И биотехнолога из «Генотроникс». Похищены на прошлой неделе из собственных домов в Гринс. Мне пора заканчивать. Вперед, друг мой, и найди место получше.
– Все вокруг получили сообщения. У меня никаких шансов. Какого черта ты велел мне идти на рынок? Из отеля мне было бы пятнадцать минут прогулочным шагом.
– Все уже знают, что, но не знают, где. Братьям нужны зрители, а не армия. Сперва предполагалось возле Дома шейха Сайида – потому и рынок. Да пребудет с тобой Аллах.
Казнь.
Норберт быстрым шагом тронулся с места, чувствуя, как его заливает пот и как колотится сердце. Казалось, будто оно подступило к самому горлу, словно он проглотил охваченную паникой лягушку.
Казнь.
Кошмарное зрелище, с помощью которого Братья Смерти дадут понять, что уже творят в Дубай-Сити что хотят, что договаривающийся и торгующий с Большим Дьяволом предатель-эмир ничего для них не значит, и вдобавок – что его дьявольский «Дубайтек», дающий убежище противоречащим Книге шайтанским экспериментам, а также омерзительный проект термоядерной электростанции Аль-Касра, которая, вне всякого сомнения, является замаскированной бомбой, позволяющей европейцам одним нажатием кнопки взорвать Арабский полуостров, понесут заслуженную кару. К тому же неверные из «ХартСанЭлектрикс» и «Генотроникс» узнают, что ничто не спасет их от длинных рук шариата.
Таков был контекст. Те два удара мечом могли означать начало конца Дубая. Вот только МегаНет никакой контекст не волновал. Эту многоглазую тупую тварь волновал исключительно ивент. Она сможет на него таращиться, а потом превратится в хор лягушек, квакающих, что очень хорошо, когда империалисты наконец поймут, что получили по заслугам. Лягушки поквакают полчаса, а потом будет другой ивент.
Увы, Норберт ничего не мог с этим поделать. Он мог лишь накормить тварь и надеяться на свои сколько-то там мегазаходов, а потом аукцион. Он мог заработать и уехать из Дубая, прежде чем ему придется красть понтон и выплывать в Персидский залив.
Город он знал, так что мог идти кратчайшим путем, проталкиваясь сквозь азиатско-арабскую толпу. Впрочем, до Мина-Сейахи невозможно было не добраться – гигантские небоскребы, уходящие в раскаленное небо, были видны отовсюду. Люди вокруг о чем-то взволнованно и испуганно переговаривались, оживленно жестикулируя, или куда-то поспешно шли в разных направлениях – наверняка работавшие по контракту инженеры, биотехнологи и программисты, еще десять минут назад уверенные, что выиграли счастливый билет, и беспокоившиеся лишь о том, как спасти свои заоблачные зарплаты от ошалевших от жадности европейских налоговых служб. Теперь же они хотели только одного – как можно быстрее исчезнуть с улиц.
Норберт свернул в сторону набережной, стараясь идти быстро, но не настолько, чтобы выглядеть чересчур нервно. На всякий случай он включил запись и теперь смотрел на мир сквозь мозаику маркеров, значков и дождь янтарных буковок, информировавших его о разнообразных параметрах. Все это действовало успокаивающе, хотя выводить ничего не требовалось – аппаратура поддерживала автоматический режим и сама беспокоилась о свете, балансе белого, глубине резкости, матрице и параметрах звука. Норберту оставалось лишь смотреть, помня о том, чтобы не сопеть и не слишком дрожать. Вот только мир, украшенный всеми этими маркерами, становился безопаснее, превращаясь в фильм, объект, предмет работы.
Почти столь же неопасный, как просматриваемый в плеере МегаНета.
Он вышел на залитую жутким сиянием набережную, среди унылых пальм со свесившимися пучками сухих листьев и тянущихся вдоль нее когда-то роскошных бутиков, а теперь лавок с дешевым барахлом и подделками. У самого канала бродили с неведомой целью два верблюда и несколько тощих кошек. Задача теперь заключалась в том, чтобы преодолеть трехсотметровую, извивавшуюся через весь город полосу воды. До ближайшего моста было слишком далеко.
В течение долгой кошмарной минуты он беспомощно смотрел на покачивающиеся на воде яхты с развернутыми, словно чернокрылые бабочки, солнечными батареями, на рыбацкие лодки, разваливающиеся экскурсионные кораблики, переделанные в ночлежки, – и ничто не предлагало решения.
Он уже был готов прыгнуть в покрытую радужными пятнами и дрейфующими в пене биоразлагаемыми упаковками воду канала, когда увидел пеструю крышу, сделанную из натянутых на каркас пластиковых полотнищ самого разного происхождения, и длинный черный корпус заполненной людьми абры. Водный трамвайчик уже отчаливал, когда Норберт подбежал к набережной и прыгнул прямо в толпу, размахивая платежным чипом.
Абра испустила облако голубоватых выхлопных газов и, тарахтя своим небывалым, нарушающим все принципы глубокой экологии двигателем, отошла от набережной, устремив узкий корпус к другому берегу, прямо в сказочный хрустальный лес небоскребов Мина-Сейахи, выглядевших словно с чужой планеты.
На забитой людьми палубе все разговаривали по телефону. Владельцы омнифонов и планшетов говорили что-то в пространство с отсутствующими лицами переживающих видение анахоретов, менее состоятельные болтали в смарт-часы и даже допотопные, склеенные лентой смартфоны. Молчал только Норберт – залитый потом, в прилипшей к спине рубашке, в окружении гортанной смеси десятков разговоров, в которых то и дело проскакивали отдельные знакомые слова: «пять», «правительство», «интересы», «боевики», «опасный», «Европа», «Израиль», «смерть», «Сирия», «Пакистан», «бомба», «плохо».
Издалека, со стороны Шейх-Зайид-роуд, внезапно раздался резкий треск. Сухой, будто электрический разряд, звук, вмешавшийся в гул разговоров, заглушил громыхание двигателя и вскоре вернулся, отразившись от небоскребов на другом берегу. А потом раздался еще один, неотличимый от предыдущего. На несколько секунд разговоры стихли, а затем возобновились с удвоенной силой.
Норберт в точности знал, что это за звук, поскольку уже несколько раз в жизни его слышал. АК-50к, на жидком топливе. Русское, простое и дешевое в использовании оружие. Снова раздались длинные автоматные очереди.
Чтобы запугать.
Это выглядело вовсе не как короткий агрессивный лай в огневом столкновении, когда автоматы общаются нервными, полными ярости фразами, перебивая и перекрикивая друг друга, словно поссорившиеся любовники.
И такое он тоже уже когда-то слышал.
Он смотрел в ту сторону, сделав максимальное приближение, но ничего не было видно. По крайней мере, ничего особенного.
По всему городу разнесся вой полицейских сирен, но вдали, а позже – низкий гул и свист компрессора.
Квадрокоптер. На четырех турбовинтовых двигателях, наверняка военная «Супермангуста».
Взглянув вверх, он увидел лишь раскаленный купол неба, пеликанов и чаек.
А потом издали донесся глухой удар, превратившийся в пискливый рев разъяренного дракона, а затем грохот, будто внезапно раздался гром. И мгновение спустя – еще раз.
Этот звук тоже был ему знаком. УРГ-25 «Факел». Универсальный ракетный гранатомет системы «стреляй и забудь». Достаточно было прицелиться, нажав кнопку, а потом потянуть за спуск. Оператор мог в жизни не видеть ничего сложнее козы, но все равно бы справился. С помощью этого оружия можно было сбивать все, что летает, разрушать здания, жечь танки, пробивать броню и засыпать врага обломками шрапнели, выбрав режим одной клавишей.