Немецкий брульон
Ярослав Полуэктов
«Немецкий брульон» представляет собой описание неких путевых злоключений: считай, современный, якобы простодушный и подражательный невесть кому, а на самом деле лукаво сконструированный «нео–ольшлегель–олеарский» нон–фикшн. И даже не примеряйте к звездатому хипстинг–травелогу Джека Керуака «On the Road», на что совершенно зряшно намекает автор. Ежели говорить практически, то тут речь пойдёт о части вполне заурядного двадцатидвухдневного «гранд–вояжа» по Европе (на отрезке «Казань–Мюнхен») трёх «чертитекторов» и одного милого супервьюноши по прозвищу «Плинтус». Катались оные орк–лица на свеженьком франкешонском агрегате марки Рено Колеос, само собой, что со своими шкилетами в шкафа… упс: в багажнике и аэрочемодане «Мон Блант» ростиком под кокаиновую девушку Фаби…
Ярослав Полуэктов
Немецкий брульон
«…Словосочетание «отправиться в путешествие» ничего не значит, ведь в жизни нет ничего, кроме путешествия, путешествия в путешествии, и что смерть – это не последний путь, а начало нового пути, и никто не знает, куда ведёт этот путь и откуда, но всё равно – bon voyage.»
«Дьеп–Ньюхейвен»
Генри Миллер
Как Бима не удалось погубить.
«Три часа ночи, тишина, вдруг – звонок в дверь… Открываю… Бли–и–ин! На лестничной площадке стоят хомячок, небольшой такой жираф и здоровенный синий попугай. И хомячок мне говорит – «К нам поступила информация, что здесь злоупотребляют галлюциногенами!»
Д.Ч.
Эпизод 1.
Идею с тайным подсыпом в трубку хитрой травы подкинул Малёха Ксаныч в пригородном мотеле «Развесёлые подружки», что на М7 за Казанью. Он убедил отца, во–первых, что не резон было просто так, то есть без прощального кайфа, уничтожать его личную (проплаченную, правда, отцом), дурь.
А второе что считал Малёха (ну и фашист!), это то, что край как нужно было нейтрализовать Порфирия Сергеича на время перехода границы.
– Зачем? – поинтересовался папа.
– Затем. С учётом трансцендентности[1 - Трансценде?нтность, прил. трансценде?нтный – то, что принципиально недоступно опытному познанию, выходит за пределы чувственного опыта.] пункта первого.
Ксан Иваныч вздёрнул брови и рот приоткрыл: вот те и сынок, вот те и недоучка!
Немая сцена воспринята Малёхой как победа разума над сарсапариллой[2 - Мелкий авантюрист и жулик Джефф Питерс представлявшийся индейским знахарем Воф–Ху продавал в мелких городишках и поселках самодельные микстурки, состоящие из воды и, кажется, хинина с пищевым красителем. В одном городке у него возникли проблемы с местным мэром, тот попытался поймать его "на горячем" и притворился смертельно больным. В разговоре с его помощником и была сказана эта фраза.], и он продолжил:
– А как это сделать легко и изящно, как ты думаешь?
– Не знаю, сынок. А что такое трансценде, как ты говоришь, что это за… херь, извини?
– Очень просто, пап. Это то, что наоборот от посюстороннего… Понимаешь?
– Не особо, сына.
– Тупо верить надо, пап!
И сынок парафилософски, используя методы апофатической катафатики, объяснил (не вдаваясь в пояснение этой самой трансценде), что, мол, отодвинуть Порфирия от пива и уменьшить его нескончаемый экстремизм, основанный на трансценде обратного рода, то есть на низкочеловечности бимовского бытия (в сжатом переводе: от греха подальше), Малёха представлял себе только таким, несколько противо–антропоморфным, зато результативным способом.
Мальчик знает, а папа не ведает. И не обязан!
Идея мести и злоба, добрая насмешка и утончённая нейтрализация живой твари – называемой «человеком пивным» – смешались в одном наиподлючем и молодом – вот откуда это всё? – малёхином флаконе, с зеленоушатыми фантадухами и дьяволятами мелкописятыми.
Ксан Иваныч, улыбаясь глуповатой манерой, то есть ноздри расширяючи гузельяхиневым способом, не подобающим взрослым мэнам, и особливо отцам на философские закидоны взрослеющих отпрысков, обратился в комок материи из Созвездия Сомнений. Но, пораскинув тем, что находится в голове, – а там чисто цейтнот, ребята! – поддался.
Новый способ усмирения буйного товарища показался ему даже остроумным. (Растёт сынок! Вот она польза путешествий с родителем мужественного пола!) И он помчал в соседний номер, чтобы подбить Егорыча на столь незаурядную лечебно–профилактическую фигуру сыночкиного авторства.
***
Наивный до простоты лоха Егорыч поддался не сразу.
Лишь через четверть часа, наполовину поверивший, наполовину сдавшийся, заперся в туалете для подготовки волшебного зелья. Там – малоопытный, но знающий некоторые азы, – драл траву на щепотки и мешал её с табаком. (Не сметь повторять! Это не реклама! Это как на сигаретах госторговли: намёк на импотенцию в чёрной рамке.)
Полученную окрошку сообразно наитию классической плотности забивал в трубку послойно: табак, табак с травой, табак, щепотка травы. Рак! Печень! Селезёнка!
– Смерть коровам, – лепечут тинейджеры. И, как гласит народная мудрость, – лошадям!
Излишки, жалостливо оберегаемые Малёхой, но немыслимые в условиях перехода границы, Егорыч потопил в унитазе.
Вода унесла пригорошню на тыщу–другую рупий в выгребную яму.[3 - В брульоне Кирьян Егорыча вместо «выгребной ямы» был указан «ошалело весенний Буг». Но, какой, нахер, Буг. Егорыч всё попутал. Нет рядом с Казанью Буга. В Буг выбросили контрольные остатки, которых под Казанью у Малёхи ещё хватало. А под Казанью не Буг, а Волга и Казанка. Видать, Кирьян Егорыч в момент написания этой фразы сам был под воздействием. – прим. Чена Джу.]
Эпизод 2.
Надо сказать, что трубка вообще–то готовилась для щадящего курения.
И по чесноку на троих. Но, как говорят нынче, «всё пошло не так».
Бедный Порфирий трубку из челюсти не выпускал[4 - Мы, кажется, ещё не говорили: у Бима в нижней челюсти совсем мало настоящих зубов, кажется, два всего. Так что он использует это индивидуальное обстоятельство на полную катушку.].
Не чуя подлых товарищеских натур, высмолил четыре пятых от целого.
– Классный табачок. Ох и забирает! С первого курка! Никогда не пробовал… о–о–о… такого. Пф, пф–ф–ф. А где, говоришь, табачок–то покупал? Дыхните… нет–нет… дым понюхайте. Чуете сорт, а! Хороший сорт. Мужики, вот это настоящий табачок. Ларсен будто. Не то что «Капитан». А что мы дома за дичь на букву «хэ» курим? Блэк?
– И Блэк курим. А что?
– Так Блэк этот, Кирюха, – настоящее дерьмо. Дерьмее не бывает. Да–а–а, дерьмецо–о–о.[5 - Как близок слэнг к правде!] А это… о–о–о, кайф. Забирает табачок. Харрашо–о–о!
Затянулся ещё пару раз. На третий зашатался. Вместе со стулом. Повалился, вбок. Удержался. Балансируя руками. Расставил ноги пошире. Поза сфинкса вышла. Бухого. Представили?
SOS: смерть с косой переминалась за дверью, ожидая сигнала: «клиент созрел, вперёд, мадама».
Но, Бим стоек, как пюпитр, когда на нём в дополнение к нотам авоська пива.
– Нам–то дай курнуть, – взмолился один из душегубов: пагубная суть творилась: Бим вот–вот может крякнуть.
– Щас, щас, – Бим, вальяжно попыхивая и верча трубкой – это была Толстая Маргарет[6 - Все егорычевы трубки с именами собственными.], – строил из дыма фигуры художественного пилотажа и делиться не торопился.
Лишь расстроенный гадко получившимся колечком, которое тут же наказал, проткнув средним пальцем – факом своего рода, по ходу движения превращённым в «V» – знак победы, – он смиренно выдавил: «Ну, хорошо, дёрните по разку».
И задрал «V» над головой: отлично сыгранная миниатюра завершилась мимическим жестом: «я козёл рогатый, а вы мои братья».
***