Будни рэкетиров или Кристина

– Ух! – выдохнул Растопиро, споткнулся о табурет, и с грохотом повалился на пол. Кристина накинула халат и, на всякий случай, потянулась за молотком для отбивных. Левой рукой. Правая у нее онемела.

– Поистине, что это? – сонным голосом сказал Вась-Вась. – Кристя? Что это было?

«С добры утром, ничтожество, – подумала Кристина, и, в сердцах, сплюнула. – Это твой брат-козел по морде схлопотал. За длинные руки».

Кавторанг, шатаясь, поднялся на ноги. Ни дать, ни взять боксер после пропущенного удара. Он ошеломленно смотрел на Кристину.

– Я же просила, не надо, – вполголоса произнесла женщина. – Сам виноват.

– А? Кристя? Что-то, поистине, упало?

«Твой кузен, ничтожество».

– Вот так, значит, – пробормотал кавторанг. На его левой скуле вырисовывался кровоподтек, похожий на багровую тучу. – Вот, значит, как…

В гостиной Василек надел шлепанцы на босую ногу.

– Все нормально, Вася. Это я миску с холодным выронила, – сказала Кристина, наблюдая за поверженным кавторангом, и чувствуя, что молоток без надобности. Иван Митрофанович не жаждал реванша (пока, по крайней мере), подыскивая выходы из стратегического тупика, в какой сам себя и загнал.

– Ну у тебя и рука, кузина, – нашелся, наконец, кавторанг, и, не глядя больше на Кристину, шмыгнул в ванную. Когда Васек опасливо заглянул в кухню, за Растопиро уже захлопнулась дверь.

– Кристя? А где Ваня?

Кристина показала на ванную.

– Как ты заснул, твой кузен с бутылкой не расставался. Все вливал в себя эту водку проклятую. А теперь, видать, отдает обратно.

Василий понимающе кивнул.

– Спасибо тебе за чудесный Новый Год, Васенька.

Лицо Бонасюка изобразило раскаяние, но Кристина, в негодовании отвернулась.

Проторчав в ванной не менее часу, Иван Растопиро, наконец, покинул свое убежище и, стараясь держаться подальше от Кристины, перебрался в гостиную к кузену.

– Что у тебя, поистине, с лицом? – всполошился было Бонасюк.

– Да капилляры чертовые… Сегментные пятна, понимаешь… От водки, короче.

Кузены просидели в гостиной до половины двенадцатого, пока Кристина не позвала их на помощь. Накрывать праздничный стол. Вскоре часы пробили полночь. Они немного посмотрели «Огонек». Выступления актеров казались Кристине безвкусными, тексты песен идиотскими, а музыка – издевательством над ушами. Кристина и кавторанг делали вид, будто ничего между ними не случилось. И, пожалуй, это было лучшим, что только можно придумать.

– Раньше новогодние программы куда интереснее были, – с ностальгическими нотками посетовал Иван Митрофанович.

Поглощенное за новогодним столом спиртное вернуло ему хотя бы некоторую часть недавней самоуверенности.

– Раньше все было, поистине, лучше, – грустно согласился Бонасюк.

– Раньше сравнивать было не с чем, – подвела черту Кристина, и вышла на студеный балкон. После душной комнаты морозный (уже январский) воздух был обжигающе свеж. Днепр скован во льды, а огни далекой Троещины, где, по предположению Кристины, отмечал Новый Год Бандура, еле пробивались от самого горизонта. Настроение у Кристины, с вечера никудышнее, сделалось хуже некуда. Принимая во внимание расхожую фразу: «Как Новый год встретишь, так его и проведешь», год Кристину ожидал тот еще.

Глава 5

УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА

Новый год начался для Андрея с опустошительной, словно взрыв бризантной бомбы мигрени. Атасов вручил ему «Пенталгин», но, и таблетки оказались бессильны. К вечеру первого января приятели снова уселись за стол и выпили никак не меньше вчерашнего. Девчонки укатили, деньги закончились, а когда за столом одни мужчины, выпивка легко перерастает в пьянку. Кристина так и не позвонила.

Второго утром Андрей покинул гостеприимную квартиру Армейца, от одного вида которой его теперь немного мутило, и отправился к себе на Отрадный.

Квартира оказалась пуста. Автоответчик, правда, дружелюбно помигивал зеленым огоньком, внушая определенные надежды. Андрей надавил кнопку воспроизведения. Первые двое звонивших предпочли поиграть с автоответчиком в молчанку (оба раза это была Кристина, но она не подобрала слов), а третий звонок, к немалому удивлению Андрея, был от Бандуры-старшего.

– Алло? – сказал отец. – Алло?! Алло! – он немного запыхался, как обыкновенно случается с непривыкшими к автоответчикам людьми. – Алло? Сынок! Сын, это ты? С Новым годом тебя… – последовала пауза. Андрей услыхал шумное, прямо в динамик, дыхание отца. – Ну, как ты там? Когда домой? Ты б это, черкнул пару строчек… Я это… Может, сам…

Голос оборвался серией коротких гудков, показавшихся Бандуре неимоверно противными.

– Батя… – голос отца в пустой квартире прозвучал так неожиданно, и так не вязался с нынешней жизнью Андрея, словно и не голосом был вовсе, а смоделированным на компьютере воплем динозавра эпохи позднего протерозоя. – Откуда же ты позвонить исхитрился?!

Пробыв какое-то время под впечатлением отцовского звонка (чувства были противоречивыми и Андрей в них предпочел не копаться: и детство нахлынуло, и стыд за долгое молчание), он, в конце концов, сам взялся за телефон и набрал номер Планшетова.

– С Новым годом, чувак.

– Ага. И тебя тоже, чувак. По тому же месту.

– Планшет, есть дело. Давай, слушай сюда… – и Андрей изложил приятелю ни много, ни мало, план физического устранения Бонасюка. Как говаривал некогда товарищ Сталин: «Есть человек, есть проблема. А нет человека – нет проблемы». Все гениальное просто. Убийство – самое радикальное разрешение спорных вопросов. Действенное, как хирургическая операция. С той лишь разницей, что границы операционной не стеснены больничными стенами, а вместо скальпеля применяется пистолет. Или наоборот. Когда мир рассматривается в качестве хирургического стола. Кому как больше нравится.

План выглядел сырым и нуждался в существенных доработках, но общую концепцию Андрей обозначил четко: «Мочить Бонасюка, и дело с концом». Планшетов согласился помочь. За три тысячи долларов.

– Нигде ничего не слипнется?

– Это вряд ли, – ничуть не смутился Планшетов. – И потом, чувак, ты хочешь, чтобы все чисто было, без сучка, без задоринки?

Андрей вынужден был согласиться, что «да, именно такая цель и преследуется».

– За качество надо платить, – глубокомысленно изрек Планшетов. На досуге он довольно много читал. Пособия по маркетингу и менеджменту в том числе. Выводы были однозначны: «Себя надо уметь продать». Справедливости ради отметим, что Планшетов вообще был парнем неглупым, имел за спиной три курса государственного университета, то есть почти неоконченное высшее. Сложись все по другому, быть ему неплохим микробиологом, как покойная мама мечтала. Только вот, оказалось, не судьба.

– Тебя ж не парит, когда один «Паркер», как ведро китайских шариковых авторучек стоит, – с апломбом заявил Планшетов. – А от чего так? И то и другое придумано, чтобы каракули на бумаге выводить. Тогда, в чем разница? А разница, чувак, в качестве.

Скрепя сердце, Андрей признал, что аргументация у Планшетова железная.

– Хочешь дешево и сердито? Найди парочку туземцев. Они тебе толстого за сотку зелени в парадняке похоронят. А когда им менты на следующий день хвост прищемят, тут тебе жопа. Обоссать штанов не успеешь, как омоновцы в окна полезут.

– Давай хотя бы за двушку, – попробовал торговаться Андрей. Доводы Планшетова были резонными, но цена уж больно кусалась. Не генерала милиции, в конце концов, требовалось отправить в преисподнюю. Подумаешь тоже – банщика ликвидировать.

– Трешка в самый раз, – уперся рогом Планшетов.

– Ладно, – согласился Андрей. – По рукам. – Это было его первое в жизни заказное убийство, и торговаться казалось неприличным. Одно было хорошо. Расчет предполагался после того, как Бандура заполучит сауну. Никакого задатка Юрик не просил. Да Андрею и платить-то было нечем. – Тогда подъезжай ко мне. Обсудим нюансы.

Планшетов прибыл к двенадцати, и они засиделись до глубокого вечера. Неувязок в плане ликвидации Вась-Вася хватило бы на три уголовных дела. Хотя, к слову сказать, лихо было придумано.

– Лихо придумано, чувак, – похвалил Планшетов. Андрей польщенно улыбнулся. – Только сильно заумно. Сам прикинь. Чем сложнее задумка, тем легче проколоться. – В подтверждение своих слов Планшетов даже привел пару примеров, почерпнутых из детективных романов. – Вся эта дурня с переодеваниями, париками, и ядом кураре, – много заморочек, короче.