А затем присоединилась к тройке, которая только что лишилась бойца – его как раз уносили на носилках.
Мне молча всучили огромный разрядник, и на секунду я испытала… паническую атаку, истерику, что ли…
Горло сдавила петля, страх прошелся по позвоночнику ледяным вихрем и закрутился удавкой на шее.
Я поняла – пути назад нет.
Раньше я еще могла убежать, скрыться в городе, за полем отчуждения.
Теперь – нет, я оказалась в бою.
И либо выживу, либо… погибну.
Кураж вдруг покинул, силы, словно бы, тоже. Все мышцы, что устали после разминки Гаоля Андерса, начали ныть.
Я ошарашенно смотрела, как вокруг летали ветки, сучья метили в глаза и уши, как камни реяли по воздуху, словно ими жонглировали невидимые циркачи, и нас атаковали с разных сторон. Отовсюду, как мне показалось…
Внезапно в затылок прилетел камень.
Боль вонзилась в темя, прошлась по телу волной и почему-то отозвалась злостью. Я ощутила, что нечто теплое и влажное выступило на голове, и неожиданно еще больше озверела.
Вдруг словно бы резко переключилась. Вспомнила недавнюю тренировку и принялась яростно палить во врагов.
Я как-то понимала – где именно тварь – справа, слева или же за летящим предметом. Даже отчасти ощущала врагов в небе, где они еще себя вовсе не обнаруживали. Парни из моей тройки, было приготовившиеся прикрывать дурочку, что влезла в битву по глупости, из-за гормонального сбоя, успокоились и занялись своим делом.
Я – своим.
«В какой-то момент ты перестаешь думать о ранениях, травмах и гибели. Думаешь лишь, что ты победишь. Наверное, это и есть самое главное».
Звучал в голове голос Теллы Терновой из ее знаменитых видео-мемуаров.
Помогало. Еще как помогало!
Наверное, еще шпорила мысль: «Она смогла! И я тоже смогу!»
Это ощущение «я не хуже нее, просто он не смог оценить меня до конца» поддерживало лучше чего бы то ни было… Я сражалась практически наравне с остальными. По крайней мере, с самыми слабыми воинами.
Было бы глупым и ошибочным утверждать, что я соперничала с лучшими лесниками. Конечно же, нет. Я задыхалась, когда приходилось отбегать или прыгать, чтобы увернуться от ветки или же камня. У меня банально не хватало дыхания, чтобы сделать три перебежки сразу, так что моим партнерам приходилось порой притормаживать, чтобы дать мне очухаться, перевести дух.
Иногда же я просто терялась – как будто моя «сверхспособность» обнаружения врагов неожиданно отключалась неведомой кнопкой.
Но получила я лишь легкие травмы. Пару раз по касательной – небольшими камнями, ветками меня задевало без счета. Все руки были исцарапаны, как будто я дралась с тысячью бешеных кошек.
«Но разве боль не парализует? Не замедляет? И не пугает?» – спрашивала журналистка у Теллы Терновой.
«Каждый на боль по-своему реагирует. Но, если войти в раж, в азарт битвы, боли не чувствуешь, если это не серьезная травма».
«Совсем?»
«Абсолютно! Я допускаю, что кого-то боль останавливает. Он концентрируется именно на ней: думает, рефлексирует. Но это совершенно не про меня».
Я чувствовала сейчас очень похоже. Как будто, реально, опыт спасения из речного города что-то неуловимо во мне изменил. Я посмотрела смерти в лицо, обвела костлявую вокруг пальца, и поняла, что такое очень даже возможно.
Так ребенок однажды с друзьями первый раз прыгает с метрового забора. Вначале он висит и боится. Смотрит, как остальные снизу зовут. Все вроде целы, может, кто-то чуть поцарапался или коленки немного содрал при падении. Но все веселые, задорные и игривые…
А у него ступор, ужас и паника внутри взрываются бешеным пульсом, и аж искры из глаз от страха посыпались…
Но потом он отделяет себя от забора, зажмуривается – и делает шаг в пустоту…
Вдруг обнаруживает, что вполне цел и даже приземлился относительно удачно.
А спустя неделю или, может быть, две уже первым, как сиганет вниз с забора и как побежит дальше на кураже…
Похоже, со мной случилось нечто подобное.
Я многие годы пряталась в речном городе, боясь даже мельком встретиться с тварями.
Но однажды мне пришлось это сделать…
И теперь… теперь где-то там, в душе опасливой серой мышки-попаданки врубился мощнейший режим берсерка.
«Если не думаешь, как можешь пострадать, то и выходишь из боя практически целой» – я не понимала этих откровений Теллы, думала – они скорее урапатриотические, чтобы другие не боялись и шли воевать.
Но теперь поняла, что все было правдой.
Телла не лукавила ни одним словом!
Раньше мне чудилось – мы очень разные. Она боевая, решительная, отчаянная, а я… я… трусиха, каких мало.
Но вот теперь, как выяснялось, мы больше похожи, чем я считала и воображала когда-то.
К концу боя я начала уставать, и стала обузой для своей тройки. Я банально не успевала реагировать на атаки, и парни торопливо меня прикрывали, спотыкалась во время бега и прыгала уже чисто на инерции, приземляясь за счет кувырка. Что опять же замедляло темп схватки – мне ведь требовалось еще и встать на ноги. Я – не какой-то там каратеист из кино, чтобы кувыркаться и стрелять одновременно.
Поэтому, заметив, близкое подкрепление, я махнула рукой и побежала в сторону поля отчуждения лесников, отстреливаясь уже на чистом чутье.
Ноги несли меня туда, как заведенные. Я почти не чувствовала земли под стопами.
Мягкая почва подталкивала – вверх и вперед…
В последний момент меня настиг сук – он летел прямо в глаз, но я упала на землю и… «бревнышком» вкатилась в спасительное поле отчуждения.
Тварь за мной последовать не могла.
Я шла сквозь зону фактически безопасности и чудилось – вокруг кипит жизнь. Та самая, что виделась мне в глюках.
Но сколько ни щурилась, ни пыталась настроить зрение – странных существ разглядеть, увы, не смогла.
За полем отчуждения я упала без сил, и меня подхватили под руки медики. А спустя полтора часа я – помытая, обработанная и переодетая в свежее – лежала в своей палате, выслушивая претензии рассерженной Меры.