Вентор взялась за свою тележку.
– Рада была увидеться, профессор, – кивнула она.
– И я, кошечка, и я, – ответил Гершко.
– Только напомни-ка, в какой области ты профессор?
Гершко молча улыбнулся, и мадам Вентор развернулась и пошла, а за ней по дорожке загромыхала тележка.
5
Как ни странно, в этот вечер в «Неустойке» было не протолкнуться.
Оснат оглядела паб: нет ли где свободного стула. Увы. Были три свободных места у стойки, за которой она находилась, но за столиками, расставленными по пабу (насколько там можно было что-то «расставить»), было некуда впихнуть даже спичку.
Два часа назад, когда она пришла, мадам Вентор с веником ходила между столиками и подметала пол. Оснат махнула ей рукой – минутку, мол, – и побежала на второй этаж, в свою квартиру, чтобы оставить там подаренную бутылку и взять несколько новых дисков, которые она хотела поставить в пабе сегодня вечером. В программе был микс групп «Смитс», «Оазис», «Радиохед», немного «Битлов» – чтобы все были довольны. Попозже она, может быть, включит еще «Сабвейз» – для тех, кто засидится. Когда она спустилась, мадам Вентор в пабе не было, но зато у стойки уже сидел первый посетитель – и смотрел на Оснат.
– Палочки, – сказал Нати за ее спиной и поставил тарелку на полку между баром и кухней.
В «Неустойке» не было официантов как таковых. Оснат была и барменшей, и официанткой, и диджеем; она же отвечала на телефонные звонки (сколько талантов в одном человеке!). Если что не так – ей достаточно было процедить в сторону окошечка в стене: «Нати!» – и Нати выходил из кухни. Присутствие Нати обычно производило успокаивающий эффект; кто его видел – вдруг быстро понимал, что любой конфликт, вообще-то, можно решить, если просто вежливо поговорить. Он был огромный, с глазами навыкате и со шрамом от левого уха до шеи. Это Нати в четырехлетнем возрасте упал с качелей, но теперь шрам оказывал чудесное воздействие на всех, кто собирался завязать в пабе драку.
Оснат взяла тарелку и крикнула в зал:
– Кто заказывал морковные палочки с соусом?
За одним из столиков привстал мужичок в футболке в обтяжку и поднял руку.
Оснат поставила тарелку на узкую барную стойку, слегка улыбнулась и показала на блюдо рукой, как будто сочувственно.
– Спасибо, – сказал он и забрал тарелку к себе на стол.
– Приятного аппетита. Для глаз полезно, – ответила она.
Столики были рассчитаны на маленькие дружеские компании или на парочки, которые вдруг выбрали именно это место, чтобы познакомиться. У барной стойки сидели одиночки. Кто-то говорил слишком много, кто-то молчал. Сегодня собрались молчуны – эта публика нравилась Оснат больше всего. Немолодой бородатый мужик в зеленой кепке, с короткими большими пальцами и с плутовским взглядом искоса, молодой человек из дома напротив – с добрыми глазами, в шортах и футболке с дыркой около воротника, – который все время, пока пил пиво, тупил в телефон, и косоглазый худощавый парень – он сидел с блокнотом и время от времени записывал в него несколько слов, прихлебывая колу.
Барная стойка была очень узкой – всего пятнадцать сантиметров в ширину – ею человеку, открывшему здесь бар, пришлось пожертвовать, чтобы в зал можно было впихнуть лишних полстола; поэтому сидящие у стойки вынуждены были все время следить, куда они ставят стакан. В общем, большинству приходилось пить не у стойки, а за столиками. Потом хозяин понял, что его стойка самая узкая в Израиле, и сменил исходное название бара, «Дежавю», на более описательное.
«Неустойка».
Не самое, быть может, точное название, но звучит явно лучше, чем «Узкостойка».
Дверь открылась, и вошел молодой человек лет двадцати с небольшим. В сером деловом костюме, с дневной щетиной, с усталыми глазами.
Он дотащился до стойки и сел на стул возле нее:
– Пива.
– Какого? – спросила Оснат.
– Не важно, – махнул он рукой. – Главное, чтобы нормальной крепости и со вкусом пива.
Оснат наполнила стакан и поставила перед ним. Он посмотрел на нее и устало кивнул головой.
– Хм, тяжелый день, да? – спросила она.
Он снова кивнул и сделал глоток.
– Тогда слушай, – сказала Оснат и перегнулась через стойку. – Всегда все не так ужасно, как кажется. Скорее всего, этого не будет; он правда идиот, но главное, что зарплату все еще платят; все, что не убивает нас, – делает нас сильнее; если нельзя это изменить, что толку бороться; кому вообще она нужна – дерьмо, а не работа; и вообще хорошо, что ты там уже не работаешь; всегда будет другая возможность; иначе не бывает; нужно запастись терпением; пришло время научиться иногда говорить «нет»; главное – мыслить позитивно; а когда нельзя изменить действительность, лучше изменить свое отношение к ней.
– Что? – спросил он.
– Это все слова утешения, которые я знаю, – пожала плечами Оснат, – какие-нибудь из них тебе точно помогут.
Он слегка улыбнулся:
– Спасибо, у меня все хорошо.
– Да, ты действительно выглядишь счастливым, – сказала Оснат. – Извини, ошиблась. Пойду тренировать свои клише на ком-нибудь другом.
Он снова отпил из стакана.
– Нет-нет. В моем случае уже ничего не поделаешь.
– А, тогда так и говори, – ответила Оснат. – Для тех, кто в отчаянном положении, у нас отдельная цена.
Он снова улыбнулся, а Оснат стала протирать и без того чистый стакан.
– Что случилось? – наконец спросила она.
– Я влюбился.
– А она не ответила взаимностью?
– Что? Нет. Просто влюбился. Это недостаточно плохо?
– Почему плохо?
– Издеваешься? Все. Больше делать нечего. Конец.
– Что?
– Я думал, что у меня еще есть время. Боже мой, за что? Есть еще столько девушек! Почему Ты показал мне ее сейчас? Не жалко? – Он покачал головой, как будто не веря. – Ловушка захлопнулась.
– Захлопнулась – и все, дружище, – сказала Оснат. – Захлопнулась – и все.
Да уж, немало странных типчиков попадается на этой работе…
– Ты здесь впервые, да?