Руководство к действию на ближайшие дни

– Ты убьешь меня. Просто убьешь. Я даже не уверена, что у нас это есть.

– Есть-есть, точно есть, – сказал Бижу и поднял руки, услышав первые звуки песни. – Опа!

Нати подошел к окошку, встал позади Оснат и сказал:

– Не верю своим ушам.

– А твои уши ничего не слышат, – ответила ему Оснат, не оборачиваясь. – Это тебе только кажется.

– Я был уверен, что ты скорее спрыгнешь со скалы, чем дашь кому-нибудь выбрать песню, – сказал он.

– Это называется бейсджампинг[2 - Бейсджампинг – наиболее опасный вид парашютного спорта: спортсмен не выпрыгивает из самолета, а спрыгивает с неподвижного объекта. Расстояние до земли, которое ему предстоит пролететь, меньше, чем при прыжке с самолета. Кроме того, существует риск разбиться при столкновении с объектом, откуда спортсмен спрыгнул.], дурак, – отрезала она нетерпеливо. – И в следующий раз ты пойдешь со мной.

– Прости, я не участвую во всех безумствах, которые ты устраиваешь.

– Это не безумство. Это называется жить. Попробуй как-нибудь, – подвела она итог, развернулась к нему и показала язык.

Бижу был один из самых безвредных (хотя и странноватых) клиентов, с которыми Оснат пришлось иметь дело за годы работы в «Неустойке».

Со временем она научилась делить посетителей на категории, которых становилось все больше – пока она не перестала их фиксировать. В большинстве случаев достаточно было пары фраз или короткого наблюдения, чтобы понять, кто перед ней.

Например, были молодые люди, которые приходили шумными компаниями и рассказывали те же шутки, что и в прошлый раз. Это безосновательная групповая солидарность, которая подпитывается сама от себя: помните, как мы в прошлый раз тут сидели? помните, что мы делали в поездке? Все их общение было построено на общности, которая, может, действительно когда-нибудь существовала. На ее основе они продолжали дружить – по инерции и из страха перед внешним миром, уверенные, что алкоголь не только убережет их от всех напастей, но и не даст даже задуматься о смерти, о сердечных драмах, неудачах, бессмысленности бытия, превратит все эти размышления в неясное воспоминание, не больше горошины, которое затолкали куда-то в подсознание.

Близко к ним на этой шкале были посетители, которых заставляла прийти сюда ностальгия непонятного происхождения. Когда-то они сидели в барах у стойки или на рассохшейся скамейке где-нибудь в парке, и им казалось, что жизнь должна выглядеть именно так, а теперь они пытались вернуть этот момент, вместо того чтобы двигаться дальше и испытывать что-нибудь новое. Они сидели у стойки, пробовали воссоздать реальность по нечеткой копии, которая была у них в душе, и после этого уходили, разочарованные, сбитые с толку, уверенные, что им не хватило совсем чуть-чуть – а в следующий раз уж точно получится.

И они были одиноки, эти лузеры, которые все еще не поняли, что они лузеры, или поняли, но думали, что они легко смогут все исправить, без посторонней помощи. Сидят поодиночке у стойки, пытаются играть героев, которых видели где-то в фильмах. Или группой – вокруг какого-нибудь человека, который пожалел их и пригласил к своему столику, но не учел, что они будут сидеть оцепеневшие, как зайцы при виде приближающихся автомобильных фар, и общаться с ними – все равно что разговаривать на языке племени, к которому не принадлежишь. Это люди, рядом с которыми не захочешь сесть в автобусе – и не потому, что они плохие, а просто потому, что их присутствие вызывает какое-то неуловимое неприятное ощущение, которое происходит от неосознанного понимания разницы между вами, и она станет слишком очевидной, если вы сядете рядом. Эти люди толком и не живут. Они подробно излагают свое мнение тем, кто совершил ошибку и изъявил готовность выслушать их из вежливости. Они всегда обдумывают какой-нибудь секретный революционный проект, который не осуществится никогда. Они в отчаянии прислоняются ухом к стене, чтобы услышать, как соседи занимаются сексом, – когда те всего лишь запускают стиральную машину. И она скрипит. В определенном ритме. Ах, какая иллюзия.

Постепенно Оснат научилась распознавать клиентов разных типов.

Нервные от отчаяния. Беззаботные, которые даже не носят часов. Слегка пьяные. Самовлюбленные. Пытающиеся выглядеть скромными. Все они сидели у стойки.

Но была и другая группа, отчетливо выделяющаяся, о которой ее предупредили в подробностях, когда она только начала работать в «Неустойке».

Они могли выглядеть как угодно, быть любого телосложения, носить любую одежду и прическу. Но их выдавал взгляд: он был голодным. Это люди, которые в жизни видели всего ничего, но хотели куда больше.

Они приходили – и просили рюмку виски «Рекведо», или бокал вина «Эмбирия», или бутылку колы «Моушн». Оснат хорошо знала ассортимент напитков в пабе, но никогда не слышала о таком вине, о таком виски и уж точно – о такой коле. Поиск в Интернете тоже ничего не дал.

Мадам Вентор ее предупреждала: если кто-нибудь придет и закажет напиток, которого у них нет, пусть Оснат позвонит ей – ведь она живет прямо над баром, – и она спустится и лично поговорит с посетителем. И хотя по большей части мадам Вентор отсутствовала, но почему-то всякий раз, когда приходили такие клиенты, она оказывалась дома, отвечала на звонок, спускалась – и клиенты были просто счастливы, когда она приглашала их к себе в квартиру, чтобы подать заказ «вдали от всей этой суеты».

Когда стихли последние звуки «Макарены» и Бижу перестал плясать, дверь открылась. В паб вошел высокий мужчина с проницательными зелеными глазами, с короткими черными волосами, одетый в голубую рубашку поло, которая красиво облегала его тело, – он был отлично сложен, как супергерой из комиксов.

Очень, очень мило. Это самая приятная часть работы.

Он сел у стойки, и Оснат подошла к нему.

– Готовы заказать? – улыбнулась она.

– Мартини, – сказал он тихо, смотря ей прямо в глаза.

– О, мартини, – ответила Оснат. – Это у нас заказывают нечасто… Смешать или взболтать, мистер Бонд?

– Не важно, – ответил он. – Главное, чтобы в правильном бокале.

Она поставила перед ним бокал, аккуратно налила мартини и спросила:

– Оливку?

– Нет, – ответил он и улыбнулся. Какая улыбка! – Только мартини. А что, вы кладете себе в мартини оливку?

– Нет, не кладу, – она равнодушно пожала плечами, – ни во что.

– Ладно, – ответил он. – Но вы ведь выпьете со мной, да? Я не собираюсь пить один. Нужна компания.

– О’кей, но мартини не для меня, – сказала Оснат. – Я, с вашего позволения, выпью чего-нибудь поинтересней.

Она взяла рюмку и умело налила «Ван Гог дабл эспрессо».

– Подойдет что угодно, лишь бы с алкоголем.

– Рада, что вы согласны, – сказала она.

Он кивнул, показывая на дальний угол:

– Скажите, что это за странный человек сидит там?

Оснат обернулась:

– А, этот? Это Шуки. Поэт. Обычно он сюда является один, ничего не пьет, сидит в углу и думает. Но если приходит с друзьями – берегись. Пьет литрами.

Она снова повернулась к собеседнику. Он уже поднял бокал мартини и слегка улыбнулся.

Она взяла свою рюмку, дотронулась ею до его бокала – и залпом осушила. Снова взглянула на него – он улыбался.

Они смотрели друг на друга несколько секунд. В ней возникло какое-то странное ощущение – теплое, сладкое, переполняющее. Она улыбнулась, не в силах сдержаться.

– А как насчет поцелуя? – спросил он. – Весь день я думаю только о поцелуе, который получу от тебя вечером. Ну-ка, иди сюда.

Она нагнулась над стойкой – и их губы слились в долгом поцелуе.

– Так как прошел день? – спросила она.

– Он еще не закончился, – ответил Стефан. – Сейчас я вернусь в офис и буду сидеть над проектом допоздна. Я просто хотел зайти и попрощаться, перед тем как уйти.

Она взяла его за щеки и сжала их, его губы вытянулись вперед, как у рыбы.

– Ах, какой ты милый. Или это мартини заставил тебя прийти?

– Давай считать, что фифти-фифти.