Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945

А действительно, почему бы им и не спать? Порт – это все-таки порт, он защищен от германских субмарин.

Народ на лодке задвигался. Кажется, с людей спало внутреннее напряжение. Пошла третья мина… четвертая… пятая…

Лодка продолжала двигаться по широкой дуге. Глубина составила 13,8 метра. Лодка шла едва в метре от дна гавани. При перемене курса она могла наскочить на собственные только что поставленные мины, проходя мимо них в десятках сантиметров.

Но даже если бы и наткнулись, ничего не случилось бы. Это были магнитные мины, которые должны были вступать в действие позже. На эти-то чудо-мины германское командование возлагало весьма большие надежды.

Благодаря постоянному притоку в лодку сжатого воздуха давление в ней повышалось. Воздух становился тяжелым для дыхания, пот лил даже с тех, кто не двигался.

– Восьмая мина – пошла!

Мина пошла со стоном, от которого волосы на голове вставали дыбом.

«U-34» развернулась на выход из порта. Электромоторы работали по-прежнему на малом ходу. Вот она прошла линию между оконечностями молов, потом мимо того же патрульного корабля, все еще остававшегося на посту. Он должен был успокоить вражескую лодку – слишком большую искательницу приключений.

В лодке все напряглись, замерли.

Постепенно глубина моря стала расти.

Боже! Что это?! Громкий звук, ненавистный, скрипящий, который напряг нервы до предела, хотя обычно он проходил незамеченным, – это командир убрал перископ.

– Глубина пятьдесят метров, – доложил старшина рулевых.

Ролльманн устало наклонился над прокладочным столом и положил руку на плечо старшины – тяжело, но ласково, словно у него дрожали руки. Фите Пфитцнер поднял голову, улыбнулся. Он точно никогда прежде не видел такого лица у командира – такого усталого, изможденного. Его лицо говорило все.

Ролльманн кивнул и удалился в свою каюту площадью менее двух квадратных метров – его очаг, его дом в море. Он задернул занавеску. Проволочный матрас скрипнул раз, потом наступила тишина.

В команде возбуждение тоже стало улегаться. Где-то заговорили, в дизельном отсеке кто-то тихо запел, к нему присоединились другие.

Ролльманн заворочался, и Фите, воспользовавшись моментом, спросил:

– Какой курс держать?

– Триста восемьдесят пять градусов, – ответил ему усталый голос.

Фите взглянул вначале на механика, затем на вахтенного офицера.

– Но на этом чертовом компасе их только триста шестьдесят, – сказал он.

Вахтенный офицер кивнул:

– Ладно, держать на середину пролива, пусть старик пару часов поспит.

Через два часа Ролльманн проснулся, немного отдохнувший и деятельный.

– По местам стоять, к всплытию готовиться!

«U-34» вырвалась на поверхность. Свежий, сладкий воздух устремился в лодку, через люк мостика снизу увидели звезды.

– Курить можно? – спросили снизу.

– Курить разрешено. На мостике, по три человека.[6 - Автор не объясняет причину столь необычного маршрута – не сразу от Гельголанда в Ла-Манш, а в обход Британских островов с севера, что раза в два дальше.]

Глава 4

«Операция „Везерюбунг“»

Оперативная сводка. Апрель 1940 года

Операция «Везерюбунг» – таково было кодовое название германской оккупации Норвегии, которую стали планировать сразу после того, как узнали, что Великобритания интенсивно готовит подобную операцию. Поскольку операцию собирались проводить против врага, превосходившего немцев и численно, и по боевой мощи, действия Германии были совершены вразрез всем правилам военно-морской стратегии. «Но я верю, что эффект внезапности будет столь велик, что мы сможем безопасно перебросить наши войска в Норвегию. История показала, что операции, проведенные вопреки всем принципам войны, могут действительно принести успех благодаря элементу внезапности. Я думаю, мы вправе рассчитывать, что в данном случае это принесет нам удачу». Эти слова произнес перед верховным руководством адмирала Редер – скорее Редер-психолог, чем Редер – главнокомандующий ВМФ. Основной задачей, возлагавшейся на подводные лодки, было прикрыть Нарвик – главную перевалочную базу для перегрузки на суда шведской железной руды. Из 11,5 миллиона тонн годовой потребности по германскому военно-промышленному плану не менее трети шло через незамерзающий порт Нарвик.

Операция удалась. Это была самая смелая, наиболее трудная и в то же время самая успешная операция в истории германских военных действий на море.

* * *

1 апреля 1940 года верховное командование отдало приказ:

«Начать операцию „Везерюбунг“ 9 апреля в 05.15».

Целые недели подводные лодки, большие и малые, держались вблизи голых скал островов норвежского побережья. Когда они всплывали, гигантские валы начинали швырять их, ледяные волны заливали мостик, за минуту верхняя вахта на мостике промокала до костей. Подводников бросало в дрожь, и не только потому, что промокали до нитки, но и при мысли о том, что через несколько дней им придется проникать в эти фьорды, эти темные зловещие проходы, которые манили их не более, чем врата в иной мир. Единственно приятным в этой действительности были разве что рваные облака над головой да крупные бурые норвежские чайки, с пронзительным криком носившиеся за немецкими подводными лодками.

С лодки «U-47», которой командовал Прин, заметили три линкора. Они шли полным ходом на север и скрылись за горизонтом. Перехватить их Прин не мог. У лодки не хватало запаса хода для такой работы. А как там обстояло с новыми лодками? Ходили кое-какие слухи о некоем господине Вальтере и его засекреченной работе в доме из красного кирпича в Киле. Среди офицеров поговаривали, что вроде речь идет о новом типе двигателя, который будто бы позволит развивать скорость хода до 26 узлов. Правда, наверняка ничего не знал пока никто, даже командиры флотилий.

У Прина, как и у всех, торпедные аппараты были загружены новыми типами торпед. Они не выдавали пузырьками воздуха траекторию торпеды и имели новый магнитный детонатор. Эти торпеды уже несколько месяцев доказывали свою эффективность. И были просты в обслуживании. Торпеда устанавливалась на определенную глубину. Она проходила под судном, магнитный взрыватель на носу торпеды приводился в действие магнитным полем судна, и торпеда взрывалась под самым килем судна. Поражающий эффект этих торпед был потрясающ.

На эти торпеды немцы – Редер, Дёниц, командиры, специалисты по торпедам, конструкторы – возлагали большие надежды.

Они еще не знали, что их надеждам было суждено превратиться в легкий дым.

* * *

На одной из лодок старшим помощником был Эрих Топп. Позже он станет капитан-лейтенантом и командиром лодки, будет награжден Рыцарским крестом с мечами. У Топпа были свои идеи насчет использования лодок в норвежских водах. Он не делал из них секрета перед своим командиром. В своем дневнике он писал:

«Для этих целей лодки не годятся. Лодки созданы как разрушители торговли, и, чтобы быть эффективными, им нужен большой простор в открытом море. Иногда их можно использовать для неожиданных атак в роли рейдеров в прибрежной зоне. Но это против природы корабля – действовать в узком фьорде. В зависимости от времени года в этих широтах приходится иметь дело с короткими ночами или вообще их отсутствием, когда солнце светит и в полночь. В таких условиях лодки не имеют времени для зарядки батарей. Фьорды предлагают такие акустические условия, которые, к сожалению, весьма выгодны противнику. Фьорды представляют собой проблему и с навигационной точки зрения, потому что гидрографические сведения о них неадекватны требованиям подводников. Ведь карты показывают точные глубины только для тех каналов, которые обычно используются торговыми судами, и оставляют без внимания их периферию или малые второстепенные фьорды, которые лодки могли бы использовать в качестве укрытия.

Мы несколько дней лежим здесь в норвежских фьордах, маленьких неизвестных фьордах среди лабиринта норвежских скал. Тут изредка увидишь маяк на выдвинувшейся в море скале. Лишь то там, то тут видны спрятавшиеся от ветра малюсенькие домики, которые будто ищут убежища в этом хаотическом нагромождении скал, где нет ни милосердия, ни удобства, ни спасения.

Пока что нам приказано наблюдать и докладывать о передвижениях противника. Атаковать разрешено только британские корабли. Но пока мы ни одного не видели. Зато можем любоваться величественной природой, мы уже различаем индивидуальность некоторых пиков, до невозможности черных ущелий и обрывов, серо-голубых склонов, на которых лежит вечный снег.

Тревога обычно звучит в одно и то же время, так как весь день нам надо лежать тихо и незаметно.

Иногда, как в пасхальное утро, ранние часы приносят шквалы града и снега. И мы стоим на поверхности, и при этом иногда берега фьордов закутаны утренним туманом или закрыты от нас снегом, и мы наслаждаемся часами драгоценной свободы. Но такое случается редко. По большей части над нами холодное голубое небо, а дни преобладают светлые и прозрачные.

Дневную красоту фьордов мы можем наблюдать только в перископ.

Каждый, до кого доходит очередь постоять у перископа, замолкает. В центральном посту тихо, как в могиле. На нас окружающая природа действует благоговейно. Могут буйствовать бури, со скал стекать в долины потоки воды, ледники освобождаться от старого льда под напором нового, но гряда горы будет стоять и стоять не шелохнувшись.

Каждый день приходится напоминать себе, что здесь идет война, и в такой торжественной тишине и величественном окружении в это нелегко поверить…