Экстрим будь он неладен

Экстрим будь он неладен
Захар Захарин

В далекой, сибирской тайге, в зимний период в своём угодье, охотника- промысловика окружают трагические ситуации. В виде: огнедышащего монстра, страшного холода, нестерпимого голода и стаи волков. В спасении у него были: молитвы, крепость духа и таежная, сибирская закалка.А вот виновник этой трагедии хотя и действовал открыто не будет установлен.

Захар Захарин

Экстрим будь он неладен

Баня

В тот злополучный, високосный год, жаркий и засушливый, после заезда в своё угодье, на охоту, я обнаружил к своему огорчению, что от пожара лишился треть угодий с двумя зимовьями. Скорей всего, пожар был от молнии, и главное недавно, что не говори, потеря большая.

С болью и жалостью, смотрел я на обезображенную тайгу, да не абы какую, а на приличный кусище спелого кедрача, да сгоревшие зимовья с нехитрым имуществом лишь для определенной категории людей в период охоты, имеющие неоспоримую ценность.

Хорошее в этой беде, пожар был низовой, речка Карда стала ему преградой.

По матерился, по плевался, да и с тем и остался, не назад же оглобли заворачивать, тайги хватит, самое дальнее ухожье, вот только придётся с одного зимовья промышлять. Ну в противовес всему этому, руки у меня растут от куда надо, да сибиряк, охотник профессиональный, всем другим бог не обидел. Хорошей подмогой буран будет, в том году по большому блату удалость достать, для охотников промысловиков, золотая незаменимая вещь, это тебе не пешкодралом. Хотя по первости, как и всё новое воспринималось с недоверием, но притёрлись друг к другу, обкатались, куда с добром железный конь. По профилям, геологическим путики, под тысячу кулём да капканов, что так-то не охотиться, бензину правда жрёт по-черному.

Хорошо в этом году подсуетился у геологов, закончивших изыскания, удалось достать шесть канистр пластмассовых, по пятьдесят литров каждая, да такую же канистру афтолу, продуктов, да мелочевки всякой. Ну ясно не за спасибо живешь, подогнал им на радостях шкуру медвежью, мясо, желчь, да и мясом с солонцов снабжал не жалеючи.

Да, медведь был что копна, даже малость страх пробрал, собаки зверовые не сортируют, берут что попалось, любого зверя. Так азартно, плотно, вчетвером работают, чтобы выйти из окружения зверю и речи не может быть. Медведь самец, наверное, килограмм 250-300, не меньше, шкура что бычья. И главное с первого выстрела завалил, а два контрольных для успокоения. Ну конечно я ещё геологам жизнь отшельническую, таёжную подсластил четырьмя трехлитровыми банками самогона, первача забористого. Так что закончили они сезон с радостью, песнями и плясками.

Хорошо если всё хорошо, -думалось Василию в свежепостроенной бане, ощущая тепло, аромат пихтового веника. Да и хорошему настроению большей частью способствует удача во всех делах, она первая помощница, а особенно в охоте. Держа мысли веером и улыбку на губах, вспоминались ему удачные моменты на охоте.

Трех сохатых собаки в начале сезона поставили, на удивление всех сразу завалил.

Сидел под ёлкой, справлял нужду, собачки выкрутили и направили изюбря с восьмью отростками на рогах, чуть не затоптал, хорошо карабин под рукой, из интересной позы не дал ему уйти.

В один день помощнички четырех собольков взяли, фарт бесспорный. Рысь с двумя детёнышами, и оленя тоже в один день, пруха что не говори, не сглазить бы.

Да и в делах хозяйственных полный порядок, геологам особое спасибо.

Как будто, так и надо, банный субботний день совпал с днем рождения, с сорокалетием.

Правда бабушка, для которой я самый обласканный, вынянченный любимый внук, перед охотой мне и говорит:

– Васенька, послушай меня старую, не справляй в тайге то, сорокалетие. Пущай он будет днём обыденным, чует моё сердце беду какую-то, на охоте с тобой исзделатся. Снился ты мне, будто пелена морозная, тебя не вижу, а голос твой явный, зубами от холода щелкнешь и приговариваешь сквозь слезы: холодно мне баба, холодно мне бабулечка ой как холодно.

Да и маме, как сговорились, снился в избушке какой-то маленькой, ледяной, в одном исподнем.

Грех и смех с ними, мне же не десять лет, да и не верю я в эти бабские причуды. Так для успокоения их родненьких, пообещал выполнить все их наказы.

Долго и тщательно, как всегда, мылся Василий. Сделал уже третий заход на раскаленную каменку, облившись холодной водой сидел на лавке в предбаннике, отдувался с блаженством. И опять радовался самому себе и делам его идущим как положено.

Ждал уже стол, накрытый в зимовье, не надо после бани гоношиться, изюбрятинка на печи стоит допревает, холодец из сохачих губ посреди стола в ожидании красуется. Под стать ему хариус с ленком нарезанные, лучком и маслицем сдобренные, булка хлеба на полке над столом. От мороза в себя приходит, вбирая тепло и аромат яств застольных, бутылка коньяка, притулилась с краюшку у стола, подарок сына Петра, студента, будущего охотоведа, вот и пригодилась для особого случая. И мысли о том, что во всем должен быть порядок, остановились от взрыва страшного, непонятного в этом глухом месте.

Первой мыслью, взорвался самолет, ракета, вылетел из бани Василий в чем мать родила и от увиденного мокрые волосы встали дыбом.

Бушующий столб огня пожирал зимовье со всем жизненно важным имуществом. Не замечая двадцатиградусного мороза, босиком бегал вокруг огнедышащего монстра. В порыве кратковременного, трагического помешательства хотел спасти хотя бы оружие, но открыв дверь, получил огненный удар, от которого отлетел и потерял на короткое время сознание.

Скорей всего, пронизывающий холод поднял его иглами впивающийся не только в тело, но и в сердце, скорбящее от такой трагедии.

С помутневшим разумом дошёл до бани, печь уже прогорела, но сохраняла тепло, он машинально надел нательное белье, унты и примостился ближе к каменке, чтобы согреться.

Видать от стрессового состояния, болевых ожогов, скорее всего сам организм, дабы защитить нервную систему, ввёл его в коматозное состояние.

Пришёл он в себя только под утро, от холода и боли физической и душевной. Как потом, вспоминает Василий, придя в себя понял, что переродился душой, своим сознанием, безоговорочно оставив в прошлом самоуверенность, самонадеянность, безверие.

Я по-настоящему познал, что такое холод. Несколько раз бегал к пепелищу, лихорадочно пытаясь найти хотя бы уголек, но было тщетно, четыреста литров горючей смеси многократно ускорили горение сухого зимовья.

Я кричал, выл, матерился, проклинал себя любимого, бился головой об уже покрытую куржаком стену бани. Вспоминая всех своих родных, слезно просил прощение и помощи, вспоминая забытые и как раньше мне казавшиеся ненужными молитвы, которым меня в детстве учила бабушка.

Замерзая, мне оставалось совсем маленько, до определенного момента, когда душа покинет тело, будто огонёк зажегся, нет не в сознании, а именно в сердце заставил меня сосредоточиться, взять остатки сил и воли в кулак. Я кричал сам себе, соберись, думай, действую, ты должен жить, ты должен жить!

И с убийственной мыслью о кончине, начал тщательно, сантиметр за сантиметром обследовать баню, без всякой надежды на успех, пытаясь найти спички. Всё драгоценности мира не стояли рядом с одной единственной спичкой, которой цена-моя жизнь.

О боже милостивый! – я не верил глазам. В небольшой нише, над топкой, еле заметный во мху, в щели между брёвен лежал коробок со спасительными серянками.

На волне своего трагизма я был уверен на все сто, что он пуст. Господи какое же счастье, что я ошибся, в нем было семь спичек.

Эта радость затмила все радости какие были когда-то со мной, цена моей жизни был маленький огонек от одной спички. Радость подстегнула меня, я собрался, сосредоточился, готовя дрова, лучину, бересту для растопки печки, теперь уже в новом моём жилище. Был я сам не свой, не веря в эту реальность, происходящую со мной, пока дрова не взялись ярким пламенем.

Не закрывая дверцы, заворожено смотрел на огонь, не чувствовал тепла, меня бил озноб, прикусив язык почувствовал кровавый привкус, меня бросало то в жар, то в холод. Я плакал, навзрыд вытирая черными от сажи руками кровавые слюни, горькие слезы и холодный пот. Тело уже согрелось и потихоньку начало оттаивать сознание. Сколько было радости, её надо было видеть, заполнив каждую клеточку тела, сообщала мне: «ты спасён, будешь жить, будешь жить, слава богу, слава богу».

Придя в себя, осознал над какой был пропастью, всего одна лишь спичка смогла удержать меня от гибели. Подложив крупных поленьев, прилег на лавке, но через каждые 15-20 минут вскакивал как пружина в направлении печи, подбрасывая одно, два полена.

Не зная сколько, прошло времени, но вместо смертельного холода, пришёл нестерпимый голод.  Я поймал себя на мысли, боль от ожогов правой стороны лица, плеча, бедра, ноги даже не рассматривается. По моим подсчетам, двое суток ничего не ел, благо была вода, подаренная спасительным теплом. Оценив сложившуюся ситуацию, наметил план действий: первое – нужна еда, второе- одежда, а остальное приложится.

На мое счастье, в бане был топор. Подозвав самого молодого кобеля-первогодка, заметил у меня не было жалости, может жажда, нет не голода, а выжить, безвыходность, затмило её. Выживший в другом измерении уже дома, переживая и каясь спрашивал сам себя, о своем поступке, однозначно не было другого варианта.

Утолив голод, приступил ко второй задаче. К моей радости, на крыше бани нашёлся шесть крапивных мешков со мхом, для конопатки бани.

Во-первых, появилась шикарная перина и подушка на лебяжьем, мховом пуху, также пошил добротную рубаху: прорезав одну большую дыру посерёдке, две по краям основания. Так же распустил один мешок на нитки и веревки, планировав пустить их для шитья одежды и крепления для лыж, которые собирался сделать, как только окрепну, залечу ожоги. Они напомнили коростами болью по всему телу. Моча, собачий жир были мне подмогой.

Вы представьте себе, только сейчас вспомнил о том, что потерял при пожаре. В данной экстремальной ситуации это меня не сильно тревожило, задача выжить, добраться до дома, отодвигала потери на второстепенный план.

Конечно, что не говори, жаль хорошего зимовья со всем его имуществом, бурана с запчастями и бензином, карабин с ружьем, лыжи, припасы, продукты, одежда, тридцать четыре соболя, две выдры, мясо изюбря, рыбы бочонок и многое другое. А из всего перечисленного мне на данный момент нужно: иголка или шило, грошовый пустяк, а для меня бесценный.

Да еще хорошо, приличная поленница дров не сгорела, была чуть поодаль от зимовья.

Забегу вперед и скажу, никогда так не упивался счастливым моментам как в этой трагедии: спичка, топор, мешки, мох, двум гвоздям вытащенных из лавки в предбаннике, сталистой проволоке, из которой сделал иглу-крючок. Из много, других радостей, так и преследовали меня везунчика до самого дома.

Пораскинув мозгами, убрал еще двух собак, так как мне нечем было их кормить. Оставил свою любимую Тэрну, точно говорю как на духу, даже буду уходить в мир иной, у меня рука не поднимется раньше себя отправить в тоже место свою спасительницу мою Тэрночку.

Заметил, как мало надо человеку для счастья, в особенности в моём положении, одна спичка спасет мне жизнь, топор, мешки со мхом, вода, дрова, пища. В дальнейшем планировал приумножить это богатство, сделанными из дуг капканов ножом и копьями, а самое главное, чтобы оказаться дома мне нужны две пары лыж.

Это раньше надеялся на себя любимого, но после случившегося, прошу благословения и помощи божьей, зная так будет верней и надежней.

Хорошо, что капканы охотники как правило, хранят на улице, подальше от ненужных запахов быта человеческого. Недалеко от зимовья, под ёлкой, в холщовом мешочке, пересыпанные пихтовой лапкой был и мой запас. Нулёвка и однёрка уже работали по соболю, а вот несколько лисьих и волчьих висели без дела. Выбрав подходящий волчий капкан, с большим трудом разломал его, забрав пластины от дуг и пружин на нож и копья.