– И что же?
Егор влез руками в карманы, наткнувшись левой на пистолет. – «Шпалер», – вспомнил он на минуту.
– Помню, под конец моего взросления отец перестал меня понимать. Думаю, он старался какое–то время. Но потом – перестал совсем. Не потому, что не хотел, – я делал всё для этого, всё наперекор: спорил, скандалил, – мы жили слишком разные жизни. Иногда, мне казалось, из-за того, что он жил тяжёлую жизнь – он хотел того же для меня. Я сопротивлялся, и знаешь, что забавно? Что именно так и вышло: военное училище, война, Дагестан, Чечня, фугас, протезы… Может показаться, что так он меня готовил, закалял для суровой жизни, но это не совсем так. Это не может закалить. Война – это ведь ничто иное, как жизнь при смерти, а к смерти не подготовиться, её не получиться переждать, её можно только пережить. Если вдруг покажется, что тебя никто не понимает – иди к отцу. Конечно, он не поймёт тебя сразу… да, ты и сам не поймёшь себя быстро… И, это нормально… Нормально. Мы ведь особая категория сынов, мы, дети не воевавших отцов.
– Как это «не воевавших отцов»? – весело спросил Песков. Его забавлял нравоучительный тон Егора. – «Вроде, ещё не дед… – думал он, улыбаясь, – …и не отец вроде. Нет? Нет! Вдруг, мой дурак, в маске? Нашёл меня, гад?! – повнимательнее присмотрелся он. – Не, точно не он! Я б узнал! Да и маску рожи Тириона Ланистера поискать ещё надо… Препод? Точно! Институтский!.. – забавлялся сам с собой Песок.
– …После Отечественной, выросло поколение, которое не видело всех ужасов войны, но они жили на рассказах, на впечатлениях от них. И вот, прошли каких–то тридцать лет, у наших отцов подросли дети… то есть – мы.
– Это ж норм! Сорок первый по сорок пятый – можем повторить!
– Вить, не говори так! Доблаёбы с подобными наклейками на машинах… – Егор, заметив таких в городе в первый же день, в Донецке действительно, как по объявлению, появилось хоть расстреливай, как–то сразу отделил Витька, сочтя его глупым чтецом надписей, от тех, кто клеил, а значит, – убеждён был Егор, – так думал, заговорив в третьем лице, – …ничего не знают о войне, ничего о том периоде! Что они могут повторить? Они не знают, как сделать худую пародию! И могут повторить только себя, нарожав себе подобных уебанов!
– «Бомберы», – сказал Виктор, уточняя. – Наклейки на авто так называются.
Песков почувствовал, что растревожил сердце Биса, как самое настоящее осиное гнездо и, уже заслышав этот противный гул, обещавший зуд и отёк всего тела и мозга, виновато перевёл тему, чтобы не слушать дальше ещё каких–нибудь нравоучений.
– Ну, хорошо… А как же мать? – спросил он.
– Мать не в счёт. Она будет только плакать и жалеть. А этого, как раз, не нужно. Это ведь совсем не просто понять человека, вернувшегося с войны, тем более, когда ничего в этом не смыслишь, не чувствуешь, не знаешь, не видел. И принять таким – тоже не легко. А изменить такого человека можно только большой и порой безответной любовью.
Медведчук появился неожиданно, совсем из неоткуда – на спасение Витьке.
– Привет, Егор, – первым заговорил Медведчук, с таким приятельским видом, какой предполагал некоторую близость.
– Привет, – сухо ответил Бис, развенчав любое похожее предположение.
Натянутый тон Егора Пескова насторожил.
– Давно хотел встретиться, поговорить… Извиниться…
– За что это? – не понимал Бис.
– За голосование, которое состоялось, тогда. Люди, вроде тебя, как правило, без дальних разговоров попадают в мою роту. Я должен был забрать тебя…
– Не думаю, что должен! – усомнился Егор в искренности.
– Обиделся?.. Злишься?.. – словно ребус разгадывал Медведчук Биса. – Твоя правда.
– С чего мне вдруг злиться? Ты мне ничего не обещал.
– Всё верно, всё верно… – совсем степенно и размеренно произнёс Игорь. – Отойдем?
Песков быстро сообразил – влез в машину, ухватившись за руль, как ребёнок, которого впервые пустили на место штурман, захлопнул дверь и сделался глухим.
– Егор, я тут узнал за тебя… – ты не подумай, чего… – по просьбе комбата. Короче, не буду ходить вокруг да около, причина по которой ты оказался в роте Исы Абулайсова в том, что Ходарёнок посчитал тебя «тёмной лошадкой»… Ну, понимаешь?..
– Нет. Не совсем… – возразил Бис, будучи сметлив; но, решив, что истинную причину лучше услышать целиком из первых уст, тихонько выудив за тонкую нитку, чем выгадав половину, оборвать хлипкую снасть и потом гадать, раздумывать.
– Ну, вроде, посчитал, что… засланный ты, – Игорь старательно подобрал слово, но совсем не потому, что боялся обидеть, а потому что все другие, что накрутились на язык были малоприятны. – В общем, стечение разных обстоятельств вынудили его так поступить и причин не мало: тут и сложная ситуация с единым центром управления вокруг территориальной обороны, и внутривидовая конкуренция за доминирование в регионе, и непонятная координация сверху, и сомнительные кураторы из Москвы, а ещё настойчивые просьбы коллег–гэбэшников за бесконечных «своих»…
– То есть – за меня? – сообразил Егор.
Бис не предполагал, что подобных случаев окажется неслыханно много и именно его – приведёт к тому, что вызовет раздражение, будто он внедрённый или выше других, – ведь просили, собственно говоря, за инвалида, – но так уж вышло.
– Ну, да… – быстро согласился Игорь и также быстро, но протяжно, почти нараспев, добавил. – Ну–у, и не только, – при этом он посерьёзнел. – Не думай, что Ходарёнок перестраховался только из-за того, что ты калека, – ведь это на самом деле не главное! Участие важного московского генерала в твоем деле сыграло, пожалуй, некоторую роль.
– Ясно, – только и сказал Егор.
– За твоего генерала я тоже узнал. Он оказался в отставке, по возрасту и, сам наверняка знаешь, неслучайно – едва под уголовку не загремел… А нынче – бизнесмен, учредитель, руководитель…
Егору не нравился разговор. Он вообще не любил зазнаек, копающихся в грязном белье, а эти, всегда не скрывая, подобным кичились.
«Они и так уже много чего натворили, а скоро, злоупотребляя полномочиями и другими нечистоплотными приёмчиками своей службы, будут торговать оперативной информацией и отжимать готовый коммерческий бизнес…», – успел он подумать.
– Мне неинтересно! – наконец, сказал Егор, догадываясь, что грязное и малосимпатичное припрятано напоследок.
– Но, это не всё, не главное! – не заставил себя долго ждать Медведчук, ощутив, наконец, превосходство, высказав, казалось, долгое время, гнетущее его. – Сразу скажу, комбат не знает всего… – ротный сделал на этом акцент, подчеркнув важность своего участия, – …только потому, что поручил это мне. Сейчас ты ему не интересен. Занят он назначением в Совбез… Знаешь, проверять тебя по линии госбезопасности – даже не потребовалось. Всё оказалось и так на поверхности! На сайте Росгвардии есть сведения, касающиеся военнослужащего столичного отряда специального назначения внутренних войск капитана Биса Егора Владимировича, удостоенного звания Героя Российской Федерации… Это правда ты?
– Правда, – Егор, потрясённый и совершенно подавленный неожиданно вскрывшимися обстоятельствами, не обнаружил в себе сил и находчивости даже соврать, странно заулыбался, как бывало в юности, когда шустро и ловко боксируя, неожиданно получал под дых, но, продолжая, кивал и улыбался в ответ, показывая всем своим видом, что нормальный, а сам с глазами полными слёзной поволоки и пустыми смятыми лёгкими готов был отвернувшись к канатам умереть и безусловно с улыбкой, – подумал, сплюнув в ноги. – «Проворные они, всё–таки, гады, быстро как раскусили?!»
– Да, ты, обалдел что ли?! – стараясь удержать изумление и одновременно восторг в лёгких, в шёпоте, выругался Медведчук, словно до последнего сомневался, что всё подтвердится. – Какого хуя тебе здесь надо! Герой, ёпть…
– Видимо тоже, что и тебе…
– Ты серьёзно?! Здесь уже есть один – «Один»… – строго заявил Медведчук, изумляясь, словно божественная должность была вакантной недолго и уже пару дней как занята, а кандидаты всё настойчиво прибывали, – …глава какого–то центра в составе Центра каких–то государств при каком–то разведуправлении какого–то штаба! Он же – с четвёртого года министр обороны Южной Осетии под вымышленным именем, тоже Герой, той же – назначен Москвой!
– Да–да, знаю: он же Жора, он же Гога… А почему – «Один»? – паясничал Егор. – Бог, что ли, какой?
– Позывной такой! – разозлился Медведчук на едкую насмешку. – Только одно дело он, и совсем другое – ты! Он хотя бы защищён…
– И кем?
– Главным управлением ГШ… Государством! И к тому же ещё засекречен!
– Ага! Так засекречен, что тебе про него всё известно? – с горьким юмором посмотрел Егор. – Странная эта штука – ваша секретность?
– Дурак, ты, если не понимаешь на сколько всё серьёзно, данные о тебе в свободном доступе, в интернете. Их может получить любой, кто захочет, разные нежелательные люди… – поглядел Медведчук по сторонам, показав о ком речь, проведя рукой по лицу, как если бы имел густую бороду. – Ты сейчас где? Не понял ещё?!
Бис стал задумчив.
– Вот–вот!
– Зачем им я? Мало что ли героев? У них своих полно… – блеснул Егор хитрой усмешкой поперёк худого лица. – Хатуев, Какиев, почти все Ямадаевы… в конце концов, Кадыровы… – развеселился он не на шутку. – Подумаешь: я?
Игорь Медведчук яростно и всем сердцем не понимал Бисовской весёлости.
– Это шутка такая, да?.. Я понимаю! – зачем–то сказал он. – Пойми ж ты – я помочь хочу! Правда, не знаю как! Перетереть с комбатом о твоём переводе? Но, он с самого начала был против… А сейчас придётся рассказать всю правду! Вот только как он воспримет такое известие? Заявлять такое – тоже опасно…