Пеший камикадзе. Книга вторая. Уцелевший

– Опасно, на передовой! – расхрабрился Бис уже из вредности и хамства. – Я здесь под стражей, что мне будет? И стража, та ещё…

Впрочем, несмотря на серьёзную опасность и строгость, с которой Медведчук рассуждал, сам он почему–то раздумал сообщить Бису о своих подозрениях за капитана с позывным Сивый, из-за которого, собственно, и решился на разговор. После всего наговоренного и услышанного Игорь посчитал зазорным и совсем неудобным, не мужским для себя, и язвительно обидным для признанного Героя России делиться, чем может обернуться геройство Биса для чеченцев. Правда, и Егор затеялся так, что о загадочном капитане не узнал – оборвал хилую снасть, как не хотел, – разрешив недолгое смятение Медведчука – говорить или нет. В конце концов, у каждого своя голова, пусть и раненная, успокоился Игорь.

– Ладно, – кивнул Егор, поостыв. – Спасибо.

– Это за что? – удивлённо кивнул Игорь.

– За желание помочь. Прости и ты меня, за вспыльчивость… – с удовольствием сказал Егор, какое испытывает всякий, кто, сорвав тревожную злобу на человеке послабей, нашёл в этом отдушину. Скомканное лицо Биса порозовев, подобрело и расправилось как парус на ветру. – Делай, что считаешь правильным, на то ты и командир!

Игорь тоже оказался отходчивым.

– Как ты здесь? – спросил он из уважения.

– Хотелось бы оказаться в другом месте… Где–нибудь в районе аэропорта. Можно – и на кладбище?

Последние слова прозвучали для обоих понятными, без богобоязненного трепета, без лишних уточнений и грязных сальных шуток.

– Уже прознал? Ну, понятно! – догадался Игорь, отыскав глазами безмятежно дремлющего Пескова за рулём.

– Что в мире хоть твориться? – спросил Бис, стараясь узнать маломальские новости.

– Сложно всё, – отмахнулся Игорь, уместив в одну фразу абсолютно все сведения о жизни на Земле.

– Это понятно… А если по сводке?

– У нас некому сводки готовить… А из новостей… – задумался Медведь, – …сам порой узнаю какую новость, а оказывается ей уж как неделя! С третьего числа штурмуют Славянск, уже в четвёртый раз, город расстреливают с боевых вертолётов. Уже занят Красный Лиман, в районе Царицыно непонятное происходит… Луганскую погранзаставу блокируют уже шестые сутки… если не взяли уже. Информация проходит плохо, медленно, разноречиво… неоперативно, короче. Кто–что слышал, с кем удалось созвониться – такие данные и имеем. Вчера, говорят, под Славянском из ПЗРК сбили самолёт! Вроде, как воздушный разведчик – а подробности никто не знает. Сидим все на телеке – ждём, может, что скажут?

– А у нас?

– У нас? – Медведчук задумался пуще прежнего. – Вчера мы в составе штурмового отряда – одного моего взвода и двух батальонных рот хотели выбить украинских погранцов с пропускного пункта Мариновка, – по информации украинская армия заняла Мариуполь и стремительно движется к нам, – но, в очередной раз потерпели неудачу, – на подходе получили таких оглушительных пиздюлей – водителя головного «КАМАЗа» уничтожил снайпер и, как по команде, на нас обрушился шквальный огонь. Пока мы разворачивали миномёты и пытались сокрушить оборону блокпоста из всего что имели, налетели штурмовики… понесли потери, конечно, умеренные для такого боя, но – два «двухсотых» и пятнадцать «трёхсотых» – ощутимый урон для сводного отряда из восьмидесяти бойцов. Пришлось откатиться… Блин, это уже вторая неудача, после аэропорта! Не хватает нам сил… или опыта! Короче, закрепились пока на кургане, севернее Мариновки: справа – Степановка, за нами – Снежное – через которое лежит единственная рокадная дорога соединяющая Харцызск, Шахтерск, Торез… и Красный Луч – по ней к нам приходит подкрепление, оружие, боеприпасы; в то же время с высоты удобно корректировать «арту» с «нулевого» километра – завтра уже решено пристреливать – отлично видно часть дороги, цементный завод в Амвросиевке, в ясную погоду – даже Азовское море, – улыбнулся Медведчук, – в дальнейшем курган можно использовать как плацдарм для развития наступления – я, правда, в этом не сильно соображаю – так говорят… совсем не плохое место, в общем, роем землю в траншеи, пускаем корни. На аэропорте тоже не всё гладко – завелся снайпер, постреливает – открыли на него охоту! – сказал Игорь, направляясь к машине. – Как и сказал: сложно всё…

– Ясно, – вдумчиво произнёс Егор.

– Держись! – пожал он руку Егора. – Постараюсь тебя вытащить.

Вопреки малоутешительным переменам и известиям с фронта, Егор вернулся в роту, ощущая легкость и свободу, чего давно не испытывал. Чувствовал раздолье, будто скоро развернётся здесь как следует, несмотря на то что ничего серьёзного Медведчук не обещал. Но, Егор будто бы стал счастливым королём. Будто груз секретов и тайн был сброшен с плеч, и он теперь был не настолько потерян и натружен тяготами, каким казался на первый взгляд. К нему вдруг откуда–то пришла бойкая уверенность, может быть, думал Егор, она перешла к нему через пистолетную рукоять из головы Берга, из его смелого лба, посмеивался он. А главное, он долго думал и решил, наконец, что повел себя с Медведем правильно, разговаривал на равных, ни – рядовой с командиром, а – капитан с капитаном: говорил открыто, по существу, ничего лишнего. Правда, к вечеру его вновь обступили тревога и скверные мысли, как превосходящий противник со всех сторон сразу.

До самой ночи Егор ждал, когда явится Берг – отбирать пистолет – отчего ещё сильнее хотелось сохранить его у себя до утра. Подождал. Прилёг. Стал раздражаться и злиться на то, что пора уснуть и нельзя, что Кобергкаев никак не шёл, что сам не набрался смелости пойти и вернуть, что с утра будет квёлый и сонный, а поделать ничего не мог. Позже, с наступлением ночи, в кровати, Егор с ужасом представлял, как Берг скрытно приползёт по полу, а не гордо придёт, исполнять свою страшную кровавую клятву, Берг даже привиделся в быстром сне с заштопанной распухшей мордой, чем собственно спугнул сон. Но вместо Берга в полночь явился Аллагов.

– Эй, одноногий, спишь?

– Нет, блядь… тебя жду! – вдруг потеряв голос, сказал Бис.

– Угомонись, поговорить надо.

– Утром приходи. Занят я…

– Чем ты таким занят, а? – усмехнулся Аллагов, застав Биса с руками под одеялом. – Дрочишь, там?! Я сейчас пришёл – утром поздно будет, – сказал он.

– Для кого поздно? – почувствовал тревогу Бис.

– Для тебя! Не меня же?!

Егор не шелохнулся. Нащупал под одеялом предохранитель пистолета с патроном в патроннике, оставаясь лежать в кровати в своём необычном виде человека–робота, – конечно, Егор ждал Кобергкаева при параде, иначе было нельзя.

– Я думал ты, сука, умный и тебя здесь не встречу. Думал, ты на своих обрубках на полпути в Ростов… А ты, баран, ждёшь, когда резать тебя буду!

Ну, не может мужчина быть без ярости, она должна быть в нём хоть иногда, в Аллагове её было – ведром черпай.

Егор, не моргая, одними глазами огляделся по сторонам, чтобы заметить с кем пришёл Аллагов, не один же пришёл, но никого не заметил. От этих мучительных действий на глаза навернулись слёзы, ужасно хотелось проморгать, аж бросило в пот, но он только свёл брови и ничего не ответил.

– Поднимайся!

– Ты поговорить хотел? Поговори и иди. Я так послушаю!

– Ну, ты, псина! Ведёшь себя, как не мужик! – сказал Муса.

«Ну, что с ними не так, а? – подумал Егор первым. – Что за обращение такое: шлюха… сука… псина? С кем они так у себя привыкли разговаривать грубо? – припомнил он и последние слова Берга. – С жёнами, что ли? И почему в таком роде к однополым себе…»

По другому поводу Егор даже не имел чёткой позиции: он вообще обязан подниматься из постели, когда с ним говорят? Тем не менее, сказал первое, что пришло в сонный ум.

– Откуда тебе знать, как ведут себя мужчины? Думаешь, называя меня сукой, делает тебя одним из них? Говори, зачем пришёл и проваливай!

– Ты мне не нравишься! – очень просто сказал Аллагов.

– А что, здесь конкурс красоты? – просыпалось природное хамство Егора. – Я здесь не за тем, чтобы тебе нравиться.

– Не притворяйся, ты меня понял…

– Ну, знаешь, ты тоже не в моём вкусе!

В темноте кто–то гоготнул, как придушенный подушкой. Аллагов, вразрез внешней грозности, которую добавлял сиреневый мрак, смутился.

– Я смотрю за тобой, – совсем растратив ярость, сказал Муса. – Только ты… – погрозил он пальцем или кулаком, Егору сложно было различить. – Я тебе плохо сделаю!

Вопреки скудости произнесённых слов и их скучности, намерения Мусы Егор воспринял как угрозу убийством. Так показалось Егору. Ему вообще такие предостережения не нравились, он давно воспитал в себе отношение к подобным обещаниям, считая, если решился делать – делай, незачем угрожать.

– Ну, ты, Аллагов, похоже, совсем дундук! – повеселел Егор. – У меня руки нет и ноги, мне без них плохо! А твоё плохо – для меня – даже хорошо. – Сказал Бис, уже совсем всё решив о злонамерениях.

– Вай, бля! Я последнее тебе делаю внушение: потеряйся, понял, да?!

– Предупреждение, долдон, не внушение! – поправил Бис. – Учи русский!

– Я предупредил! Делай вещи, пока не поздно! – сказал он, удаляясь.

В след за Аллаговым, в темноту затопала ещё пара берец.

– Слышь, Магомед, что такое – долдон? – послышалось в хрусткой темноте.