Пеший камикадзе. Книга вторая. Уцелевший

Егор улыбнулся одним ртом, едва заметной улыбкой, которую даже если б заметили вряд ли таковой признали.

Вообще, пришлый люд на Донбассе был на редкость едким. Поговаривали, что такова была особенность этой публики, – ихний юмор жизнь не продлял, а скорее успокаивал оголённый нерв. Вполне возможно этим людям предстояло взглянуть на свою жизнь из самой последней её точки, и потому на этот счёт строгого табу не было. По такому случаю зло шутить и смеяться надо всем чем можно, в том числе и друг над другом не возбранялось.

Физиономия Кобергкаева отмеченная свежим шрамом стала грубее и ещё сохраняла умеренную отёчность и синюшную желтизну, но Егор смотрел в неё глубоко и спокойно, даже немного забавляясь, зная – это скоро пройдёт.

В упор не замечая Биса, Берг со знанием дела проверил рабочее место: влез под капот, дважды пнул левое переднее колесо – не вполне понятно, на что рассчитывая – и, наконец, усевшись за руль, впервые взглянул на того через зеркало. Бросив косой плотоядный взгляд и пригладив пятернёй шевелюру, беззлобно цыкнул на отражение, – но, будто всё–таки на Егора, – огладил неопрятную бороду и завёл двигатель. Егор всё помышлял, какой будет теперешняя вражда с Кобергкаевым и ничего не придумал.

Несколько часов группа кружила по городу, останавливаясь у торговых площадей, по большей части, крупных городских рынков, задерживаясь совсем ненадолго. Заглядываясь по сторонам, Егор любовался зелёными улицами с приметными зданиями и сооружениями городских достопримечательностей, которые – сделал собственный выбор Егор по принципу увиденных разрушений в чеченском Грозном – украинская армия наверняка предпочтёт для точечных ударов артиллерии и авиации в грядущей войне: «Донбасс–Арена» на Челюскинцев – Егор даже представил врезающийся в зелёный газон поля снаряд или авиабомбу, от которой останется зиять чёрный беззубый рот воронки; дворец молодежи «Юность» – несомненно с Кобзоном вместе – ну, какая юность без песни «о тревожной молодости»; Свято–Воскресенский храм и труженик–шахтёр на площади – фашисты, как всегда, придут убивать и тело и веру; бизнес–центр «Северный» – напомнивший Егору «семейку» знаменитых сталинских высоток в Москве – но, с приставленным стражем «северных ворот» земли русской великим князем киевским Невским, правнуком половецкого хана Котяна.

…Так бы и смотрел Егор с горькой тоской по сторонам, если бы Кобергкаев сердито не рванул машину вперёд.

– Это она?! А?! Точно – она; её номер! Попалась, сучка! – завопил он как умалишённый. – В этот раз – не уйдёт! – грубо перестроился он в левый ряд. – Тебе не уйти, шлюха!

– Эй, Маир, аккуратнее… – возразил Тутыр с удивительно спокойным лицом, на котором только на секунду глаза выдали тревогу, но с таким глубоким опозданием, словно он только сейчас заметил происходящее.

Бис не понимал, что происходит, кроме того, что Кобергкаев преследовал машину, водитель которой не сразу, но догадался о погоне. Город понёсся за окном в таком темпе, что казалось, вот – только что за окном мелькали дома, машины, сочные деревья, а через минуту асфальт отошёл от колёс и в окне почудились – синее небо и слоистые облака. Бис не знал, что и думать, хватался за всё, что помогало справляться с крутыми манёврами Берга. Хоть какую–то мысль относительно происходящего пытался додумать до конца, но единственное, что смог – заметил на пути дорожный указатель на аэропорт Прокофьева – прямо; Мариуполь, Киев, Красноармейск – налево…

Кобергкаев в крутом пике зашёл в поворот, не прекращая погони.

Уже в пригороде, преследуемая машина свернула в посёлок и загнала себя в тупик, в окруженье высоких каменных заборов и дорогих кованных ворот. Берг, не раздумывая, выскочил из машины и, вскинув автомат, бросился за водителем. Голиаф последовал за ним, но с другой стороны. Только Тутыр сладко закурил белозубым ртом почему–то уверенный в благоприятном исходе.

Водителем оказался мужчина лет сорока, в костюме и при галстуке. Он был один, вооружён не был, сопротивления не оказывал. Оказавшись на земле, неуклюже повалился лицом вниз, как если бы его силой сбили с ног. Берг не разборчиво что–то заорал лежачему в затылок и произвёл выстрел. Егор неожиданно для самого себя зажмурился.

…Пуля прошла плечо беглеца на вылет. Водителя иномарки, истекающего кровью и слабеющего сознанием, Кобергкаев приволок к колесу, первую помощь оказывать не стал. Нервно с характерным акцентом Бис представил Берга: что ещё за первая помощь?.. никогда не слышал о такой!..

– Одевай браслеты! Живо! – крикнул Берг Бису, швырнув к ногам пленника наручники и удерживая на прицеле человека вне сознания.

По пути, ещё сомневаясь – стоит ли повиноваться – Егор сделал шаг, потянувшись за браслетами и больше уже не видел ничего, ничего не чувствовал – солнце закатилось куда–то под ноги или даже немного дальше – Егору потом казалось, что это он хорошо запомнил. Всё вокруг потускнело, лёгкие под самый щитовидный хрящ заполнила сырость, какую ощущаешь, спустившись в подвал, где кипяток из сопливых стыков труб или вентиля капает на полу сваренную крысу или, когда бьют склянку с нашатырём – не рядом, где–то там: пахло слабо и дыхание не перешибало. Через минуту – так казалось Егору – он нашёл в себе силы чуть приподнять голову, определив по собственному виду, что приволочен к преследуемой машине – пыльный и абсолютно бесполезный, как пальто в середине июня. Подстреленный водитель сидел справа с понурой до самой груди головой. Собственная – тоже соображала тяжело и болела, казалось, даже от собственных мыслей, но Егор смог её ощупать, обнаружив за ухом большую гематому, болезненную шишку, осознав минуту спустя, что был потрясён ударом по голове. Пистолета в кармане не было. Удержать в голове мысли не получалось, Егору хотелось уснуть сном, какой иногда называют, мертвецким. Сквозь всполохи света к нему пробивались голоса, но как не напрягался, он ничего понять не смог. В следующую минуту его заволокли туда, где солнца было поменьше, он почувствовал это через тяжёлые неподъемные веки. Правой руки не было, вернее, протез её болтался отдельно от тела, где–то в рукаве. В темных глазах, в которых уже не кружили, как назойливые мухи, белые светлячки, он узнал, наконец, голос Берга.

– Вай, какой мотор! – вопил тот.

Егор подумал о нём с неприязнью, с трудом разлепив оба глаза и свыкаясь с ярким светом.

– Ну?! Как тебе тачка?! – восхищался Берг всем к чему мог поочерёдно прикоснуться руками – салонное зеркало заднего обзора, которое покрутил и в котором разглядел полуживого Биса, панель управления мультимедийной системой, кнопки климат–контроля, рычаг автоматической коробки переключения передач, и дальше – по кругу. – Немецкая! Эй, ты, бес… – запнулся Берг, но обидно цепляться к Бису не стал, словно побоялся спугнуть радость; Егор воспрял одним глазом, – …как там тебя теперь? Смотри, как твой протез!.. У меня теперь тоже – «мерс»! А?!

Егор прикрыл глаз, никак не разделив восторга. Тутыра в машине не было.

– Алан, ну, как тачка?!

– Огонь, брат! – согласился Голиаф.

Егор сопротивлялся, из головы никак не уходила сонливость и последнее, что запомнил – об этом ещё напоминали сгустки крови на внешнем зеркале, они успели потемнеть, но от этого менее очевидными не стали – в человека гражданского, безоружного, стреляли. Егор быстро догадался, что теперь передвигался на чужом автомобиле, после чего впал в забытье. Маленький, трясущийся на ухабах, мир на миг сузился до точки.

…Кобергкаев вылез из машины почему–то с окровавленной головой, сломанное левое ухо было оторвано и странным образом висело на шее, казалось, на мочке. Левый глаз заплыл, на щеке имелись два глубоких пореза.

– Нихуя! – сказал он жизнеутверждающе и твёрдо. – Мы завтра им покажем! – он покачнулся и из его носа вытекла тонкой струйкой кровь прямо на грудь…

Егор очнулся уже в батальоне, по–прежнему на заднем сидении «мерса» от того, что кто–то, как раненная птица, колотился в спинку из багажника и даже скулил как–то по–птичьи, совсем не как человек или зверь. Он мало что помнил; отчётливо – только то, что должен был закрыть на ком–то наручники и мерседес, в котором обнаружил себя. Голова раскалывалась от жуткой боли и Егор с трудом выскребся наружу.

На следующий день Биса в состав группы не назначили. Оставили в роте, что оказалось весьма кстати. Ни Джамалдаев, ни Абулайсов это решение прокомментировать не смогли.

– Терпи… – сказал Сулим.

– Жди… – сказал Иса.

Ни один из двух ответов не был исчерпывающим и не объяснял Егору, чего именно предстояло терпеливо дожидаться. Пожалуй, впервые за короткое время не стало занятия, кроме разных дурных мыслей.

«Как бы не дождаться чего… – подумал он, о чём думал не один раз. – Вариантов – немного: красиво пригнувшись отсюда сбежать… – бросил он взгляд за спину, – …или, положиться во всём на судьбу и изо всех сил принять её?»

В расположении оставались те, кто по–хозяйски смеялись, что–то выясняя на тарабарском, лёжа на дежурных кроватях. Бис сидел на своей, сам ни свой, скинув искусственную ногу.

– Привет, Егор, – Песков появился тихо, без восхитительного «салюта» с каким часто появлялся. – Как ты? – поинтересовался он.

– Привет… – поднял Егор голову. – Ты как здесь? – спросил он в ответ, не отрываясь от дела.

– Проездом. Комбату от ротного пакет вёз… Чем занят?

– Зарядкой, – сказал Егор.

– А?! Это теперь так называется? – не стал заглядывать Песков через плечо. – Может в город сгоняем? Нормально пожрём где–нибудь? Есть время?

Егор минуту сосредоточено массировал культю и медленно так обрадовался, будто ему пружину механического завода накрутили до улыбки или даже сильнее – до счастья.

– А, давай! – согласился он. – Мне бы позвонить ещё?

– Не проблема, позвонишь! – не меньше Биса обрадовался Песков. – Искать не станут?

– Ну, до сих пор не искали? – смело высказался Егор.

– Тогда – идём?

– Время дашь – протез приладить? – глянул Егор на Витьку, потянувшись за «ногой».

– Давай–давай, конечно! – улыбнулся тот. – Я со стороны вообще о другом подумал!

– О чём?

– Что ты того…

– Чего – того? – не догадался Егор.

– Лысого гоняешь! – ребячился Песок, показывая снующую вперёд и назад руку.

– Ты, Виктор, правда дурак? – сказал Егор таким тоном, каким ни разу к Пескову не обращался.

– Не, ну, а что такого? Я всё понимаю: надо дух переводить? Пар спускать! Если не так – давление заработаешь! У нас, мужиков, на это всего одна форсунка… А что? Врачи говорят: нет ничего постыдного, только польза одна! – оправдывался Песков. – А как моряки без женщин? Сначала придумали себе, что женщина на корабле к несчастью, а потом – сами… а так бы взяли одну-две и ходили бы, как в наряд, по графику! Не, ну, а что делать, когда гудит там как ветер в трубе? Терпеть, что ли – до звёзд в глазах? У меня – когда так… я вообще ни о чём другом думать не могу, всё одно на уме будет!

– Вить, моряки потому и придумали, что к беде, чтобы ещё большего несчастья избежать, – сказал Бис.