Князь. Повесть

– Да, – сказал Тлизанд. – Этим людям надо плакать и каяться, а они веселятся!

– Потому что они неразумные люди! – проговорил Псекабз.

Процессия нарядно одетых тфокотлей под песни, славящие бога Созереша – покровителя земледелия, под звуки свирели и барабана шагала по серо-желтому грунту дороги. Завидев едущих навстречу князя и дворян на конях, тфокотли посторонились, уступая дорогу. Когда Тлизанд и другие охотники стали проезжать мимо, раздался дружный приветственный гул голосов:

– Добрый день, наш зиусхан! Здоровья и счастья тебе, твоему дому и твоим служителям!

– Добрый день, адыги! – ответил, проезжая, Тлизанд. – Пусть горе минует ваши дома!

Всадники проехали мимо тфокотлей, и те, снова встав в колонну, двинулись по дороге вдоль своего поля, под игру свирели и бой барабана прославляя Созереша. Тлизанд знал, что раз они совершают этот обряд, значит, собираются на днях начать пахоту. Он подумал, что надо поторопить к этому и своих людей. Среди тфокотлей, не знавших ни ногайского, ни турецкого языка, не видевших в своей жизни почти ничего, кроме своего селения с их общими полями, выгонами, садами и лесами, было очень немного мусульман. В этом селении Гогут было только две мусульманские семьи, и Тлизанд знал, что их соседей очень раздражает, что они не выполняют обрядов религии тфокотлей. Тфокотли считали, что если не соблюдать эти древние обряды, их постигнут несчастья. И в неприязни к языческой религии невежественных простолюдинов были едины все князья и дворяне: и мусульмане, и те, кто оставался христианами. Это не замедлило проявиться и сейчас: Тлизанд услышал за спиной едкие усмешки дворян, раздавшиеся как только охотники отдалились от процессии тфокотлей.

Впереди ехал, как и следовало, сам Тлизанд со своими маленькими слугами по левую и правую руку. За ним следовали, разговаривая о минувшей войне в Натухае, Едыдж – хозяин озимого поля слева от дороги, и Псечеф. Дальше ехали, тоже коротая дорогу в беседе, Батыр и Тыгуж. А затем уже проезжали прочие дворяне, служившие старшим дворянам. Замыкали колонну люди из княжеской челяди на простых конях, везшие добычу и прочую поклажу.

Псекабзу и Ужи было скучно постоянно ехать строго рядом с князем. То и дело они, весело перекрикиваясь, пускали коней в сторону, заскакивая на них в поля и вспугивая стаи сидевших на удобренной земле птиц. Потом, воображая, что преследуют «дорожных шайтанов», они начали с гиканьем, свистом и криками: «Аллаху акбар!», скакать по дороге, щелкая плетьми и то опережая князя, то заскакивая назад и вынуждая притормаживать Едыджа и Псечефа. С одной стороны, Тлизанду было приятно наблюдать, как играют растущие в его доме, у него на глазах дети, с другой стороны, он знал, что по крайней мере Едыджа раздражает, что рабы преграждают путь его коню.

– БисмиЛлах, будьте как верные воины князя! – сказал Тлизанд мальчикам. – Не отъезжайте от князя, потому что тогда вы можете не заметить, как на него нападут враги.

– А тут кругом враги – шайтаны! – весело проговорил Ужи, гарцуя возле поля тфокотлей. – Даже старшие дворяне Иблиса!

– Шайтанов поражают не саблей, а Кораном, – сказал Тлизанд. – Езжайте же рядом со мной и бисмиЛлах читайте Коран! Пусть сгорают от него слуги Иблиса!

– А давай читать Коран! – воскликнул Псекабз, обращаясь к Ужи. – Пусть и вправду сгорают шайтаны!

Найдя себе новое занятие, дети пристроились обратно к Тлизанду слева и справа от него и начали вслух нараспев читать короткие суры Корана. Правда, через некоторое время они и тут начали забавляться, неестественно резко то поднимая, то понижая голоса, потом начав один громче другого читать разные суры. Но Тлизанд решил дать им отдохнуть после езды по лесу и не требовать слишком строго соблюдать сложный для их лет порядок пребывания среди дворян. Лишь когда их утомило чтение Корана, и они снова принялись бойко гарцевать по дороге, то и дело ненароком преграждая путь коням Едыджа и Псечефа, Тлизанд сурово сказал:

– Хватит играть! Вы выезжаете перед первыми дворянами, а это значит оскорбить их! Вы же адыги, так слушайтесь же вашего князя и езжайте там, где положено!

После этого мальчики, продолжая оживленно переговариваться, поехали смирно по обе руки Тлизанда. Слева и справа от него теперь звенели два детских голоса, старавшихся докричаться друг до друга. Следовало бы до возвращения в имение запретить мальчикам разговаривать друг с другом, перекрикиваясь через князя, но Тлизанд не стал этого делать. Не будь его дворяне мусульманами, хорошо понимающими друг друга, наверняка они осудили бы Тлизанда за то, что он позволяет так вольно вести себя своим рабам, пусть и маленьким. Да и не то что рабу – дворянину, кроме старших, было неприлично громко говорить перед князем. Тлизанд, однако, испытывал в значительной мере чувство вины перед своими прислужниками: ведь это его дворяне убили или продали ногайцам их родных, хотя это и было законное право победителей. Поэтому он решил сейчас ничего не говорить мальчикам, но перед следующим выездом куда бы то ни было настрого запретить им нарушать адыгские приличия и на людях вести себя перед князем так, как и подобает слугам.

Когда сумерки уже стали сгущаться над долиной, всадники по прочному дубовому мосту переехали с шумом кативший свои никогда не иссякающие мутные воды к далекой большой реке Пшиз Пшиш. Подковы благородных коней громко застучали по деревянному настилу. На правом берегу Пшиша располагались дворянские имения. Часть дворян, пожелав своему князю доброго отдыха, забрав свою долю добычи, уехала налево – в свои дома. Тлизанд с прислужниками, Едыджем, Тыгужем, их дворянами, своими личными воинами и людьми поехал по дороге направо – в сторону Чейища. У подножия холма, обнесенного сложенной из тяжелых бревен стеной, на котором раскинулось имение, он распрощался с большинством дворян, которые разъезжались дальше по своим домам, и свернул на ведущую на холм через дубовые ворота дорогу. С ним поехали Псекабз и Ужи, два воина-телохранителя – бывшие тфокотли Гушоб и Тлешуко, и везшие княжескую долю добычи люди. Надо было успеть домой прежде чем багровый закат над отдаленным западным взгорьем исчезнет: уже подошло время вечернего намаза. Пора было отдавать главный долг Аллаху, создавшему Тлизанда и его служителей, одарившего их всех пищей и богатством.

В сумерках слева и справа потянулись плетеные ограды дворов людей, за которыми стояли небольшие дома с широкими соломенными и тростниковыми крышами, подпираемыми деревянными колоннами. В домах за маленькими окнами поблескивали огни очагов; пахло кизячным дымом.

– Мои люди, – обратился Тлизанд к сопровождавшим его слугам. – пусть каждый из вас возьмет по одной птице из моей добычи, и разъезжайтесь по домам бисмиЛлах.

Забрав подаренную им князем птицу, почтительно поклонившись в благодарности и пожелав князю доброй ночи, люди стали разъезжаться по своим домам. А Тлизанд с мальчиками и телохранителями, сам везя в котомке оставшуюся добычу: заднюю ногу косули, зайца и тетерку, подъехал к родовому двору. Большой дом с застекленными окнами, ярко светившимися, прочными дубовыми колоннами, поддерживавшими крышу, стоял на самой вершине холма. Широкий двор вокруг него был обнесен высокой плетеной оградой. В западной части двора стояла кунацкая, в восточной – деревянная дозорная башня, на верхней площадке которой всегда стоял вооруженный княжеский воин. Даже в мирное время дома знатных людей могли подвергнуться грабежу какой-нибудь иноплеменной шайкой, если хозяева были беспечны. Для защиты же от грабителей по двору бегали четыре здоровых пса. Уже подъезжая к воротам, Тлизанд сказал телохранителям:

– БисмиЛлах езжайте отдыхать! Благодарю вас за службу! Завтра можете ко мне не приезжать, если не позову.

– Доброй ночи, зиусхан! – сказал Гушоб, и Тлешуко, кивнув, вторил ему: «Доброй ночи!». – Мы до конца дней, иншаЛлах, служим твоему роду!

– Ассалям алейкум! – сказал Тлизанд.

– Ваалейкум ассалям!

– Ваалейкум ассалям!

Тлизанд попрощался с воинами, пожав им руки, так как они были с тех пор как поступили к нему на службу дворянами, хотя и младшей степени. После этого Гушоб и Тлешуко уехали по своим домам, находившимся рядом с имением князя, а Тлизанд с мальчиками стал въезжать в свои ворота. Те уже отворял, заслышав голос вернувшегося господина, раб-привратник Блехадж.

– Добрый вечер, зиусхан! – произнес он. – Удачна ли была охота?

– Удачна, – ответил Тлизанд, проезжая с Псекабзом и Ужи в ворота. – Господь к нам милостив.

– Да, милостив к нам Господь! – кивнув, сказал Блехадж. – Ему все поклоняются: и ты, зиусхан, и твои дворяне, и тфокотли, и мы, рабы.

– Да, – сказал Тлизанд, спешиваясь; Псекабз и Ужи тоже слезли с коней на мазаный глиной двор. – но мы не поклоняемся никому, кроме одного Бога, который властвует один над всем миром.