Господин Когито и другие

тиранам и погонщикам мулов
у тиранов чернеют короны
а продавцы лепешек с луком
впервые ошибаются в счете не в свою пользу

о чем поет Арион
подлинно никому неизвестно
главное он возвращает миру гармонию
море баюкает ласково землю

огонь разговаривает с водой без злобы
лежат под сенью одного гекзаметра
волк и олень ястреб и голубь
а ребенок дремлет на гриве льва
как в колыбели
гляньте как улыбаются звери
люди готовы питаться белыми цветами
и все так славно
как было в начале

это он – Арион
драгоценный и многопевный
слушателям головы кружащий
он стоит в метели песнопений
у него восемь пальцев как октава
он поет

Лишь когда из лазури на западе
тянутся шафрановые нити
что означает приближенье ночи
Арион учтиво кивнув головою
прощается
с погонщиками мулов и тиранами
лавочниками и философами
и в порту садится
на спину прирученного дельфина

– до свиданья —

как же он прекрасен —
говорят девушки об Арионе
когда он плывет в открытое море
одинокий
увенчанный венком горизонтов

Из книги «Гермес, пес и звезда»

(1957)

У врат долины[7 - Современность XX века переплетается в стихотворении с образом «долины Иосафата» из книги пророка Иоиля; так перевели на греческий, латынь, славянские и др. языки древнееврейское выражение, означавшее «долину, где судит Иегова». Место суда неизвестно, как и время его наступления.]

После огненного ливня
на луговине пепла
под стражей ангелов столпились толпы

с уцелевшего взгорья
мы можем окинуть взором
блеющее стадо двуногих

правду сказать их немного
добавляя даже тех что придут позже
из житий святых из хроник сказок

но довольно этих рассуждений
перед нами
горло долины
из которого рвется крик

после свиста взрыва
после свиста тишины по взрыве
этот голос бьет как источник живой воды

это как нам объясняют
крик матерей от которых оторваны дети
ибо как оказалось
спасены мы будем поодиночке

ангелы-хранители беспощадны
надо признать у них тяжелая работа

она его просит
– спрячь меня в зенице ока
в ладони в объятьях
мы всегда были вместе
ты не можешь теперь меня оставить
когда я умерла и нуждаюсь в нежности

старший ангел
с улыбкой разъясняет недоразуменье

старушка тащит
трупик любимого кенаря
(все животные умерли чуть раньше)
он был такой милый – рассказывает она со слезами
все понимал
что скажешь
голос ее заглушается общим воплем

даже лесоруб
о котором трудно подумать такое