Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

Ивана вполне устраивало предложение сменить один порт на другой. В Севастополе его почти ничего не держало – настоящими друзьями он тут не обзавелся. В Феодосии ждали его все те же четырнадцать часов изнурительной работы в день, те же мешки с зерном. Но на новом месте платить обещали несколько больше и давали деньги на переезд с обустройством. И это решило дело, Поддубный согласился. Переезд для Ивана не оказался хлопотным. Все его имущество спокойно умещалось в том самом плетенном из лозы саквояже, с которым он появился в Севастополе.

Все портовые города похожи друг на друга, пусть не архитектурой, но духом. В каждом из них чувствуется энергия, чувствуется влияние больших денег, которые в них крутятся. Их переполняют приезжие, прибывшие работать на стройках, в порту. Сюда же стекаются и искатели приключений, жулики всех мастей, аферисты. Портовые города почти никогда не спят, по ночам работают увеселительные заведения, кафе, рестораны, игорные дома. Приезжему из провинции тут легко растеряться.

На этот раз Поддубный решил не повторять своей единственной ошибки, совершенной в Севастополе. Жить в бараке – утомительно. Такой «отдых» порой выматывал больше, чем работа. Теперь он решил снять квартиру. Не отдельную, конечно, а просто комнату, чтобы иметь свой угол в шумной Феодосии. На обустройство на новом месте греческая фирма выделила ему три дня. Поддубный, переодевшись в порту поприличнее, отправился с утра в город. Теперь он уже не выглядел инородным телом – провинциалом, приехавшим на заработки. Ходил, не озираясь по сторонам, от экипажей не шарахался.

Ивану хотелось найти комнату поближе к порту, но, пройдясь по близлежащим кварталам, сразу понял, что это жилье ему не по карману, а потому двинулся по улицам в глубь города. Улочки старой Феодосии забирали вверх к Митридатовой горе, откуда еще во времена Древней Греции и начинался город. На фоне выжженных солнцем холмов высились полуразрушенные крепостные башни бывшей генуэзской фактории.

Понять, сдается ли в доме комната или квартира, было легко. Хозяева просто приклеивали на окно листок бумаги – ходи, выбирай. Вот так и оказался Поддубный в тесном дворике двухэтажного дома. Балкон-галерея опоясывал его, опоры густо увивала виноградная лоза, на веревках ветер полоскал белье. Чувствовалось, что здесь живут тихо. Даже тощие южные коты, бродившие под стенами, сложенными из местного ракушечника, не мяукали. Из других живых существ здесь присутствовала только старуха. Она сидела на вынесенном во двор видавшем виды стуле и неторопливо вязала, бросая короткие взгляды на пришельца-силача. Клубок грубых шерстяных ниток лениво перекатывался в картонной шляпной коробке. На втором этаже как раз белел приклеенный к окну квадратик бумаги.

– Комнату себе ищете? – не прерывая занятия, проговорила старуха.

– А вы – хозяйка? – Поддубный указал взглядом на окно с бумажкой.

– Она самая.

О цене договорились быстро. Хотя Поддубный чувствовал, что можно было бы сбить еще, но торговаться он не умел. Его комната находилась в небольшой квартирке, куда провела его хозяйка. В зале, как называла старуха большую проходную комнату, стоял круглый стол, на стене тикали часы-куранты. У дальней стены стояли две аккуратно застеленные кровати с горками подушек: мал мала меньше. Над ними висела длинная самодельная полка, заставленная книгами и иностранными журналами.

– Тут у меня двое молодых людей квартируют, – рассказывала хозяйка. – Очень, кстати, приличные и достойные люди. На мореходных курсах учатся. Когда с занятий придут, уже сами познакомитесь.

– А как же иначе? С соседями всегда ладить надо.

Хозяйка провела Поддубного в его комнату, располагавшуюся сразу за залом. Тут было тесно. Рослый, широкий в плечах Иван если бы расставил руки, то смог бы сразу дотянуться до противоположных стен. Мебели стояло немного. Кровать, стул, тумбочка да небольшой столик. Короткая – на три колышка – настенная вешалка украшала стенку.

– Гардероб у меня в зале, – предупредила старуха и тут же предложила: – За отдельную плату можете и столоваться, как ваши соседи. Готовлю я отлично. Не пожалеете.

– Что ж, и это меня устраивает. Только хлеба я ем много.

– У меня есть определенные правила, – хозяйка говорила строго. – Барышень не водить. Возвращаться до полуночи. Не пьянствовать. Если не уверены в себе, то лучше поищите другую квартиру.

– В себе я полностью уверен, – пообещал Иван.

Устроившись, Поддубный пошел знакомиться с городом. Вернулся уже вечером, когда безлюдный до этого дворик ожил. Оказалось, что населяют его исключительно мужчины. Наверное, это было еще одним неозвученным правилом старухи.

Зайдя в зал, Поддубный увидел двух молодых людей, сидевших у стола за ужином. Один был высоким, статным, с короткими усиками. Второй – коренастым, чисто выбритым.

– Вкусно вам поесть. Я ваш новый сосед, – произнес Иван и представился.

– Нас хозяйка уже предупредила. Николай, – пружинисто поднялся и назвался обладатель усов, пожав Поддубному руку.

– Петр, – подал ладонь коренастый.

Рукопожатие у Ивана было крепким, иногда, здороваясь, он забывался, и тогда люди даже вскрикивали от боли. Но на этот раз он пожал руки своим соседям аккуратно.

– Присаживайтесь, – Николай указал на стул.

Только сейчас Поддубный заметил, что стол накрыт на три персоны. Он устроился на предложенном ему стуле и сразу растерялся. Иван привык есть «по-простому», ломая хлеб руками, орудуя одной ложкой. А тут перед ним стояли три чистые тарелки, поблескивали начищенные ложка, вилка, столовый нож, лежала накрахмаленная полотняная салфетка. Поглядев на учеников мореходных классов, он сообразил, что следует делать с салфеткой, и неуклюже затолкал ее край себе за воротник, затем покосился на фаянсовую супницу, из которой торчал половник.

– Наливайте, Иван, – подсказал Петр. – Борщ сегодня отменный.

Поддубный брал супницу в руки осторожно, словно боялся раздавить ее, как яичную скорлупу. Налил полную тарелку огненного борща, в котором плавала мозговая косточка, взял тонкий ломтик хлеба. Однако есть бесшумно, как соседи, у него не получалось, все равно прихлебывал, а потому остановился и даже покраснел. Николай сочувственно посмотрел на соседа:

– Вы не тушуйтесь. Неумения не надо стесняться. Всему когда-нибудь приходится учиться впервые. У меня тоже, пока маменька научила вилкой и ножом управляться, до слез доходило.

Приободренный Иван улыбнулся и уже спокойно доел борщ. Поднял ломтик хлеба, посмотрел сквозь него на окно.

– Тонко режет. Даже просвечивает. Экономит?

Николай с Петром деликатно улыбнулись непосредственности Поддубного. Пришедшая чуть позже хозяйка убрала посуду. Разговор не клеился, чувствовалось, что ученики мореходной школы привыкли обсуждать вещи, о которых Иван не имел ни малейшего понятия. Для приличия немного поговорив «о жизни», Поддубный пожелал спокойной ночи и отправился спать.

Железная кровать безбожно скрипела под мощным телом Ивана, а потому приходилось лежать не двигаясь. Ему куда сподручней было бы спать на сеновале. Да где ж его тот сеновал в городе найдешь? Из-за двери доносились тихие голоса соседей. Ученики обсуждали спектакль, на который ходили в прошлое воскресенье. Многие слова Поддубный слышал впервые и даже не понимал их смысла. Он практически впервые столкнулся с другим миром, который существовал рядом с ним, был чем-то враждебным, но в то же время и притягательным. Тут же вспомнилась история про Геракла, рассказанная ему греком Топузидисом.

«А сколько всего другого есть на этом свете, о чем я не имею ни малейшего представления? – подумал Иван. – Это как с местом, где живешь. Сперва, в детстве, кажется, что мир кончается за селом. Потом узнаешь, что есть другие села, города, в которых живут люди. А ведь есть еще и другие страны, другие земли…»

С такими мыслями он и заснул.

Спать можно было бы долго, завтра еще один свободный день, а там уже в порт, на работу. Но дом, населенный одними мужчинами, просыпался рано. Уже с рассветом послышались перезвон ведер, хлопанье дверей. В открытую форточку врывался свежий морской ветер, гудки пароходов, перестук колес. Соседи уже встали. Поднялся бы и Иван, но не хотел мешать им собираться. Поняв, что Николай с Петром уже оделись и вышли, Поддубный легко вскочил со скрипучей кровати.

Во дворе он застал несколько странную картину, на которую никто из жильцов не обращал особого внимания. Видно, подобное происходило здесь ежедневно. Двое его соседей по квартире расположились посреди двора одетые в одинаковые костюмы – полосатые тельняшки-безрукавки и полосатые же спортивные трусы. Между ними лежали на подстилке две пары гантелей. Парни же ловко перебрасывались небольшими гирями с ручкой.

– Раз, два, три! – скомандовал Николай, бросая гирю.

Бросил свою и Петр. Вращающиеся в полете гири разминулись в воздухе. Спортсмены словили их одновременно. И вновь прозвучало:

– Раз, два, три!

Поддубный смотрел на соседей с балкона, облокотившись на перила.

«Ловко у них выходит!» – подумал он.

Затем парни перешли к другим упражнениям. Укладывались на землю и, заложив руки за головы, опускались-поднимались. Они поднимали гантели, причем делали это не просто, а так, словно бы хотели продемонстрировать публике свои хорошо натренированные мышцы, хотя из всех заинтересованных зрителей в наличии имелся только Поддубный.

Николай запрокинул голову, увидел, что за ним наблюдают, и крикнул:

– Доброе утро, Иван, присоединиться не желаешь?

Заинтересовавшийся Поддубный спустился во двор.

– Легковатые у вас гирьки, – прищурился Иван. Он, как большинство сельских жителей, почти никогда не говорил «здравствуйте», «добрый день», а начинал встречу с какой-нибудь бытовой фразы.

– Дело не в весе, а в ловкости, – усмехнулся Петр, подхватил гирю и несколько раз ее подбросил, поймал в воздухе, даже не глянув на нее. – Сможешь так? – он абсолютно органично окончательно перешел в общении на «ты».

– Попробую.

Гиря показалась Поддубному почти невесомой, в ней не было и пуда. Он легко подбросил ее, закрутив в воздухе, а вот словить не сумел. Николай еле успел убрать ногу, на которую она должна была приземлиться.

– Видишь? – Николай несколько раз повторил трюк, а потом стал поднимать – выжимать гирю над головой. Его мышцы рельефно переливались под загорелой кожей.

– Чем это вы занимаетесь? – поинтересовался Иван.