Ширван: свет и тени

В начале 60-х годов в поселке ГРЭС объявился высокий и худой парень по имени Элмаддин, житель городка Кази-Магомед. Он обычно появлялся здесь в вечернее время и ухаживал за девушкой по имени Оля, среднего роста, с развитой грудью и красивым белым лицом, с которого смотрели большие голубые глаза. Мать Олю одну не отпускала и всякий раз, когда показывали фильм на первом этаже общежития энергетиков, она сидела рядом в зрительном зале. Но в тот вечер мать уехала на дежурство, и она с подругой пришла на вечерний сеанс, и Элмаддин, подойдя близко к девушке, стал оказывать ей знаки внимания.

– У меня есть парень, – тихо сказала она. – Он здесь и не любит, когда возле меня тусуются посторонние юноши.

– Ну и что? Меня зовут Элмаддин, которого боится весь Гаджигабул, – сказал он с особой торжественностью в голосе.

– Все равно, уходи подальше от греха.

Не прошло и двух минут, как из-за спины Элмаддина выросла фигура молодого человека атлетического телосложения. И, не говоря ни слова, ударом кулака он уложил Элмаддина на грязный пол молодежного кинотеатра. Это был нокдаун. Очнувшись, Элмаддин поднялся, едва очухавшись от головокружения, но в этот момент его настиг второй удар, еще более мощный. Спортсмен снова послал его в нокаут, от которого бедняга долго не мог прийти в себя. Донжуана вывели на свежий воздух, где к нему подошел парень Оли и тихо сказал: «Элмаддин, отстань от моей девушки. У нас серьезные намерения и мы должны пожениться. Девушек много и тебе, может, достанется самая красивая и самая желанная женщина».

– Хорошо, Вахид, – сказал Элмаддин, – я этого не забуду и так не оставлю, – угрожающе заявил Элматдин. – Ты опозорил меня на глазах всего Ширвана. Берегись!

Вахид был также родом из городка Кази-Магомед и не раз участвовал в разборках с алибайрамлинскими юношами. Его знали и опасались молодчики его родного города и Ширвана. Его отлично знал Элмаддин и всегда сторонился. Но на этот раз он и не предполагал, что этой девушкой увлекся его земляк, чемпион республики по боксу Вахид, занимавшийся в секции по боксу у самого знаменитого тренера Фрузика, работавшего машинистом блока ГРЭС им. Ильича. Его удары отличались точностью, он бил соперника два или три раза и добивался успеха в бою. Его поединки чаще заканчивались нокаутом и редко когда нокдауном.

Три-четыре дня Элмаддин не выходил на улицу, Вахид поставил ему два фонаря и он отлеживался дома, не отвечая на вопросы пожилой матери, которая после смерти мужа с трудом воспитала сына. У сына был свой криминальный круг, в котором он пользовался особым авторитетом.

С того события прошло более трех лет, и одним летним вечером Заур узнал, что Элмаддин убил Вахида выстрелом из пистолета, который он всегда носил при себе. Убийцу поймали после долгих розысков, арестовали в Баку, где он скрывался на квартире одной из своих любовниц. Тогда это было громкое дело, и его рассматривал Верховный суд по особо тяжким преступлениям, вынесший строгий вердикт – расстрел. Приговор привели в исполнение.

Заур был потрясен гибелью Вахида и никак не мог найти оправдания Элмаддину. И ему вспомнилась судьба Кербалаи-бека из кинофильма «Последний перевал». Как известно, в 30-е годы прошлого века преследуемый большевиками Кербалаи Исмаил, прежде чем перейти на другой берег Араза, пришел в дом своего кровного врага Усубоглу.

– Я не могу перевезти на другой берег и отдаю тебе беременную невесту как аманат.

Усубоглу в присутствии Кербалаи вызвал жену и сказал:

– Это невеста Кербалаи. Наша вражда остается, но невесту я тебе поручаю, и если с ее головы упадает хотя бы один волосок, я отрежу тебе голову.

Усубоглу передает Кербалаи своего сына в качестве заложника. И говорит:

– Когда вернешься, придешь с моим сыном и заберешь свою невесту в целости и сохранности.

Когда Кербалаи возвращался из Ирана и при переправе через Араз попал под огонь, открытый советскими пограничниками, погиб сын его кровного врага. Вернувшись на родину, Кербалаи облачился в кефан, прибыл к воротам дома своего кровного врага и сказал:

– Возьми и убей меня, твой сын стал шехидом, и я не смог сохранить твой аманат.

Усубоглу в ответ говорит:

– Твоя невеста родила сына. Возьми обратно свой аманат, но при одном условии, назови своего внука именем моего сына.

Были вот такие традиции у настоящих мужчин, враждовавших друг с другом.

Этот пример я привел по одной причине, что лучшие качества характера наших мужчин, как обычаи и традиции, остались в прошлом. Сейчас редко кто говорит: «Мен олюм», «Сен оль», коварные удары враги наносят исподтишка. Большинство мужчин не работают и сидят на иждивении жены. Сын поднимает руку на отца, отец на сына, мать убивает сына-наркомана. Дочь не уживается со своими родителями и родителями мужа. К сожалению, нравы и наши добрые традиции сильно подверглись коррозии, а мы сами оказались под влиянием культуры Запада. Мы должны возрождать лучшие традиции нашего народа и уходить от чуждого и вредного влияния на нашу молодежь.

Глава 3

Друг мой, Зорик

Детские годы, проведенные мною в городке, навсегда врезались в мою память, оставив неизгладимый след. Дом моей тети, где мы жили на квартире, выходил на железную дорогу, по которой проходили товарные вагоны, груженные камнем кубиком, песком и цементом. И местные жители глубокой ночью незаметно пользовались строительными материалами, снимали с вагонов камни, песок и цемент, чтобы построить себе дома. В таких случаях подкупали сторожа, а также милицию, нагрянувшую в их двор.

Я быстро подружился с мальчишками этого двора. Среди них особо выделялся мальчик, которого звали бетон Рамиз. Он был задиристый и всегда приставал к незнакомым сверстникам, демонстрируя свои слабые мускулы и «стальную» грудь. Через несколько дней после знакомства Рамиз решил наехать на Заура из-за пустяковой причины. И как только он поднял руку на Заура, на глазах у всех оказался на земле. Заур, ловко увернувшись от удара соперника, одним приемом повалил его на землю. От обиды у Рамиза на глазах появились слезы, ведь до этого его никто так легко побороть не мог. Но он во второй раз драться не полез, признав свое поражение.

Возле железнодорожного полотна уже во весь дух шла стройка одноэтажных домиков легкого типа. Один за другим построили 5–6 домиков, в которых разместили медсанчасть НПУ «Ширваннефть», два здания выделили под общежитие для нефтяников, одно здание – под нефтяной техникум.

Мы часто гуляли в этой части города и встречали ветерана войны, инвалида, оставшегося без ног, двигавшегося на коляске. Его звали Иван. Мы приносили ему пирожки, когда ничего не было, давали деньги, взрослые также ему помогали. Иван потерял обе ноги на войне, летал на военном истребителе, был сбит в неравном бою с фашистами, и при падении его парашют не раскрылся, так он потерял обе ноги. Он лишился не только обеих ног, но и возможности летать на самолете. Иван сильно пил и матерился, часами лежал пьяный, потом его забирали. Особенно о нем заботился начальник общежития Бабаш Байрамов. Мужчина среднего роста, тощий и всегда с папиросой «Казбек» в зубах. Как потом я узнал, он был отважным воином и был награжден орденом Ленина и золотой звездой Героя Советского Союза. Но в быту он был скромным человеком и не очень-то гордился высоким званием Героя Советского Союза.

Здесь, на улице Низами, Заур познакомился с тремя мальчишками, которые жили неподалеку от нас. Это были Ашраф, сын известного ахунда Мирзы Халила, и Балабек, сын Зияда, руководителя одного из предприятий. Третьего мальчика звали Зохраб, его отец работал мастером на железнодорожной станции Али-Байрамлы. Все трое учились в средней школе № 2, как и Заур, ходили в эту школу в азербайджанский сектор. Они были неразлучными друзьями. В то время Заур увлекался живописью, и у него хорошо получались акварельные работы, Зохраб тоже рисовал, Балабек старался рисовать и уже делал сложные рисунки из учебника. Однажды он показал Зауру свою работу, срисованную с картины И. Бродского «Расстрел 26 бакинских комиссаров». Голова Мешади Азизбекова у него получилась большая, а туловище маленькое. Заур подверг его критике за несоблюдение пропорций, он огрызнулся, сказав: «А ты сам попробуй нарисовать такую вот панораму». На это Заур ответил, что ему еще рано рисовать такие картины, какие рисовал Исаак Бродский.

В школе организовали выставку детских рисунков. Классный руководитель Заура Анна Николаевна Жомиренко, отобрав несколько акварельных работ, передала их организаторам выставки. Тогда Заур получил школьную грамоту за лучшую акварельную работу.

Заур и трое друзей часто были во дворе у Зохраба, у которого был хороший сад, там росли инжировые, персиковые деревья, а также виноград. Рядом с домом, построенным из саманного кирпича имелись еще три подсобных помещения, где семья Салмановых занималась выращиванием мокрых коконов. Заур не имел понятия о шелководстве, но своими глазами видел, как пожирает листья тутовый шелкопряд. Когда семья отмечала Гурбан байрам, тетушка Зейнаб, готовившая праздничное кушанье из свежего мяса годовалого барана, приглашала отведать кавурму, вкусно приготовленную ею и завернутую в свежеиспеченный лаваш. Эти воспоминания далекого детства Заур описал в книге «Продовольственная безопасность. Азербайджанский хлеб», которая была издана в Санкт-Петербурге объемом в 640 страниц.

С Зохрабом и Гасаном Заур ходил на пленер делать акварельные этюды. Его друзья удивлялись тому, как он научился писать акварелью, придавая ей прозрачность и текучесть. А он всегда был в поисках, листал журналы с репродукциями русских и зарубежных классиков живописи, покупал книги по рисованию и живописи, изучал репродукции китайских живописцев. Часто Заур бывал в гостях у друга Ашрафа Мурадова. Его отец Ахунд Мирза Халил имел высшее духовное образование, которое получил в иракском городе Наджаф Ашрафе, официально числился главным ахундом Али-Байрамлы, проводил религиозные обряды, рассказывал прихожанам историю ислама и как погибли сыновья имама Али, эмира правоверных, в городской мечети, занимался целительством. Народная партия Ирана, или «Хезбе-Туде» является коммунистической партией, образовавшейся в 1941 г. Партия «Туде» помогала Мохаммаду Мосаддеку в деле национализации иранской нефти, но в 1953 году в результате переворота Мосаддек утратил власть, а партия «Туде» была запрещена, и многим ее членам пришлось иммигрировать или бежать в другие страны.

В первые годы после Иранской революции партия возобновила открытую деятельность. Но позднее вновь была запрещена, и многие другие ее члены эмигрировали. Мирза Халил участвовал в революционном движении и после краха народного правительства переселился в советский Азербайджан. Некоторое время жил в Астраханбазарском районе, нынешний Джалилабадский, откуда перебрался с семьей в Али-Байрамлы, где до конца жизни работал главным ахундом городской мечети.

Зауру было всегда приятно слушать рассказы этого мудрого аксакала на темы религии, истории, литературы, восточной философии. И много интересной информации он получил из уст этого мудрого человека в раннем детстве. И когда у него спрашивали, откуда все эти знания об исламе он почерпнул, Заур отвечал, что от ахунда Мирзы Халила.

В то время государство наше было атеистическим, газеты и журналы пестрели материалами, пропагандирующими атеизм, и обрушивались с критикой на служителей ислама. Однажды по всему городу прошли слухи о том, что ахунд Мирза Халил принимает коньяк и пьет его не из обычной рюмки, а из куриного яйца. Этот фельетон читали в горкоме партии, школах, учреждениях культуры. Но люди не верили ни единому слову журналиста, посягнувшего на честь и достоинство почтенного ахунда. Когда ажиотаж вокруг фельетона несколько поутих, у ахунда в мечети спросили, как все это было на самом деле?

– Ну разве я могу совершить такой недостойный для меня поступок, – сказал ахунд, – ведь я верую в Аллаха, а этот журналист безбожного правительства нагло очернил меня в глазах правоверных. Вы кому верите, ему или мне?

– Конечно, тебе, дорогой ахунд, – сказали прихожане мечети.

В этом провинциальном городке нашли приют и многие другие члены народной партии Ирана. Заур многих знал в лицо, и в день создания этой партии в городском Доме культуры обычно проводили торжественный вечер, был доклад, отдельные выступления и концерт местных мастеров. Иммигранты не выдвигались на должности в партийных советских органах города. Самая высока должность была работа садовником в парке культуры и отдыха. Садовник был интеллигентный и образованный человек по имени Гулу. Но были и рядовые. Был такой сапожник по имени Рза, несмотря на набожность, он много пил. Однажды милиционер подошел к нему пьяному и сказал: «Поднимайся и иди в вытрезвитель». Рза киши поднял на него глаза и сказал: «Зачем в вытрезвитель? Если бы я мог ходить, то пошел бы домой». У него было много детей, и все они выросли полноценными людьми, получили хорошее образование. Никто из них никогда не стыдился отца, потому что знали причину зависимости от алкоголя. Таких людей, как Рза киши, в городе было много.

Общение с ахундом Мирзой Халилом пошло на пользу Зауру, он почерпнул от него много знаний об исламе, хадисов о пророке, имамах и их врагах.

Заур работал журналистом и в один из дней уже независимого Азербайджана он встретился с Тариэлем Гасановым в Баку и взял у него интервью, которое озаглавил так: «Духовные ценности ислама». Заур задавал вопросы, Тариэль отвечал на них и не только по вопросам теологии ислама, но и по его очень сложной и трагической истории. Ислам и сегодня считается молодой, развивающейся религией, притягивающей к себе миллионы людей нашего огромного мира.

На странице Фейсбука Заур познакомился с высокообразованным человеком, известным ученым, философом, доктором наук Рафиком Алиевым и стал его другом на страничке Facebook. Осенью этого года на страничке Лазеря Гасанова было опубликовано интервью сайта дин. аз с Рафиком Алиевым, из которого Заур узнал, что перед поездкой в Ирак, Тариэль Гасанов взял отпуск на свое содержание и полгода день и ночь работал над переводом Священного Корана. Готовую рукопись с переводом он передал своему другу Рафику Алиеву. Еще до начала реализации этого проекта была достигнута договоренность о том, что над книгой будут работать три известных арабиста: Тариэль Гасанов, Васим Мамедалиев и Зия Буниятов. Именно поэтому Тариэль почти круглосуточно работал над переводом священной книги. Потому что в основе этой священной книги должен был находиться перевод с арабского языка на азербайджанский. Лучше Тариэля никто не знал тонкости арабского языка. Передав рукопись Р. Алиеву, он в спешном порядке выехал в Ирак. А когда вернулся, узнал, что книгу издали за подписью только одного автора, Васима Мамедалиева с комментариями Зии Буниятова.

Когда Тариэль был в Ираке, против азербайджанских дипломатов и членов их семей был совершен теракт. О том, как это произошло, рассказал журналисту 1news.az Ризвану Гусейнову Халыг Разев, экс-третий секретарь посольства СССР в Ираке[1]. Привожу текст с некоторыми сокращениями:

«Вместе с Тариэлем Гасановым мы столкнулись с большими трудностями в Ираке. Я с супругой и Т. Гасанов с дочерью Нихал жили по соседству в Багдаде. В конце июля 1992 года мы решили отметить день рождения моей супруги Ирады ханум, которая пошла домой к Нихал, в двух кварталах от нас, чтобы приготовить там праздничный стол.

Я чувствовал, что может произойти что-то неладное, и не хотел отпускать туда супругу, поскольку и я, и Тариэль были в это время на работе, но пришлось уступить ее желанию. Несколько позже я пришел в дом Тариэля, но никто не открыл мне дверь, хотя я много стучал. В смятении я несколько раз прошагал от дома Тариэля к своему дому и обратно, но не смог найти нигде ни свою супругу, ни дочь Тариэля. Через некоторое время пришел Тариэль, который должен был еще сопровождать гостей после переговоров, и поэтому он дал мне ключи от своей квартиры, я поднялся, открыл дверь, и моему взору предстала ужасная картина.

Жена Халыга Разева Ирада лежала с пулей в голове в прихожей, а дочь Тариэля в спальне на диване мертвая, тоже с пулей в голове.

– Началось расследование с участием спецслужб, военных и правоохранительных органов Ирака. Через несколько дней меня на встречу пригласил министр внутренних дел Ирака, который сказал мне, что убийство было совершенно по заказу.

Армянин был приставлен со стороны советского посольства охранником в доме Тариэля. У него были ключи и свободный доступ в дом Тариэля. Глава МВД Ирака сказал, что преступник арестован, но советская сторона оказывает сильное давление и требует выдать «своего человека». При этом представители посольства возмущаются, что «из-за каких-то азербайджанцев, которые уже отделились», создаются такие проблемы, и иракская сторона вмешивается в эти процессы.

Все эти данные и следственные материалы хранятся и в Азербайджане, но я не имею к ним доступа. В итоге, по словам главы МВД Ирака, этого армянина якобы украли и вывезли в СССР, и теперь его след потерян. Я заметил, что после всего этого за мной следят представители советского посольства, где меня к тому же стали избегать, прекрасно осознавая свою причастность к убийству.

Мы с Тариэлем должны были вывезти тела наших родных и похоронить их в Азербайджане, а также попросить помощи для расследования этого преступления. Фактически мы, азербайджанские дипломаты, стали первыми жертвами армянского теракта и заговора после независимости Азербайджана. По отношению к нам и Азербайджану было продемонстрировано открытое враждебное отношение, и мы имели право требовать обличения и наказания тех, кто убил наших родных. Ведь тем самым эти силы достигли своей цели – задержали ценой крови наших родных открытие посольства Азербайджана в Ираке.

Мы решили не лететь через Москву. В центральной прессе тогда пошла дезинформация, что тела погибших вывезены в Москву. На самом деле нам удалось на машинах переправиться до границы Ирака с Ираном, а тут уже иранские власти организовали специальный транспорт для перевозки тел и охрану, с которой мы доехали до Астары, до границы с Азербайджаном. Спасибо иранской стороне, она все сделала оперативно и без денег.

После того как похоронили своих родных, мы обратились к властям Азербайджана, в частности, к Исе Гамбару, который тогда имел влияние в руководстве. Мы объяснили, что являемся азербайджанскими дипломатами, права которых должно защищать государство. И. Гамбар сказал нам, что направит в Ирак сотрудников прокуратуры и КГБ Азербайджана для выяснения обстоятельств и расследования произошедшего.