1888

– Да, но не бывший. Работы нет, приходится браться за все, что оплачивается.

Мужчина косо посмотрел по сторонам и тихо пробормотал:

– Тут недалеко, до вашего прихода, в истерике бегала женщина. Слов не разобрал, она была сильно напугана. Похоже, кого-то прирезали в Уайтчепеле.

Заметив, что я сильно отстал, Анна с Бенедиктом вернулись обратно, и женщина, услышав об убийстве, начала дотошнее меня расспрашивать у бедняка о преступлении. Она вдруг заявила о моей некомпетентности и трусости, когда я наотрез отказался идти исследовать место преступления, ведь настоящий детектив, по ее словам, немедля бы отправился выяснять, что произошло.

– В Уайтчепеле постоянно находят обезображенные тела, – сказал я, пожав плечами. – Туда пугаются пойти не то что вечером, туда неохотно идут в светлое время суток. Пристрелят, собирай потом по частям в мясных лавках. Пусть этим происшествием занимаются стражи порядка. Пойдемте обратно. Мне нужно будет еще полночи идти домой, если вас это, конечно, интересует.

– Мистер Брандт, вспомните про свои задолженности и обязательства, – произнес Бенедикт, взяв меня за плечо. – Придите в себя, черт возьми!

Убрав с себя руку мистера Мура, я мрачно нахмурил брови и бросил в сторону мужчины возмущенный взгляд, полагая, что мое негодование подействует на него, но он в ответ лишь широко улыбнулся и помахал перед моим носом толстым блокнотом с записанными суммами, которые я ему должен.

Можно было бы, конечно, сходить разузнать, что произошло в Уайтчепеле, но мне так хотелось хорошо и крепко выспаться, что чаша весов все больше нарушала балансирование в сторону съемной квартиры.

Не имелось ни малейшего желания находиться на месте преступления вместе с Бенедиктом и Анной, ибо легко возбудимый мужчина при виде трупа стал бы суетиться и паниковать, а женщина в принципе доверия у меня не вызывала – не люблю личностей, связанных с творческой деятельностью, ведь они очень эмоциональны, отчего кажутся неискренними. Да что уж там говорить – и сами театры на дух не переношу. Тем более, я все никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах мог видеть племянницу мистера Мура?

– Врача! – отчаянно кричала какая-то женщина совсем недалеко. – Кто-нибудь, услышьте! Полиция!

Поднявшись, бездомный пожелал мне удачи и пьяной походкой отправился в темную глубину улиц, насвистывая пошлые песни.

Я попрощался с другом и новоиспеченной знакомой, отправив их домой и заверив, что все будет в порядке и они не узнают о моей кончине из новостных колонок, и что их присутствие на месте преступления не понадобится.

К этому времени незнакомка, ищущая помощи, находилась уже в конце переулка, не обращала на меня никакого внимания и все больше наводила панику, тревожа выглядывающих из окон жителей, разбуженных ее отчаянными воплями.

Подойдя и представившись, я разглядел женщину лет за сорок, хотя ей могло быть и меньше, ведь обычные рабочие, вроде нее, быстро старели в чудовищных условиях на фабриках и становились обладателями глубоких морщин с въевшейся в них угольной пылью. Немытая, в лохмотьях, с изношенной обувью, надетой на косолапые стопы, и с измученным видом – сразу можно определить, что вся жизнь женщины проходила с пустым желудком в борьбе за выживание.

Из ее обрывистого описания места преступления я выяснил, что идти было далеко – убийство произошло где-то в лабиринтах улиц столичного пролетариата и бедноты на Бакс-Роу.

О, время расцвета Британской империи! Полнейшее господство над морем и торговыми путями, распространившаяся власть от Канады до Индии, от Шотландии до Австралии – все это находилось в сильных женских руках Ее Величества. Солнце ярко светило над всей столицей, кроме одного места в самом сердце моей горячо любимой Британии – в лондонском Ист-Энде, так отличавшемся от фешенебельного Вест-Энда.

В восточной части Лондона не было ухоженных дорог, дома без фундамента находились в совсем непрезентабельном виде, а в убогих комнатушках, без какой-либо отделки, жили озверевшие от бедности люди, варившие похлебки из потрохов и часто промышлявшие занятиями маргинального характера. Местные пейзажи переносили во времена средневековья, а от ароматов сводило желудок болевыми спазмами.

Тело убитой, освещенное слабым светом от фонаря единственного полицейского, лежало на улице в окружении нескольких бесстыдно глазевших прохожих. Ближайшие уличные газовые фонари были выключены и погружали местность в кромешную тьму.

– Почему ей никто не помогает!? – возмущенно донеслось из толпы зевак. – Позовите врача!

– А зачем ей помогать? – с усмешкой в голосе отозвался полицейский, рассматривая труп. – Она же просто прилегла отдохнуть.

Я сдержанно представился констеблю и попросил его подробно рассказать об очередной трагедии, случившейся на одной из грязных и глухих улиц Уайтчепела, переполненных расизмом, крайней нищетой и высокой преступностью.

Мужчина сообщил, что патрулировал в этом месте буквально двадцать минут назад, что ничего странного не видел, и что среди толпы все еще находился свидетель, обнаруживший труп, затем полицейский вновь посветил на мертвую женщину, а я присел на корточки и начал ее изучающе рассматривать.

Она была теплой, значит, убита недавно. На шее виднелся свежий разрез от уха до уха, но крови, отчасти впитавшейся в рабочую рубашку, было совсем немного, также ее не было на груди, что означало только одно – жертва умерла не стоя, а на земле. Я сделал предположение, заметив кровоподтек на ухе, что убитую изначально повалили ударом и только потом нанесли смертельную рану.

– Кто первым обнаружил тело? – поинтересовался я.

– Джейкоб Уотерс! – воскликнул полицейский, посветив на собравшихся вокруг бездельников. – Выйдите, расскажите мистеру Брандту все, что знаете, пока мы ждем еще один патруль с врачом и санитарной тележкой.

По словам свидетеля, он возвращался домой с ночной смены, когда увидел неразборчивые очертания на дороге, будто лежало несколько забытых мешков. Он также добавил, что шел не один, а со знакомым извозчиком, который изначально подумал, что женщина пьяна, но, разглядев увечье на шее и побледнев, убежал за ближайшим патрульным.

Ни проснувшиеся жители, выглядывающие украдкой из домов, ни подошедшие прохожие, ни те, кто присутствовал изначально, ничего не слышали, не видели и отмалчивались, поеживаясь от страха и перешептываясь между собой. Кто-то даже вспомнил про оставшихся детей у погибшей женщины и легкой стычке с местным кожевником, произошедшей совсем недавно около склада.

Констебль пребывал в беспокойном, в несколько взбудораженном состоянии от происходящего, то и дело подозревая каждого из тех, кто в данный момент находился рядом с ним. Я попытался успокоить его, напомнив, что буквально несколько недель назад в Уайтчепеле были найдены еще два обезображенных тела, истерзанных кем-то из синдикатов.

Эти слова были сказаны ради спокойствия мнительного стража порядка, ибо я, конечно, был не слишком силен в ранах и патологоанатомических вопросах, но, расследуя бандитские преступления около десяти лет, ясно осознавал, что для такого разреза понадобятся определенные хирургические навыки, которых местные люмпены не имеют.

Находясь в ожидании прибытия еще нескольких бобби и бодрствующего врача в позднее время суток, я отобрал у констебля фонарь и, в поисках отпечатков подошвы или чего-то более любопытного, стал осматривать небольшую часть пути, пройденную женщиной до того, как ей перерезали горло.

Найденные едва заметные отпечатки, появившиеся оттого, что преступник случайно наступил одной ногой в находившуюся неподалеку лужу из нечистот, заинтересовали меня, заставив задумчиво улыбнуться.

Четких следов было всего несколько, но у всех не пропечатался передний край ступни. Если брать отпечаток полностью, то можно было предположить, что убийцей являлся мужчина с девятым размером ноги, ростом примерно шесть футов и пять дюймов, не полностью коснувшийся сапогом помоев.

Однако, если брать во внимание длину от небольшого каблука до конца отчетливых очертаний, то, возможно, это женщина. У нее был восьмой размер ноги, и, чтобы запутать следствие, она надела мужскую обувь, а в мысок положила что-то заполняющее пустоту, поэтому он был плохо виден.

Можно было бы точно определить пол по походке, но и тут возникли вопросы, касающиеся здоровья ноги преступника, – следы характерны для хромого человека.

Через некоторое время, когда людей одолела скука наблюдать за бездыханным телом и большинство из них разошлось по домам, к нам в кэбе, вместе с санитарной тележкой, подоспели еще одни полицейские в сопровождении моего старого друга патологоанатома.

Новоприбывшие стражи порядка из Уайтчепельского участка незамедлительно начали осматривать место преступления в попытках обнаружить то, что пропустил я, и стали задавать щекотливые вопросы оставшимся свидетелям, в частности, морально подавляя затравленного мистера Уотерса и делая двусмысленные намеки на его непосредственную причастность к убийству.

Один из полицейских не справился с магниевой вспышкой и вместо того, чтобы сделать снимок трупа, случайно сфотографировал меня, сконфуженно пообещав оставить проявленный портрет у комиссара полиции.

– Ах, детектив Брандт! – восторженно вскрикнула врач, проходя мимо меня. – Вижу, вы за полгода наконец-то отдохнули и решили поработать?

– А вы, мисс Дю Пьен, до сих пор спите на соседних кушетках с мертвецами у себя в морге?

– Это было один раз и неправда, – ответила она, после чего развернулась и протянула руку в знак приветствия. – На самом деле, я очень рада, что ваша оперативность превзошла лорда Абберлайна, и что сейчас здесь вы, а не он.

Я молча пожал ей руку, наблюдая, как ее лицо, только что светившееся в лучезарной улыбке, скривилось в недовольстве, не дождавшись от меня поцелуя в ее костлявую кисть.

Клаудия раскрыла свой новый саквояж и присела рядом с трупом, медленно поворачивая голову несчастной из стороны в сторону, затем приподняла запятнанную и затасканную рубашку женщины, которая была ей не по размеру.

Старая знакомая то хмурила брови, то играла неправильными желваками, то неразборчиво нашептывала себе под нос, прежде чем повернулась и озадаченно посмотрела на меня и констебля, который страшно разнервничался. Глядя на выражение лица мисс Дю Пьен, мне показалось, что она достаточно удивлена и находится в замешательстве.

– Интересно, – после долгого молчания выдавила из себя врач, снова рассматривая рану. – Разрезы неаккуратные, но человек, совершивший убийство, определенно имел минимальные знания в анатомии. К слову, женщина умерла в течение получаса. Для полного заключения нужно отвезти ее в морг.

Клаудия мгновенно организовала погрузку тела, договорившись с мужчинами из толпы, и, пока они, осчастливленные легкой подработкой, поднимали мертвую проститутку, я приметил потрепанную кошелку, лежащую в тени неподалеку.

В ней находились личные вещи убитой: гребень, кусок зеркальца, носовой платок и карточка прачечной с надписью: «Ламбет», с указанием адреса работного дома.

– Будете? – поинтересовалась мисс Дю Пьен, протягивая наполненный до отказа портсигар. – Возьмите столько, сколько хотите.

– Благодарю, – сухо ответил я, прикуривая от сигареты Клаудии. – Что еще скажете, пока рядом нет констеблей?

– Не похоже на бесчинства местных синдикатов, мозгов не хватит так изувечить тело. Изможденно выглядите, мистер Брандт, словно приболели.

Я усмехнулся, сделав один-единственный вдох табачного дыма, и сразу же стал слегка кашлять, но не как при простуде, а как будто неприятно запершило в горле, отчего я сильно злился, ведь мое желание покурить усиливалось с каждым днем, даже когда здоровье стало откровенно изменять.