Обещания богов
Жан-Кристоф Гранже
Звезды мирового детектива
Берлин, 1939 год. В городе один за другим обнаруживаются кошмарно изуродованные женские трупы. Расследование поручают тайной полиции, но она в полной растерянности. Известно лишь, что все убитые принадлежали к высшему обществу; все посещали очень изысканный закрытый женский клуб; и всем незадолго до гибели снился зловещий Мраморный человек – то ли убийца, то ли мираж, то ли призрак.
Серийные убийства надо раскрыть любой ценой, неудача чревата наказанием вплоть до расстрела, и от безнадежности следователь Франц Бивен, который не умеет раскрывать реальные преступления, зато умеет выбивать признания из невинных людей, объединяет усилия с двумя гражданскими психиатрами. Поиски убийцы поведут этих троих крайне извилистой тропой: вместе с ними читатель не раз упрется в тупик и в итоге отыщет правду в очень страшных краях.
В своем новом романе «Обещания богов» признанный мэтр европейского детектива, обладатель многочисленных престижных премий Жан-Кристоф Гранже обращается к новому для себя жанру исторического триллера – и едва ли этот неустрашимый исследователь зла мог найти более подходящие декорации. Жертвы и палачи, которые стоят друг друга, всепроникающая паранойя и разгадка, которая никому не могла привидеться и в страшном сне, – Гранже раскрывает весь ужас человеческой природы, изуродованной невыносимыми обстоятельствами.
Впервые на русском!
Жан-Кристоф Гранже
Обещания богов
Для Мегуми
Jean-Christophe Grangе
LES PROMISES
Copyright © Еditions Albin Michel – Paris, 2021
Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates
Перевод с французского Риммы Генкиной
© Р. К. Генкина, перевод, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022 Издательство АЗБУКА
I. Сновидицы
1
– Все происходит в деревне. Она появляется однажды зимним утром.
– Вам знакомы те места?
– Нет. Я всегда жила в Берлине и терпеть не могу выезжать из города.
– Опишите мне эту девочку.
– На ней форма Союза немецких девушек: черный галстук, длинная юбка, нашивка с орлом рейха. Я вижу, как она приближается в тумане. Она говорит мне: «Я от Гитлера».
– Вот так прямо?
– Да. Будто Гитлер – какой-то из ее родственников или близких, ну, не знаю. Полный абсурд. И так на протяжении всего сна, в каждой детали всегда что-то странное, необъяснимое.
– Но ведь в снах всегда так, верно?
Симон Краус послал понимающую улыбку, обычно располагающую к доверию. Женщина не улыбнулась в ответ. Красивая, элегантная, дорого одетая. Как и все прочие.
– Продолжайте, прошу вас.
– Она подходит ближе, и я вижу ее лицо. У нее очень бледная кожа в оспинках. Волосы светлые. С таким… неприятным желтым оттенком. Мне не хочется на них смотреть.
– Неприятным: что вы имеете в виду?
– У них цвет… мочи. Я так и подумала во сне: «У этой девочки волосы цвета мочи». Меня от них чуть не стошнило.
Симон никогда не вел записей. А вот скрытый под столешницей микрофон записывал каждый сеанс. Зато Симон любил тайком набрасывать карандашом портреты своих пациенток.
Эта была новенькой. Настоящий вызов для рисовальщика-любителя, каким он и был. Высокие брови (фальшивые, настоящие выщипаны) напоминали два домика, маленький ротик бантиком, задорный носик, длинные тонкие руки… Не будем отвлекаться.
– Пока она говорит со мной, я замечаю множество деталей. Во-первых, у нее в руке лопата. А еще рядом с ней тачка. Наверно, она ее прикатила…
Он по-прежнему чиркал карандашом, повернув блокнот так, чтобы нельзя было разглядеть, чем он там занят. Он привык к таким рассказам. В его кабинет приходили поделиться, рассказать о своих проблемах и неврозах, а главное – описать сны.
Симон Краус был психиатром, и, без сомнения, одним из лучших в своем поколении, но предпочитал представляться психоаналитиком – даже само слово теперь таило опасность, но выслушивать этих дам, расписывающих свои тревоги, было гораздо прибыльнее.
– Вы меня слушаете, доктор?
Она уставилась на него своими серыми глазами, которые, несмотря на живость, казались поблекшими, расплывчатыми, как галька на дне реки. Наверняка усталость. В августе 1939 года в Берлине вряд ли кто спал безмятежным сном.
– Я вас слушаю, фрау… – он бросил взгляд на карточку, – …Фельдман.
Несколько секунд она разглядывала обстановку. Симон все придумал сам, именно с целью расслабить пациенток (он принимал только женщин). Кремовые стены, глубокое коричневое кожаное кресло «Elephant», а вместо дивана – кушетка-меридиен с изголовьем; на полу плотный шерстяной ковер с узорами в стиле Кандинского, вызывающими ощущение, будто ступаешь по облакам; застекленный книжный шкаф с аккуратно расставленной справочной литературой, а главное – предмет его особой гордости, письменный стол с ящиками в стиле ар-деко, под прикрытием которого он привык украдкой стаскивать башмаки.
– Я замечаю в тачке кучу пепла. В свете занимающейся зари эта масса образует бледное пятно, напоминающее лицо девочки… Несмотря на туман, все вокруг выглядит высохшим: пепел, подернутая изморозью земля, кожа девчушки… Даже ее голос – будто скрежет проржавевшего механизма…
Симон почти закончил портрет. Неплохо. Он поднял глаза:
– Вернемся к лопате. Что делает девочка с этим… инструментом?
– Она протягивает лопату мне и велит копать.
В этой сцене Симон не видел ничего, кроме банального страха, овладевшего всеми берлинцами. С приходом нацизма, конечно же, и даже еще раньше, при Веймарской республике…
Особый интерес психиатра вызывало подспудное воздействие, оказываемое диктатурой на человеческое сознание. НСДАП, нацистская партия, не довольствовалась контролем над думающими мозгами, она еще и проникала в мир снов как неприкрытый ужас.
– И что вы делаете?
– Копаю. Как ни странно, я не сразу осознаю, что речь идет о моей собственной могиле.
– А дальше?
– Когда яма становится достаточно глубокой, я понимаю, что будет дальше. Эта девчушка выстрелит мне в затылок и высыплет содержимое своей тачки на мой труп. И там вовсе не пепел, а негашеная известь. Именно в этот момент девочка смеется, вынимая из кобуры пистолет, и говорит: «Преимущество окиси кальция в том, что она не действует на металлы. У вас ведь есть украшения, да? И золотые зубы?» Я хочу убежать, но ноги одеревенели, как черенок ее лопаты.