Кайкен

Панк с легкостью отбил удар.

– Все зависит от того, что ты называешь проблемами, – хохотнув, ответил он.

– Обезьяну в холодильнике. Вампира, сосущего кровь из моих детей.

– С этим покончено. Все зарыто и забыто. Вместе с Гийаром.

Что толку упорствовать?

– Почему он скрывал от меня все это? Как он мог?

– Все, что он делал, он делал ради тебя.

– Мне такая жизнь не нужна, – с сухим смешком решительно произнесла она.

Такая жизнь. Поначалу замысел казался благородным. Пассан действовал во имя справедливости: ловил негодяев, защищал общество, отстаивал республиканские ценности. Но потом призвание стало профессией, а профессия – наркотиком. Отныне Добро для него превратилось в абстракцию, зато Зло являлось в своей реальности каждый день.

– Я по кольцу поеду, ты как?

Она молча кивнула.

Они мчались через квартал Дефанс. Пустыня из сланцев, кварца и прочих минералов, химический состав которых предполагает такие свойства, как рефракция и люминесценция. Ископаемые останки давно минувшей эры.

Она взглянула на часы – почти семь утра. Чувствуя себя совершенно разбитой, позвонила Сандрине. В который уже раз. Со вчерашнего вечера с детьми сидела Гая, потом ее сменил вооруженный полицейский – алкоголик и наркоман. Они виделись с отцом, который собирался убить человека. А проснуться им предстоит в обществе Сандрины, чье присутствие невозможно объяснить никакими разумными причинами. И это все, что она может им предложить в качестве стабильной семьи?

Одно она знала наверняка: какие бы опасности им ни грозили, свой дом она не бросит.

Даже если непрошеным гостем был вовсе не Гийар, то есть угроза нового вторжения оставалась по-прежнему актуальной, она не собиралась сниматься с места. Она встретит врага лицом к лицу. Вместе с детьми. Тем более что в засаде наверняка спрятан целый полк полицейских. Она ни капли не сомневалась: Пассан, что бы он там ни плел, ни за что не снимет с дома наблюдение.

В душе снова зашевелилось смутное искушение. Вернуться с мальчишками в Токио. Оставить весь этот ужас позади, удрать за тысячи километров. На глаза навернулись слезы. Она уже не различала окружающего пейзажа. Все расплывалось и теряло очертания. Нет. Это не выход. И никогда им не станет. Никакие тысячи километров не решат ее проблем. От себя не убежишь.

Вернуться в Токио значит открыть собственный ящик Пандоры.

Машина остановилась. Наоко вынырнула из мрачных мыслей, словно пробудилась после страшного сна. Сквозь пелену слез ее глазам предстало крыльцо дома.

– Все, приехали, – без всякой иронии произнес Фифи. – Конечная.

III. Убить

57

– Это было в семидесятые. Стиви Уандер[26 - Стиви Уандер – американский слепой чернокожий соул-певец, композитор, барабанщик, музыкальный продюсер и общественный деятель.] давал пресс-конференцию. Какой-то шибко умный журналист задал ему вопрос: не слишком ли это тягостно, родиться слепым? Стиви Уандер на секунду задумался, а потом ответил: «Ну, все могло быть намного хуже. Я мог родиться черным».

Пассан попытался улыбнуться. Это едва заметное напряжение мышц вызвало волну боли: как будто кожа лица под пропитанными мазью бинтами пошла трещинами.

Три часа дня. После укола морфина он проспал все утро. В полдень медсестра сделала ему перевязку, и обожженные места снова заполыхали, как будто в топку подбросили дров. Еще один укол. Забытье. Потом он очнулся и увидел рядом с кроватью Фифи.

Панк не терял времени даром: раздобыл фургон, под завязку набитый современной техникой, с помощью Супер-Марио убрал камеры из спальни Наоко и перетащил контрольные мониторы в фургон, который припарковал на улице Клюзере, недалеко от дома. Возле него несли дежурство два полицейских, еще два патрулировали квартал. Лефевр поддержал Фифи. Ситуация изменилась кардинально – отныне любое пожелание Пассана воспринималось как приказ.

Сидя возле больного с сигаретой в руке, напарник потчевал его байками. О звездах рока, случившихся с ними историях, распространяемых о них сплетнях и прочих захватывающих материях он мог разливаться соловьем долгими часами.

– А знаешь, что сказал Кит Ричардс о современных музыкантах?

– Нет, не знаю.

– «Где чуваки, которые должны сделать из нас посмешище? Пока я вижу только лысых бездарей, выпускающих диск за диском».

– Это ты к чему? – Пассан пытался говорить, не напрягая мускулы лица. – Стараешься поднять мой моральный дух?

– Да нет, так просто. Я тебя развлекаю.

Пассан покачал головой. Он задыхался под повязкой. Жирные бинты покрывали кожу, морфин глушил боль и остроту восприятия. Палата казалась ему наполненной кривобокими черными тенями, которые бились с полосами яркого, острого, как осколки стекла, света.

Он прикрыл веки, но стало только хуже. Если перед глазами не вставало объятое пламенем лицо Гийара, значит на него пялились огненными очами демоны преисподней. Он усилием воли прогнал эти видения и снова постарался сосредоточиться на сведениях, полученных от Фифи.

В общем и целом они сводились к нулю. Тело Гийара переправили в Парижский институт судебной медицины. Прокурор и судья Кальвини вынесли постановление об обыске в его доме в Нейи. Там ничего не нашли, что Пассана нисколько не удивило. Теперь полиция намеревалась перерыть каждую из принадлежавших Гийару автомастерских, обратив особое внимание на административные помещения. Но Пассан и с этой стороны ничего не ждал.

По иронии судьбы, посмертное обвинение Гийару основывалось не на подозрениях в убийстве четырех молодых женщин, а на попытке умышленного убийства майора полиции. Да и эта версия пока подкреплялась только его собственными свидетельствами. Но и тут возникала масса вопросов. Например, почему Пассан следил за Гийаром, хотя ему было запрещено приближаться к нему ближе чем на двести метров? Может, они договорились о встрече? И кто из них вызвал второго? И заслуживает ли доверия утверждение, что умирающий в огне Гийар плюнул в лицо противнику бензином?

Достоверно установить удалось только одно: в помещении, где были найдены тело Гийара и раненый Пассан, никаких возгораемых материалов не хранилось. Следовательно, имел место преступный умысел. Однако кто из двоих подстроил ловушку? Пока что следствие склонялось к тому, чтобы признать правоту Пассана, – в его пользу говорили полученные ожоги.

Но в сущности дело обстояло так: слово выжившего против молчания мертвеца.

Поиски злоумышленника, проникшего в дом Пассана, пока не принесли результатов. Опрос торговцев, связанных с продажей обезьян-капуцинов, ничего не дал. Проверка баз данных по почерку преступления – методика забора крови, возможные кражи гемоглобина – также уперлась в тупик. Тщательный осмотр дома не привел ни к чему. Оставалось дождаться результатов анализа ДНК, но Пассан готов был держать пари, что все образцы будут принадлежать членам его семьи и приходящей няне Гае.

– Я тебе рассказывал, как один раз наступил на ногу гитаристу «The Clash» Джо Страммеру?

Пассан неопределенно повел головой. Фифи пустился в рассказ, но он не слушал. Около часа дня, в промежутке между двумя периодами забытья, он разговаривал с Наоко. Она отвезла детей в школу, а потом, как каждый день, поехала на работу. Она и не подозревала, что за ней по пятам следуют два полицейских, а дом взят под постоянное наблюдение. И он хотел убедить ее в том, на чем настаивала официальная версия: преступник мертв, детям больше ничто не грозит.

Пассан не сразу сообразил, что Фифи поднялся.

– Ты что, уже уходишь?

– Я к тебе вечерком еще загляну. Включить телик?

Пассан недовольно поморщился. Предупредительность коллеги еще острее заставляла его ощутить свою беспомощность.

– От Леви что-нибудь слышно? – напоследок спросил он.

– Тишина. Начато расследование. Сейчас проверяют его банковские счета. На тот случай, если он смылся.

– Вздумай он смыться, замел бы все следы.

– И на старуху бывает проруха.

– А если он мертв?

– Тело где-нибудь всплывет. А пока шерстят его врагов.