Несмотря на различные полюса, на которых обитали Ирина и Евгений, они находили общие темы для общения – литература, политика, любовь ко всему живому. Ирина любила перечитывать их переписку, она находила её забавной, милой игрой двух умов, один из которых был в плену драм, а другой счастливо существовал в мире, неведомом ей. Что она знала о мире науки? Этот мир всегда был далёк от неё, школьная ботаника давалась ей с трудом, пестики и тычинки погружали в летаргическое состояние, гербарии, которые Ирина собирала по заданию учительницы биологии, препровождались в мусорный бак сразу по получении отметки. Высушенные цветки и листья были мертвы, а Ирине всегда хотелось жить, несмотря на все сложности её существования. Только теперь она изменила своей глубинной сущности, только теперь стержень, который всегда заставлял её прямо держать голову и не отворачиваться, даже если дул встречный ветер, превратился в хрупкий мел, который постоянно крошился.
Постепенно, не сразу, но постепенно Ирина попала в какую-то необъяснимую зависимость от общения с Евгением. Она нервничала, если он подолгу не отвечал на её сообщения, выдумывала поводы для того, чтобы лишний раз напомнить ему о себе, и, наконец, заметила, что сообщения от Евгения стали более сухими и короткими. И Ирина поняла, что перегнула палку, но уже ничего не могла с собой поделать, её тянуло к этому почти незнакомому человеку, его фотография уже давно стояла на комоде и даже успела покрыться тончайшей паутинкой серебристой пыли. И улыбка Евгения стала такой почему-то родной и близкой, будто она давно знала этого человека, будто он был самым лучшим и надёжным другом. Своим неосязаемым присутствием он как бы цементировал тот хрупкий мелок, в который она превратилась.
В начале ноября, в субботний день в квартире Ирины раздался звонок. Она так отвыкла слышать его мелодию, что не сразу сообразила, как ей следует поступить. Ирина стояла и смотрела, как мигает зелёным цветом индикатор звонка, и пыталась понять, кто мог её разыскивать. Наконец она подошла и сняла трубку.
Алло, это Зотова Ирина Григорьевна?
Да, это я.
Вас беспокоят из полиции. Следователь Курков. Не могли бы Вы подъехать к нам в отделение, у нас есть для Вас информация по Вашему делу. Сегодня сможете?
Да, конечно, – сказала Ирина и почувствовала, как больно сжалось её сердце. Неужели ужас продолжается? Неужели нашли тех, кто …. продолжать дальше не было сил. Ирина ощутила дурноту, ноги подогнулись, и она рухнула в кресло. К глазам подступили слёзы, стало страшно, и острее, чем обычно, Ирина ощутила своё одиночество и беспомощность, и ещё много-много всего, о чём и не расскажешь.
…Следователь Курков оказался коренастым и улыбчивым, Ирина даже немного расслабилась и успокоилась, глядя на его круглую добродушную физиономию. Следователь был настолько любезен, что предложил Ирине чаю, и она холодными с улицы пальцами вцепилась в тёплую кружку с желтоватым содержимым и с наслаждением, маленькими осторожными глоточками стала пить жасминовый чай. Как было бы хорошо сейчас допить этот чай, побеседовать со следователем о погоде, о том, как дороги нынче продукты, и уйти из кабинета с мыслями о предстоящем Новом Годе, о Евгении, о мелочах, которые согревали её сердце.
Ирина Григорьевна, Вам знаком Звонарёв Андрей Геннадьевич?
Да, но я не понимаю, почему Вы меня об этом спрашиваете? Вы пригласили меня сюда, чтобы сообщить какие-то новые сведения по моему делу. Я Вас слушаю.
А это и есть самая главная новость, которую Вы должны знать. Звонарёв Андрей Геннадьевич, 1980 года рождения, не судим. Задолжал большую сумму денег гражданину Котову Петру Афанасьевичу, 1978 года рождения. Чтобы рассчитаться с кредитодателем, нанял Авдюшина Александра Николаевича, Туркина Федора Алексеевича и Холопова Кирилла Степановича, все судимы по статье «разбой», чтобы они убили Вас, Ирина Григорьевна. Вас спас тот факт, что Вы потеряли сознание, и Вас сочли мёртвой.
Дикость какая-то… Вы, наверное, что-то перепутали… Андрей…мы…мы были вместе, он меня любил.
Ага, конечно, любил-любил да и убил. Он ведь прописан у Вас, Ирина Григорьевна, я прав? Несмотря на то, что вы расстались.
Он хотел выписаться, но я попросила его подождать, мне было плохо после его ухода, я хотела, чтобы прошло время, и я немного успокоилась.
Это Вас едва и не погубило. Вы знаете, почему Андрей Геннадьевич так внезапно Вас покинул? Подвернулась более выгодная партия – банкирша… не будем раскрывать её личность, это к делу не относится. Видите ли, Андрей Геннадьевич – в некотором смысле альфонс, но умеет маскировать свой пиковый интерес. И Вы, и несчастная банкирша были свято убеждены в его искреннем к Вам отношении. Но у него по жизни единственная любовь – деньги.
… Ирина выпала из кабинета следователя, в голове было пусто, словно в чугунке. Она так хотела, чтобы нашли её обидчиков и те понесли заслуженное наказание, так мечтала о возмездии, но никогда, даже в самом страшном кошмаре ей не могло привидеться то, что было на самом деле. Андрей хотел её смерти, ради денег он готов был лишить жизни женщину, с которой прожил три года! Три года счастья и любви, безоговорочного доверия… доверия…Теперь это слово звучало как издевательство, просто Ирина хотела кому-то доверять, и выбрала для этого самый, как оказалось, недостойный объект. Теперь всё, что, так или иначе, напоминало об Андрее, казалось противным и тошнотворным. Её никто не любил, все слова Андрея были притворством, боже, её никто никогда не любил, никто и никогда…
Ирина шла по улице, размазывая тушь по мокрым от снега и слёз щекам и ощущала такое дикое и непередаваемое одиночество, что хотелось упасть в снег и завыть в полный голос от отчаяния, от обиды. Но она просто шла, делая вид, что это не слёзы, а снег испортил макияж, хотя и понимала, что никому нет до неё никакого дела. Просто надо сохранять лицо, загоняя боль глубоко внутрь себя и терпеть, хотя бы до дома. Никаких истерик, она справится, должна.
Оказавшись возле магазина игрушек, который стоял на пути к её дому, Ирина вдруг остановилась. Она вспомнила, что ещё с детских лет мечтала о плюшевом медвежонке, с того момента, когда увидела игрушку у одной из своих подруг. Хотела-хотела, да так и не купила, хотя уже давно зарабатывала – сначала тратила деньги на более насущные вещи, а потом детское желание стало казаться смешным.
Ирина купила игрушку, выбрала самого весёлого и забавного плюшевого медведя, расплатилась и вышла на улицу.
На следующий день Ирина не вышла на работу. Она позвонила шефу и попросила у того неделю отдыха в счёт очередного отпуска. На этом силы закончились, и Ирина, обняв купленного накануне плюшевого монстра, затихла на диване, укрывшись пёстрым пледом. Несмотря на жару в комнате и тёплый плед, Ирину трясло от озноба.
Она точно знала, что не больна и что у неё нет температуры, но тело сводило судорогами. Больше всего на свете Ирина мечтала забыться долгим сном, а потом проснуться и понять, что ничего не случилось. Так бывает, когда нам снятся кошмары. Просыпаемся, и понимаем, что всё хорошо, жизнь прекрасна, мы любимы и любим сами, за окном солнышко, зеленеет травка и поют птички.
Но реальность была неумолимой. Ирину ожидал суд, где судили её любовь, её веру в людей, в искреннее, в доброе. И приговор будет суров – закрой своё сердце, убей свою память, перечеркни будущее, ибо разве возможно будущее у человека, который потерял веру?
Два дня Ирина вставала с дивана только для того, чтобы выпить воды и сходить в туалет. А затем снова ложилась на жёсткий диван, судорожно прижимала к себе пузатого мишку и натягивала плед так, чтобы оставалось лишь небольшое отверстие для поступления воздуха.
Ирина вспоминала своё детство. Размытые, словно акварельные наброски, лица родителей, любовно склонённые над её кроваткой… Ирина старалась вспомнить их черты, но не могла, слишком много времени прошло со дня, когда их не стало. Проснувшись однажды, Ириша была очень удивлена, увидев, что все зеркала в их квартире завешены чёрными полотнами. Унюхав доносившийся с кухни аромат компота из сухофруктов, который обожала из-за ягодок, остававшихся на дне чашки, Ириша поспешила туда, где готовилось любимое лакомство.
«Бабусь, а бабусь, а почему на зеркале чёрные занавески?» – с детской непосредственностью спросила она у бабушки, вставая на цыпочки и пытаясь заглянуть внутрь кастрюли. Бабушка повела себя очень странно. Она вздрогнула, охнула, осела на табурет и душераздирающе заголосила: «Сирота ты моя». Всегда приветливая, она сильно сдала после смерти единственной дочери, стала замкнутой, вела себя отчуждённо, точно чужая.
Ириша стала оставаться в садике на выходные, а потом попала в школу-интернат для одарённых детей. Воспитательница в детском саду заметила, что девочка хорошо рисует, и посоветовала бабушке отдать внучку в заведение, которое поспособствовало бы развитию художественного дара.
У многих интернатовских детишек были папы и мамы, они приходили в приёмные дни, приносили сладости, игрушки, фломастеры и красивую одежду. Ириша поначалу долго просиживала возле входной двери, ожидая появления бабушки, но та не приходила, не приносила подарков, не гладила по головке и не рассовывала конфеты по кармашкам казённого платьица. «Сирота» – часто слышала Ирина в свой адрес, и, в конце концов, немного повзрослев, она поняла, что так оно и есть. При живой бабушке она – сирота.
Лишь Андрей смог вытравить из её души это клеймо. Только ради чего он так старался? Почему он стал желать ей смерти? Неужели ради квадратных метров, которые можно было реализовать после … после того, как Ирина покинула бы этот мир? Ведь если бы Андрей пришёл к ней и рассказал о долге, она нашла бы способ вернуть деньги, заняла бы у знакомых, сняла бы свои накопления со сберкнижки. Если бы он пришёл…
Слова следователя не укладывались в голове… Андрей – воспитанный, интеллигентный, ласковый, самый любимый – убийца?!
Ирина не ощущала голода. Уже третьи сутки она ничего не ела, только пила. И часами всматривалась в своё отражение в зеркальной дверце раздвижного шкафа. Она чувствовала, как медленно сходит с ума, погружаясь в мрачную отчуждённость. Бедная Оленька, она столько сил положила на то, чтобы Ирина вернулась к нормальной жизни. И что же?
Вечером того же дня Ирина заставила себя сползти с дивана и включить компьютер. С замирающим сердцем она ввела пароль и логин для входа в электронную почту, секунды опознавания её данных системой показались ей вечностью. Ирина навела «курсор» на папку «Входящие» и замерла от разочарования – писем от Евгения не было. Почта была единственной связью с Евгением, Ирина не догадалась спросить у него контактный телефон, да и неудобно как-то, ведь если бы он захотел, то узнал бы и её телефон, и свой оставил бы. Итак, одна ниточка, соединявшая Ирину с нормальным миром, оборвалась. Оставалась Ольга, которая очень некстати улетела в Турцию погреться на южном солнышке. Ирина наудачу стала набирать её номер, в ответ ласковый женский голос сообщил, что абонент недоступен и просил перезвонить позже. Последняя ниточка, ещё державшая Ирину на плаву, оборвалась, оставляя Ирину полной сиротой, теперь уже окончательной. Ослабленная и морально, и физически, Ирина чувствовала, что попала в западню, выхода из которой она не видела.
Ирина, которая всю свою жизнь так цеплялась за жизнь, так боролась за место под солнцем, так верила в свою звезду, Ирина, которая пережила унижения, одиночество, предательство, любовь – добровольно отказалась от борьбы за своё будущее, за будущее своего рода. Она встала из-за стола, подошла к комоду, открыла верхний ящик, где лежали таблетки, взяла все упаковки, потом заглянула на кухню, достала из холодильника бутылку красного вина, которую приберегала на случай внезапных гостей, и побрела в гостиную.
Бежевый пузан, больше похожий не на медведя, а на раздобревшего бюргера, улыбался Ирине с дивана. В квартире стояла оглушительная тишина, казалось, мир замер в ожидании непоправимого шага, который готова была совершить Ирина. Внезапно эту оглушительную тишину взорвала трель дверного звонка, Ирина вздрогнула. Звонили настойчиво, поэтому не оставалось ничего иного, кроме как забыть на время о своём намерении и пойти открыть дверь.
За дверью оказалась Шурочка Кукушкина, кадровичка их телекомпании, в принципе единственный человек, который интересовался её жизнью. Не сказать, что девушки были особенно близки, но Шурочка была в курсе некоторых событий в жизни Ирины. Иногда после работы они забегали в ближайшее кафе и говорили о всякой ерунде, обсуждали мужчин и наряды ведущих. Шурочка впорхнула в квартиру, осыпав Ирину снежинками и впустив в помещение облако холодного воздуха, и ахнула, увидев лицо Ирины.
Господи, что случилось? На тебе лица нет, в гроб краше кладут!
Всё нормально. Зачем пришла, что-то на работе?
Ну ни фига себе, я думала, ты обрадуешься. Ни здрасьте, ни привет! Ты заболела, что ли? Да что с тобой?
Я… всё хорошо, просто я … немного занята.
Немного – это не страшно, я ненадолго, – протараторила Шурочка и, не слушая слабых возражений Ирины, влетела в гостиную. Первое, что бросилось ей в глаза – горка таблеток на журнальном столике и початая бутылка вина. Шурочка мгновенно оценила ситуацию, сняла с головы шляпку, сгребла в неё таблетки и направилась в ванную комнату, чтобы избавиться от отравы. Ирина кинулась следом.
Отдай таблетки! – кричала Ирина, вырывая из рук Шурочки её модную шляпу.
Не отдам! Дура, решила травиться! Не позволю! Ты – самый лучший репортёр на канале, офигела, да? Всё есть – зарплата, внешность, мозги, а ты вон что – белые тапки захотела примерить! Дурында, да кому хуже-то будет? Ну, найдут на твоё место другую девочку, государство оттяпает твою квартирку, и ничего после тебя не останется, только холмик на кладбище для бедных. Кому и что ты докажешь? Кто останется рыдать над твоим холмиком?
Ирина сидела на диване, сжимая в руках игрушку, по лицу текли слёзы. Она больше не слышала слов Шурочки, они долетали до неё каким-то гулким бормотанием, смысла которого она не могла разобрать. В голове царила пустота, Ирина вдруг ощутила неожиданную лёгкость, ей было впервые так хорошо за последние несколько месяцев, словно с ног и рук кто-то невидимый снял тяжёлые кандалы. Она сидела, наслаждаясь тишиной, а потом потеряла сознание.
…Ирина открыла глаза. В незнакомой комнате царил полумрак, сквозь зарешеченные окна было видно, как густо валил снег, покрывая толстым слоем ветви дерева, росшего возле дома. Тело Ирины охватывала приятная нега, но глаза открывались с трудом, будто перед сновидением она долго плакала. Ирина сладко потянулась, недоумевая относительно того места где находилась, недоумение еще не успело перерасти в растерянность, как в комнате вспыхнул свет и Ирина поняла, что находится в казённом месте, скорее всего это была больница.
Ирина Григорьевна, очнулись, душечка! – к Ирине подошла полная женщина и склонилась над кушеткой. – Как Вы себя чувствуете?
Хорошо, но мне стало бы намного лучше, если бы Вы сказали, где я нахожусь и почему?
Вы, главное, постарайтесь не нервничать. У Вас был нервный срыв, Ваша подруга вызвала скорую, и Вас привезли к нам, в неврологическое отделение.
Я в больнице?
Увы, пока да, до тех пор, пока не станет ясно, что же с Вами на самом деле случилось. Если случай не серьезный, мы Вас немного подлечим и отпустим домой.
Ирина ощутила лёгкую дурноту. Ей стало страшно. Что же такого могло произойти, если она оказалась в подобном месте? И рядом нет Олечки, её ангела-хранителя, её единственного друга! Ирина села на кушетке, обхватив руками виски, и почувствовала, как пульсирует тонкая жилка на правом виске.
Дверь со скрипом отворилась, и в неё впорхнул молодой мужчина в белом халате. Незнакомец остановился напротив Ирины и стал пристально вглядываться в черты её лица, скрестив на груди руки. Ирина подняла голову, и её взгляд скрестился с взглядом эскулапа.