Царь Давид

Царь Давид
Жеральд Мессадье

В основу книги лег известный библейский сюжет о царе Давиде.

Молодой пастушок Давид убивает монстра по имени Голиаф, который долгие годы держит в страхе народ царя израильтян Саула. Пройдет много времени, прежде чем он взойдет на престол, объединит земли Израиля, завоюет Иерусалим и объявит его столицей своего государства. Но, став царем, Давид совершит недобрый поступок: он отправит на верную смерть одного из своих воинов, мужа полюбившейся ему женщины по имени Вирсавия. Простит ли царя народ иудейский? Или проклятие Вирсавии будет преследовать его до гробовой доски?..

Жеральд Мессадье

Царь Давид

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

ПАСТУХ

В шуме барабанов весенней грозы черное разгневанное небо разверзлось над Иудеей. Сверкнула молния. Солнечный луч осветил часть луга. Здесь, неподалеку от крайних домов Вифлеема, пастух пас своих овец. Трава зеленела, яркая, усыпанная, словно звездами, переливающимися на солнце росинками.

Пастух поднял глаза и был ослеплен. Он посмеялся необычности этого света, который был подобен его красоте. Это был Давид, и его красота действительно была известна в Вифлееме – восьмой, самый юный и любимый сын Иессея, внук Буза и Рут Моавитян. Ему было 17 лет. Стройный, с бронзовым телом, глазами цвета меда, легким нравом, смелый. А также мечтатель. Девушки его любили, молодые люди старались походить на него, поскольку он был ловким и с помощью своей рогатки и камней за 100 шагов мог поразить лису. За ним была известна лишь одна странность – отсутствие всяческих шрамов и порезов. Но и это можно было объяснить – он не имел врагов, обходил их легко и с улыбкой. При повороте головы с него соскользнул капюшон, и солнце позолотило его медную шевелюру. Он вытащил из своей сумки лиру, изгибы которой напоминали форму женских бедер. Лучший ремесленник города изготовил ее для Давида из тисового дерева по образцу, предпочитаемому в Иерусалиме. Игра на лире была его коньком. Давид дотрагивался до струн, и дрожащие звуки рассеивались в .свежем воздухе. Его голос поднимался, подогреваясь пылом молодости. Это была песня любви, обещавшая очаровывать возлюбленных. Давид сам писал к этим песням и слова и музыку.

В 50 лье отсюда кровь утоляла жажду богов. Саул, первый царь Израиля, завоевывал филистимские земли. Саул также был красив, однако он навлек на себя справедливую немилость пророка Самуила. Его красота не могла ему помочь.

Давид не знал обо всем этом. Не осознающий ужаса и жестокости войны, он пел, смотря на пелену дождя над городом Иерусалимом, между тем как раскаты грома удалялись. Он был молод, но умел видеть сквозь дождь.

Например, он увидел шакала, который пробирался, прячась в высоких зарослях, в 200 локтях отсюда, прямо к овцам. Он хорошо различал спину, колышущуюся над травой, и иногда едва приподнимающуюся голову. Он наклонился, чтобы выбрать два-три хорошо заостренных камня, достал из своей сумки рогатку и поднялся. Рогатка в боевой готовности и натянута до упора. Жалкий крик шакала известил Давида, что прицел был верен. Овцы заметались. Шакал в смятении удалялся. Радуга соединила гору Иерусалима и долину Теребинт.

Глава 2

ДЕРЕВО

«Порочная кровь», – шептал Самуил во сне, его глаза были еще закрыты. Слова, сходившие с его уст, были почти неосознанны, и это повергло его в тревогу; чтобы слова вырывались таким образом, нужно, чтобы они были внушены. Он не видел света Всемогущего, как это бывало с ним раньше. Конечно, ему приснился сон. Но нет, он не видел света. Во сне одно дерево поднималось ввысь к серому небу, а другое, молодое, зеленеющее дерево – к светлому. Видение славы и обещание жизни под небесным сводом Всемогущего. Корни одного дерева разрастались, а корни старого становились корявыми и черными. Самуил открыл глаза и застонал. Старое дерево являлось символом порочной крови. Самуил глубоко вздохнул, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. Он понял свой сон и свои первые слова пробуждения. Его ожидало огромное испытание. Нужно было вырвать с корнем старое дерево. Между тем это он, Самуил, посадил его. Это дерево было домом Саула. Сын Киса Вениамитянина стал царем с благословения Самуила.

К тому же сон был несвоевременен. В этот самый час Саул боролся против амаликитян, и Самуил не получил из Вифлеема еще ни одной новости о сражении, развернувшемся на юге.

Он осторожно потянулся под одеялом из овечьей шерсти, чтобы избежать судорог. Тусклый проблеск в отверстии на верхушке шатра и просочившийся сквозь щель холодный воздух, наполнивший помещение свежестью, сообщили ему о том, что пришел рассвет.

В античном городе Вифлееме в месяц пейсах было холодно. Он повернулся к своей жене Мириам и увидел только длинный полог под шерстяным одеялом цвета сырой земли. Она покинула их дом в Рама, чтобы сопровождать его в ежегодном путешествии, поскольку не могла жить без него. Пророк приподнялся, опершись на локоть. Раб спал у ног Мириам, свернувшись клубком под своим одеялом. До Самуила доносились голоса, приглушенные двойной толщиной шатра. Он сел, взял посох, стоявший рядом с кроватью, с трудом встал на ноги и влез в сандалии. Шорох соломы и движение воздуха разбудили Мириам.

– Это только рассвет. Ты не поешь? – спросила она.

Он, не отвечая, приподнял полог и вышел. Холмы, равнины Иудеи зеленели под серым небом, молодые колосья и огороды, и фруктовые сады рядом с городом. Вблизи заросли миндальных деревьев с лепестками, ослабленными порывами ветра, дрожали под шквалом снега, источая горьковатый запах.

– Твой плащ, – окликнула его Мириам из шатра. Он схватил свою одежду и оделся, не оборачиваясь.

– Я подогреваю молоко, – добавила она. Самуил редко разговаривал с ней, но она знала, что он ее слышит. Он избегал ее взгляда, как тогда, когда она была молода и красива. Она больше не обижалась.

– Ты будешь всегда молодой и красивой, – сказал он ей, когда она однажды упрекнула его, и напомнил, что она не должна отвращать его от Всемогущего, так как он – Великий провидец. А взор пророков должен созерцать только Всемогущего.

Два охранника, иудеи из Вифлеема, преклонили перед ним колени и поцеловали ему руки. Новости, которые они спешили сообщить, очевидно, были хорошими, так как ликование переполняло гонцов. Саул вопросительно посмотрел на них.

– Пророк! Саул победил! – закричали они, воздев к небу руки и запрокинув в экстазе лица с сияющими влажными глазами.

– Саул и его сын Ионафан! Они победили амаликитян. Агаг, царь амаликитян… Саул заключил его в тюрьму.

Он каждому положил руку на плечо.

– Всемогущий с нами, – сказал он просто.

Они вгляделись в его глаза и нашли их также полными слез, взяли его за руки и поднесли их к своим губам.

– Значит, Агаг не мертв? – спросил Самуил.

– Мы не знаем.

– Где вестники, которые вас известили?

– Они уехали разносить весть дальше. В Иерихон сначала.

Его спокойствие, которое казалось бесконечным, было нарушено. А их радость плохо сочеталась с молчаливостью старца.

– Пророк, ты божий человек! – воскликнули они, чтобы нарушить повисшую тишину. – Ты устроишь празднования?

Он склонил голову, затем, вновь овладев собой, поднялся на холм и встал рядом с жертвенником Абрахама. Жертвенник был округлым, так сточился камень, но он до сих пор оставался на месте. Его установил первый из царей, раскинувший здесь свой шатер, и это было место Яхве, дух которого витал над холмом. Всемогущий обитал здесь.

Самуил погрузился в свои мысли перед алтарем, возмущенный тем, что не нашел там никого, и даже ни одного следа жертвоприношения здесь не было. И его ум заняла новость о победе Саула. Победа, пусть, но Саул – разве он уважал его советы? Мысль о том, что все должно быть иначе, возбуждала Самуила, заставляла кипеть его кровь. Он предписывал Саулу истребить всех до последнего новорожденного согласно воле Яхве. Неужели он, Самуил, не единственный истолкователь божественной воли? Нужно было точно до последнего истребить амаликитян.

Между тем после своей победы над филистимлянами несколькими неделями раньше Саул не прислушивался к советам Самуила: он не подождал его, чтобы отпраздновать жертву Галгалу в Иерихоне.

Саул мятежник, он не человек от Бога. Он восстал против слова Яхве, того, что передал ему Самуил.

– Порочная кровь! – повторил Самуил, но в этот раз с озлобленностью.

Затем он открыл глаза и начал искать взглядом дерево из своего сна.

– Старость горька, – подумал он. Его собственное дерево дало ему только горькие плоды.

Если бы его сыновья Иоиль и Авия были такими же праведными, как их отец, не было бы всего этого. Вся горечь его мыслей проступила в углубившихся морщинах. Его лицо застыло в маске – морщинистая кожа, седая борода и пучок растрепанных волос на макушке, которые из-за ветра обрели независимость и силу.

Но скорбь не могла властвовать над Великим пророком – последним из судей израильских, несущих на землю божественное слово, единственную божественную сущность. Он выпрямился, чтобы еще раз окинуть взором весь окружающий пейзаж, избегая лишь южного направления, где возвышались города филистимлян. Самуил же смотрел на земли, которые пообещал охранять.

Один день дождя мог напоить хлебные поля. Так будет, без сомнения, до конца времен, слезы старцев будут поить молодость.

Когда он спустился, небесный свод снова стал голубым. Сердце Самуила наполнилось каким-то невыразимым чувством. Дерево! Дерево! Но душевный покой покидал сердце Самуила.

Глава 3

ПРЕДСКАЗАНИЕ ВОЛШЕБНИЦЫ ИЗ ИЕРИХОНА

Женщина наклонилась, чтобы бросить ветки дуба в очаг. Дерево было еще зеленым, и к тому же недавние дожди замочили его так, что от него исходил плотный синеватый дымок. Прежде чем выйти через отверстие в крыше, дым сгущался, иногда скрывая женщину от взглядов ее гостя. Расположившись на ковре, постеленном на земле, он беспокойно следил за ней, ожидая, когда она наконец устроится, чтобы заняться таинством, которое он ей поручил. Это был Ахия, один из ближайших помощников Саула, пришедший спросить у Милки ля Скалдиен, вифлеемской волшебницы, предсказать ближайшее будущее своего царя. В качестве платы он принес пару домашних птиц; кости, разбросанные повсюду, пугали его. Волшебница наконец уселась на низкий табурет и повернула к Ахии увядшее лицо с темными кругами под глазами, в которых отражался огонь, сверкавший адскими отблесками.