Дети Зари. Книга четвертая. Цветы пустыни

Стоило Климу так подумать, как Селия повернулась к нему:

– Так ты считаешь, что настойчивость – это плохо?

– Если она направлена на других людей – да.

– А попроще?

– Если требуешь с себя – это нормально. А если с других – сама понимаешь…

– Ты хочешь сказать, что я с тебя требую? – удивилась Селия. – И чего, если не секрет?

– Внимания, в данном случае.

– В смысле, общения?

– В том числе.

– А что в этом дурного? – спросила девушка с искренним недоумением. – Мы же едем вместе, дорога длинная – разве можно просидеть весь день рядом не общаясь?

– Можно, если не о чем.

– А, так ты считаешь, что со мной не о чем разговаривать?!

На сей раз Климу удалось избежать ответа, благодаря вовремя попавшейся заправке, куда он завернул пополнить бак. Но тут его ждала новая неожиданность: заявив, что умирает от голода, Селия тотчас отправилась в придорожное кафе. Клим попытался было удержать своенравную девчонку:

– Я планировал остановиться на половине маршрута, где всегда обедаю…

– А это скоро?

– Всего полтора часа езды, если не будем задерживаться.

– Похоже, ты планировал доставить Эрхартам мой иссохший от истощения труп!

Пришлось Климу тащиться вместе с Селией в кафе и смотреть, как она поглощает подозрительного вида эклеры, запивая их капучино с двумя пакетиками сахара: не оставлять же было сестру друга одну в компании весёлых дальнобойщиков? Ох, если б только она была его сестрой – мигом научил бы слушаться старшего брата!

Наевшись столько сладкого, капризная девица на время обрела подобие душевного покоя.

– Кажется, я поняла! – заявила она, когда спорткар, взревев, снова рванул с места. – Я поняла, почему я тебя раздражаю: просто у нас с тобой слишком разные темпераменты!

Клим не ответил, всецело сосредоточившись на дороге: впереди был крупный город, и ему надо было встроиться в плотное движение на второй полосе.

– Вот я – сангвиник, – с радостным подъёмом продолжала Селия, – человек подвижный, живой, нуждающийся в постоянной смене впечатлений и, конечно же, в общении. А ты у нас, извини за выражение, флегматик…

«Только психологини доморощенной мне для полного счастья не хватало!» – хмыкнул про себя Клим, продолжая молчать.

– Ты медлительный и ригидный, скуп на проявление эмоций, трудно переключаешься с одной деятельности на другую… – перечисляла черты его характера девушка, пока Клим на предельной скорости обгонял караван фургонов. Правда, осеклась, когда автомобиль резко дёрнулся, чуть не вылетев на встречку, но тут же добавила: – Кстати, у флегматика в критические моменты частенько проявляются холерические черты, такие, как вспыльчивость и неуравновешенность…

– Так может, не стоит его доводить до критических моментов? – слегка сбросив скорость, поинтересовался Клим. – А то, не дай бог, ещё выскажет всю правду в глаза сангвинику, и тот вдруг погрузится в такую меланхолию, что никакой психотерапевт уже не поможет – ни по Фрейду, ни по Юнгу, ни по самому Виктору Франклу*!

Виктор Эмиль Франкл (1905-1997) – австрийский психиатр и психолог, создатель логотерапии – направления экзистенциального анализа, основанного на поиске смысла жизни для пациента. Далее цитируются его высказывания из книг «Воспоминания» и «Человек в поисках смысла».

– О, так ты слышал о логотерапии? – удивлённо уставилась на него девушка.

– Читал кое-что о Франкле. И даже взял себе на заметку его принцип: «Любые мелочи исполняй столь же тщательно, как самое великое дело, и самое великое дело – с тем же спокойствием, что и самое незначительное». Не это ли вы называете флегматичностью, доктор? –не без иронии осведомился Клим.

– Вы хотите об этом поговорить? – ничуть не растерявшись, ответила Селия тоном психотерапевта. – А как вам другое высказывание Франкла: «Живи так, словно живёшь уже во второй раз и при первой попытке испортил всё, что только можно было испортить»?

– Оригинально, – согласился Клим. – Но мне больше нравится: «Счастье подобно бабочке – чем больше его ловишь, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесёте своё внимание на другие вещи, оно придёт и тихонько сядет к вам на плечо»…

***

В итоге до деревеньки в Высоких Татрах, где у Клима теперь был собственный дом – Аглае за глаза хватало княжеского имения – путники добрались лишь к ночи: Селии требовалось останавливаться каждые два часа в придорожных кафе, чтобы «не умереть с голоду», и Климу пришлось ей уступить, чтобы не свихнуться «от шума в её голове». Он чуть было не проехал мимо, спеша сначала доставить пассажирку до усадьбы в горах, но вовремя заметил свет в своей избушке и повернул к ней. У калитки стоял серебристый кроссовер Эрхартов: Теренс хранил верность одной и той же марке. А Вик вообще не стал обзаводиться собственным автомобилем, предпочитая путешествовать тропами между миров, дескать, так экономнее и экологичнее.

Едва спорткар остановился, визжа тормозами, из домика выбежали Виктор и Элинор.

– Явились – не запылились! – Вик крепким рукопожатием поздоровался с другом, пока Эль обнималась с Арселией. – Ты что, брат, разучился быстро ездить? Мы уже третий час вас дожидаемся, Эль успела пыль во всём доме протереть…

– С вашей гостьей быстро не получается, – буркнул Клим. – Хорошо, что вообще добрались.

Вик сочувственно поглядел на приятеля.

– Вижу, ты совсем измотался… Что, пришлось всю дорогу занимать девушку приятной беседой? И о чём говорили?

– О темпераментах. Она меня сходу во флегматики определила, представь себе!

– Представляю! – рассмеялся Вик. – «Суета сует и всякая суета»…

– Мне больше нравится вольный перевод классика: «Чепуха чепух и всяческая чепуха»*! – и Клим тоже расхохотался, в компании друга наконец-то позволив себе расслабиться.

* «Фраза «Vanitasvanitatumetomniavanitas» выдумана флегматиком» (А.П. Чехов. Фельетон «Темпераменты»). Само же библейское выражение «Суета сует и всякая суета…» приписывается царю Соломону.

– Они что, над Соломоновой мудростью так ухахатываются? – спросила Селия у Элинор, в свете фар подозрительно оглядывая развеселившихся парней.

– О нет, – заверила её подруга, – они всегда смеются только над собой…

Интермедия 1. Запись в дневнике

«Никогда в жизни не вёл дневник. Зачем бы я это делал? Чтобы фиксировать на бумаге события прошедшего дня? Так я и без этого помню всё, что нужно, а ненужное какой смысл запоминать?

Или чтобы запечатлеть свои умные мысли? Долгое время это было очень модно: записывать свои размышления в назидание потомкам. Дескать, прочтут и станут мудрее, избегнут многих ошибок на жизненном пути… Право, смешно! Человек учится исключительно на собственном опыте, на своих достижениях и ошибках… особенно на ошибках.

Есть ещё один способ – встретить настоящего наставника, учителя жизни. Но мало кому так везёт, потому что настоящие учителя – большая редкость. И они предпочитают общение вживую. А записанные мысли, даже самые уникальные, уже через несколько лет перестают казаться таковыми. Потому как ничего ведь не стоит на месте, и люди тоже меняются: идущие вперёд мудрость прошлого уже воспринимают как само собой разумеющееся, а те, кто катятся назад, не воспринимают её вовсе…

…Так зачем я это пишу? Во-первых, случайно прихватил с собой записную книжку – только вчера нашёл в кармане плаща, вместе с половинкой карандаша. Во-вторых, здесь больше совершенно нечем заняться…»

Глава 3. Брешь между мирами

Он успел вовремя: солнце ещё только-только поднималось из-за соседнего хребта. Контуры горных вершин светились золотисто-розовым, тогда как склоны, поросшие хвойным лесом, ещё оставались тёмными, фиолетово-зелёными. Но картина менялась с каждым мгновением: золотистое свечение разливалось по небосклону всё шире, мощнее. Ещё несколько минут – и лучи дневного светила вырвутся на простор, и уже невозможно будет любоваться красотой неба, не щурясь от слепящего света.