Загадка номера 622

– Почему вы вообще что?либо должны ему докладывать! У вас совсем разум помутился от любви к Макеру, это, в конце концов, непрофессионально! Ради бога, Кристина, попридержите язык! В противном случае вас ждут серьезные неприятности, помяните мое слово.

– Пусть каждый делает то, что считает нужным! – заключила Кристина и демонстративно вышла.

Он проводил ее мрачным взглядом и отвернулся, только когда она села в лифт. Редкая зануда. Ах, как он ругал себя, что согласился взять ее на работу! И все из желания кое?кому услужить. Он сразу нашел ей подходящий пост, прямо как по заказу. Потом она изъявила желание сидеть в приемной под тем предлогом, что не может должным образом исполнять свои обязанности в общем офисе, в окружении всех остальных секретарей. А он во всем ей попустительствовал, любезность проявлял, и вот как она его отблагодарила.

Внезапно дверь кабинета Жан-Бенедикта распахнулась, и на пороге возник Макер.

– Жан-Бен, скажи, что это неправда! Скажи, что совет не выберет Левовича президентом!

– Приношу тебе свои извинения, – огорченно проговорил Жан-Бенедикт, глядя в пол.

В комнате воцарилась леденящая душу тишина.

Потрясенный Макер рухнул в кресло и закрыл глаза, словно не желая смиряться с реальностью. Его отстранили от президентства в семейном банке! Какой позор! Какое унижение! Что скажут люди? Что скажет его жена? До сегодняшнего дня он считался в Женеве большим человеком только потому, что был наследником Эвезнер-банка. Но теперь, когда его кинул отец, кинули партнеры, он превратится в посмешище всего города. Его мир рухнул. Прощайте, почести и подхалимаж. А он уже воображал, как в парадном зале совета директоров – святая святых банка – его портрет воцарится рядом с портретом его предка, Антиоха Эвезнера. Интересно, что бы сказал Антиох обо всем этом.

Антиох Эвезнер основал Эвезнер-банк в Женеве в 1702 году, для коей цели он решил одолжить денег у младшей ветви семейства, этих ужасных кузенов Хансенов, а у них, как известно, зимой снега не выпросишь. Они бежали из Франции в Швейцарию после Варфоломеевской ночи, но Эвезнер считал, что лучше бы уж их тогда прикончили, потому что вместо того, чтобы просто дать ему ссуду, они потребовали взамен долю в банке.

Поэтому у Антиоха не оставалось другого выбора, кроме как согласиться с требованием Хансена, сохранив за собой контрольный пакет. Но, не доверяя ему и опасаясь путча, Антиох решил создать совет банка и передал почти половину своей доли сыну Мельхиору, чтобы на законном основании ввести его в совет в качестве вице-президента банка, выучить премудростям ремесла и таким образом обеспечить ему пост главы банка после своей смерти. Но кузен Уилфрид, хоть и младший партнер, чтобы не оказаться одному против двух Эвезнеров, пошел тем же путем, отдав половину своей доли старшему сыну, который тоже вошел в совет. После чего, в надежде положить конец междоусобной войне, наносившей значительный ущерб репутации банка, Антиох и Уилфрид договорились, что в совет войдут только четыре человека, владеющие всем уставным капиталом: два Эвезнера (отец и сын), держатели контрольного пакета, и два Хансена – как младшие партнеры, которые в качестве компенсации за второстепенный статус будут получать щедрые дивиденды. Это решение позволило Эвезнерам сохранить полный контроль над банком, из поколения в поколение передавая паи от отца к сыну, тогда как Хансены, побочная ветвь рода, навсегда остались на заднем плане.

В течение десяти поколений, благодаря завидной семейной плодовитости, Эвезнерам удалось ни разу не нарушить порядок передачи власти, установленный в 1702 году Антиохом, поскольку у каждого президента имелся хотя бы один отпрыск мужского пола (патриархат, никуда не денешься). Вот и Огюст, дед Макера, став президентом банка, назначил вице-президентом своего сына Абеля, отца Макера. Когда дедушка Огюст умер, Абель, понятное дело, передал пост вице-президента своему единственному сыну Макеру, двадцати шести лет от роду.

Это случилось полтора десятилетия назад, но Макер все как сейчас помнил. К тому времени Большой уикенд в “Паласе Вербье” стал уже многолетней традицией, и перед субботним балом, который считался кульминацией уикенда, он в торжественной обстановке получил из рук отца полагающуюся ему долю акций, что, согласно правилам, установленным триста лет назад Антиохом Эвезнером и Уилфридом Хансеном, возводило его в ранг вице-президента.

Но Макеру Эвезнеру не пришлось позаседать в совете банка, поскольку у него возникла дурацкая идея – никто так и не понял, с чего вдруг – уступить свою долю некоему Синиору Тарноголу, мутному бизнесмену родом из Санкт-Петербурга, пожелавшему заняться инвестициями в Швейцарии. Абель Эвезнер, узнав эту новость, разумеется, сделал все возможное, чтобы выкупить акции сына. Сначала он оспорил сделку в суде, но безуспешно, поскольку она была оформлена по всем правилам. Тогда Абель попытался договориться с Тарноголом, предложив за драгоценные акции астрономическую сумму, но тот отказался. В результате Тарногол вошел в совет вместо Макера, к тому же в должности вице-президента, нарушив таким образом трехсотлетний порядок, установленный Антиохом Эвезнером, который предусмотрел все, чтобы обеспечить главенство своей фамилии в банке, – все, за исключением вероятности, что кто?нибудь из Эвезнеров осмелится однажды продать свою долю.

Голос Жан-Бенедикта вернул Макера в печальную действительность.

– Левович лучше справится с управлением, – заявил он. – Да и факты налицо – он добивается блестящих результатов, и клиенты его обожают.

– У меня был неудачный год, это правда, – признал Макер, – но тебе прекрасно известно почему. В январе умер отец, решив в последний момент не назначать меня своим преемником напрямую…

– Либо просто не назначать тебя своим преемником, – отважился Жан-Бенедикт.

– Что ты имеешь в виду?

– Вряд ли отец простил тебе твою выходку пятнадцатилетней давности. Какая муха тебя укусила?

– Не важно, ты не поймешь.

– Но ведь рано или поздно ты мне все расскажешь? Ты вообще соображаешь, что натворил? Ты нарушил пакт Эвезнеров, продав свои акции!

– А ты мне врал весь год, – перешел в атаку Макер, – уверяя, что совет выберет меня президентом. А сам вонзил мне нож в спину! Я думал, мы друзья!

– Я не предавал тебя, Макер! – воскликнул Жан-Бенедикт. – Я никогда тебе не врал! Ты мой родственник и друг, ты что! Уже в январе совет решил, что ты займешь место отца. Мы все были за тебя. Никому и в голову не приходило, что кто?то другой может стать президентом. Не только из уважения к традициям, но и для того, чтобы клиенты лишний раз убедились в стабильности банка. Но проблема в том, что твои показатели неуклонно снижались. В течение всего года. Я, как мог, старался помочь тебе, я защищал тебя с пеной у рта! В июне, когда члены совета забеспокоились, ознакомившись с твоими промежуточными результатами, я нанял тебе персональную ассистентку!

– Мне и Левовичу! – уточнил Макер.

– Не надо, ты прекрасно знаешь, что Кристину взяли лично для тебя в надежде, что с ее помощью ты выкарабкаешься. А чтобы тебя не унижать, мы сделали вид, что она должна работать с вами обоими, учитывая, что у вас полно клиентов.

– Но ведь Левович использует ее в хвост и в гриву!

– Ну, ты и козел! – разозлился Жан-Бенедикт. – Ты даже с секретаршей разобраться не в состоянии, а хочешь, чтобы тебе целый банк доверили!

Его злобная вспышка совсем выбила Макера из колеи.

– Но на прошлой неделе, – глухо сказал он, – после заседания совета, ты заверил меня, что президентом буду я.

– В прошлую среду совет тебя и выбрал, – подтвердил Жан-Бенедикт, – я ничего не придумал.

– Так что случилось?

– В пятницу утром Синиор Тарногол попросил нас с отцом о встрече. Типа у него что?то срочное. И предъявил нам целое досье на тебя.

– Досье? И что же в нем оказалось?

– Твои итоги года – катастрофические. И письма недовольных клиентов. Многие из них сменили менеджера, а то и вообще ушли в другой банк, Макер! Мы ничего об этом не знали.

– Слушай, Жан-Бен, я облажался, год у меня был плохой, я уже говорил. Но до сих пор вся моя карьера была безупречной! Я главный управляющий активами этого банка.

– Вы с Левовичем – главные управляющие активами, – уточнил Жан-Бенедикт. – Но тебе и в лучшие годы было до него далеко. Короче, Тарногол показал нам твои цифры, заявил, что все обдумал и считает, что мы совершим непростительную ошибку, если, несмотря ни на что, изберем тебя президентом, хотя на самом деле впору бить тревогу. Попенял нам, что мы утвердили твою кандидатуру из уважения к традициям, наплевав на интересы банка. Раз даже твой отец не доверил тебе руководство, значит, у него были на то основания. Поэтому президентом следует избрать Льва Левовича.

– И ты меня не отстоял?

– Я старался.

– Ты бы хоть намекнул! Почему я узнал это только сегодня утром от своей секретарши?

– Я пытался тебя предупредить, – принялся оправдываться Жан-Бенедикт. – В пятницу ты весь день отсутствовал, и дозвониться тебе я не смог.

– Я был в отъезде.

– По делам банка?

– Да.

– И где же?

Макер, опасаясь подвоха, предпочел сказать правду:

– В Мадриде.

– У тебя нет испанских клиентов, Макер. Это, кстати, один из самых важных пунктов в досье Тарногола: он выяснил, что ты уже долгие годы разъезжаешь за счет банка по странам, где у тебя нет клиентов.

•

Тремя днями раньше

В зале совета Орас и Жан-Бенедикт ошарашенно смотрели на бумаги, разложенные Тарноголом на столе, тут были десятки страниц, взятые им из бухгалтерии банка.