Мегрэ у министра

– Откуда же мне знать? Я повторила тебе все, что он сказал. И самое главное, он звонил из автомата…

Этот факт очень впечатлил мадам Мегрэ. Для нее министр Республики был человеком уважаемым, и ему не пристало тайком по вечерам звонить из автомата на углу какого-нибудь бульвара.

– …и просил, чтобы ты приехал не в министерство, а к нему на квартиру по адресу… – Она заглянула в бумажку, на которой написала несколько слов. – …Бульвар Пастера, двадцать семь. Консьержку беспокоить не стоит, квартира на пятом этаже, налево.

– И он меня там ждет?

– Он будет ждать столько, сколько понадобится. Ради приличия ему надо вернуться в министерство до полуночи. – Она прибавила совсем другим голосом: – Слушай, а это не розыгрыш?

Он покачал головой. Это, конечно, необычно, экстравагантно, но на розыгрыш не похоже.

– Кофе будешь?

– Нет, спасибо, после пива не хочется.

Так и не присев, он плеснул себе капельку терновой настойки, взял с камина свежую трубку[1 - Истинные любители трубок имеют их всегда несколько. Трубки хранятся дома, и при желании трубку можно поменять. Иногда менять просто приходится, ибо не всегда есть время вычистить трубку и набить новым табаком.] и направился к выходу.

– До скорого.

Когда он снова вышел на бульвар Ришар-Ленуар, морось, весь день висевшая в воздухе, сгустилась до сероватого тумана, и вокруг фонарей появилось сияние. Такси он брать не стал: до бульвара Пастера гораздо быстрее можно было доехать на метро. Может, такое решение во многом зависело оттого, что он не был «при исполнении».

Всю дорогу, машинально разглядывая какого-то усача, сидевшего с книгой напротив, он размышлял, с чего бы вдруг он понадобился Огюсту Пуану, а самое главное – к чему такая спешка и такая таинственность?

О Пуане он знал только, что он вандейский адвокат из Ла-Рош-сюр-Йона и политикой занялся довольно поздно.

Он был из числа тех депутатов, которых после войны выбирали, учитывая твердость их характера и поведение во время оккупации.

Что такого примечательного он сделал, Мегрэ не знал. Однако если его коллеги исчезали из палаты депутатов, не оставив никаких следов, то Пуана раз за разом избирали вновь, и три месяца назад при формировании последнего Кабинета министров он получил портфель министра гражданского строительства.

Комиссар не слышал о нем никаких сплетен, как водится, роившихся вокруг политиков. Его жена тоже не давала повода для пересудов, а дети тем более, если у него вообще были дети.

Когда Мегрэ вышел из метро на станции «Пастер», туман сгустился и приобрел желтоватый оттенок. Теперь его привкус чувствовался на губах. На бульваре не было ни души. Шаги прохожих слышались издалека, со стороны Монпарнаса, и оттуда же донесся свисток отходящего с вокзала поезда.

Несколько окон еще светились в тумане, создавая впечатление покоя и защищенности. В этих домах, ни бедных, ни богатых, ни старых, ни новых, в похожих друг на друга квартирах обитали представители среднего класса: учителя, чиновники, служащие. Каждое утро в одно и то же время они разъезжались отсюда на работу на метро или на автобусах.

Мегрэ нажал на кнопку, невнятно пробурчал свое имя и пошел прямо к лифту.

Тесная кабина, вряд ли вмещавшая больше двух человек, медленно, но без толчков и скрипа поползла вверх. На слабо освещенную площадку выходило несколько дверей одинакового темно-коричневого цвета с одинаковыми ковриками.

Комиссар позвонил в ту, что была слева, и она сразу открылась, словно за ней кто-то уже стоял, держа руку на замке.

Пуан вышел на площадку и отослал лифт на первый этаж, чего Мегрэ сделать не догадался.

– Прошу прощения, что потревожил вас так поздно, – буркнул он. – Входите, пожалуйста.

Мадам Мегрэ была бы разочарована, поскольку Пуан, судя по всему, мало соответствовал ее представлениям о том, каков должен быть министр. И ростом, и статью он приближался к Мегрэ, но был более приземист, крепче сбит и еще более походил на крестьянина. Его крупно вылепленное лицо с толстым носом и губами вызывало в памяти скульптурные головы, вырезанные из конского каштана.

На нем был скромный сероватый костюм и дешевый галстук из магазина готового платья, и на этом неброском фоне ярко выделялись две детали: густые и широкие брови и запястья, заросшие такими же длинными и густыми волосами.

Министр тоже разглядывал Мегрэ, даже не пытаясь скрыть свое любопытство или хотя бы из вежливости улыбнуться.

– Садитесь, комиссар.

Квартира, не такая просторная, как квартира Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар, состояла из двух, от силы трех комнат и крошечной кухни. Из прихожей, где висели несколько пальто, они прошли в кабинет, наводивший на мысль, что здесь обитает холостяк. На полочке, прибитой к стене, были разложены штук двенадцать трубок, по большей части глиняных, но виднелась среди них одна очень красивая – пенковая. Старомодный письменный стол со множеством ящиков и ящичков, точно такой же, как когда-то у отца Мегрэ, был завален бумагами и усыпан пеплом. На стене висели черно-белые фотографии отца и матери Пуана, вставленные в одинаковые черные с золотом рамки, должно быть привезенные с вандейской фермы. Комиссар не осмелился с порога их разглядывать.

Усевшись в вертящееся кресло, тоже очень похожее на кресло папаши Мегрэ, Пуан небрежно тронул рукой ящичек с сигарами.

– Я полагаю… – начал он.

Комиссар улыбнулся и пробормотал:

– Я предпочитаю трубку.

– Вам обычного?

Министр протянул ему початый пакет табака и сам тоже раскурил трубку, которую, видно, совсем недавно загасил.

– Вы, должно быть, удивились, когда ваша жена вам сказала…

Он прикидывал, как бы начать разговор, и был явно недоволен первой фразой. Любопытная возникла ситуация: в теплом, спокойном кабинете двое мужчин примерно одного возраста и комплекции бесцеремонно, не таясь, разглядывали друг друга. Можно было подумать, что они прекрасно видят свое сходство, заинтригованы, озадачены и вот-вот признают себя чуть ли не братьями.

– Слушайте, Мегрэ. Думаю, нам лишние реверансы ни к чему. Я о вас знаю только из газет и по отзывам, которые слышал.

– И я о вас тоже, господин министр.

Пуан досадливо махнул рукой, словно давая понять, что здесь между ними титулы неуместны.

– Я попал в передрягу. Об этом пока никто не знает и не подозревает, ни премьер-министр, ни даже моя жена, которая, как правило, в курсе всех моих дел. С этим я обратился к вам.

Он на миг отвел глаза и затянулся трубкой, словно смутившись, что его последнюю фразу могут истолковать как лесть или корыстный расчет.

– Мне не хотелось идти обычным путем и обращаться к начальнику сыскной полиции. Я поступил вопреки правилам. Вы не обязаны были приезжать, точно так же как не обязаны мне помогать. – Министр со вздохом поднялся. – Выпьете рюмочку? – И прибавил с гримасой, которая могла бы сойти за улыбку: – Не пугайтесь. Я не стремлюсь вас подкупить. Просто мне нынче вечером и вправду очень хочется немного выпить.

Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с початой бутылкой и двумя стопками вроде тех, что подают в деревенских харчевнях.

– Это самогон, мой отец гонит его каждую осень. Бутылке лет двадцать.

Взяв стопки, они посмотрели друг на друга.

– Ваше здоровье.

– Ваше здоровье, господин министр.

На этот раз Пуан сделал вид, что не услышал последних слов.

– Я не знаю, как начать, и не потому, что смущаюсь, а потому, что эту историю трудно изложить ясно и понятно. Вы читаете газеты?

– По вечерам, если преступники мне позволяют.