Небесные тени

Все-таки я неизлечимо болен. Страдания этой девушки никогда не могли оставить меня равнодушным…

– Что… Что случилось? – с тревогой спросил я, подаваясь вперед, так что цепи, звякнув, натянулись.

Вот болван.

– Верлен, если бы я поступала так, как мне хочется, я бы противостояла им всем вместе взятым, – хрипло проговорила девушка. – Если бы могла, то, не теряя ни секунды, освободила бы тебя, и мы вдвоем убежали бы далеко отсюда, туда, где никто, даже твой отец, не смог бы нас найти. Туда, где мы были бы свободны и смогли бы прожить вместе всю оставшуюся жизнь…

И вопреки отчаянным попыткам оставаться безучастным мое сердце учащенно забилось, отдаваясь сильными ударами в ребрах.

Это полная бессмыслица. Поведение Сефизы полностью противоречило планам, которые она вынашивала вместе с остальными мятежниками. Я никак не мог понять, что ею движет. В конце концов, что она выиграет, говоря мне все это?

Мною овладело самое мрачное смятение, и все же на краю моего измученного сознания вновь замаячил слабый лучик надежды…

– Тебе не придется противостоять им в одиночку, – вырвалось у меня почти против воли. Я опустился на колени, чтобы наши с Сефизой лица оказались на одном уровне. – Я мог бы тебе помочь. Мог бы заткнуть им всем рты, напустив на них волны страха. Тебе осталось бы лишь…

– Нет, Верлен, – перебила меня девушка, поднимая голову и глядя мне в глаза. Ее глаза были полны слез. – Ты не понимаешь.

Она протянула ко мне руку, коснулась моего лица, и я позволил ей это сделать, более того, наслаждался ощущением ее нежных пальцев, скользящих по моей коже, и электрическим покалыванием, возникавшим от ее прикосновений.

– Именно поэтому я должна заглушить свой внутренний голос, неустанно требующий твоего освобождения. В этом весталка права, я не могу себе доверять. Есть вещи куда более важные, чем мы и наши отношения…

– Что может быть важнее? – выдохнул я.

Сефиза наклонилась еще ближе ко мне, теперь ее лицо находилось всего в паре сантиметров от моего лица. Наши дыхания перемешались, и я окончательно потерял голову; я уже готов был забыть о ее измене ради этих чувств…

Сефиза до сих пор была одета в мой камзол – не в камзол Хальфдана, а в мой, – я так глубоко погрузился в пучину безумия, что готов был увидеть в этом некий знак.

– В моих глазах ты важнее всего на свете, – признался я, проявив недостойную слабость.

В ответ девушка жалобно всхлипнула и закрыла глаза. Она запрокинула голову, подалась вперед, сокращая то небольшое расстояние, что еще оставалось между нами, и прижалась губами к моим губам.

Инстинктивно я провел языком по ее языку, потому что слишком сильно соскучился по Сефизе и не мог упустить такую возможность. Кандалы больно врезались в запястья, когда я всем телом подался вперед, стремясь оказаться как можно ближе к девушке, но мне было наплевать на эту боль.

На несколько секунд тюрьма и предательство исчезли. Остались лишь губы этой девушки, которую я любил, и безумная страсть, мощная, необыкновенная связь, тянувшая нас друг к другу с непреодолимой силой.

Сефиза принадлежит мне, это непреложный факт. Я больше никогда не буду в этом сомневаться.

А я принадлежу ей, душой и телом.

Только ей одной. Что бы ни произошло между нами, этого уже не изменить.

Сефиза обхватила меня за шею и крепко прижалась ко мне. Звякнули цепи – я пытался вырваться из пут, раздосадованный тем, что не могу обнять девушку в ответ. Сефиза оторвалась от моих губ, и на меня немедленно нахлынули опустошение и чувство утраты.

– Пообещай, что, если мне удастся уговорить весталку, ты будешь сражаться вместе с нами и не попытаешься сбежать или остановить нас, – попросила она, сжимая мое лицо в ладонях. – Можешь мне поклясться, что подчинишься приказам Элдрис, не задавая вопросов?

Я хотел было отпрянуть, собрать в кулак силу воли, но не смог. Пред лицом безмерного очарования Сефизы я оказался совершенно беспомощен.

Я только и сумел что тяжело сглотнуть. Потом кашлянул и ответил:

– Ты… Ты же знаешь, что я этого не сделаю. Я больше никогда не стану слепо подчиняться ничьим повелениям.

На красивом лице Сефизы проступило глубокое отчаяние.

– Я умоляю тебя, Верлен. Так надо! У нас нет выбора, Элдрис – это наш единственный шанс исправить ошибки прошлого. Мне нужна твоя помощь. Мне нужно, чтобы ты был на моей стороне…

Сефиза осеклась: в коридоре за дверью послышались шаги. Девушка поспешно встала, дрожащей рукой утерла слезы и пригладила растрепавшиеся волосы, а затем отступила еще на шаг, увеличивая расстояние между нами.

Дверь отворилась, и в камеру вошла давешняя женщина в сером платье.

– Десять минут истекли, теперь следует дать нашему пленнику время на раздумье. Надеюсь, ты привела достаточно убедительные доводы, ибо уже завтра все начнется. Вне зависимости от того, желает этого Разработчик или нет, отныне мы вместе будем переписывать человеческую историю.

Не говоря ни слова, Сефиза кивнула, повернулась на сто восемьдесят градусов и пошла следом за весталкой. Дверь за ними закрылась, и я остался один в этой проклятой камере, куда более озадаченный и смущенный, чем прежде…

Глава 11

Гефест

Наверху в Соборе кипела суматоха, а спрятавшийся в своей мастерской Гефест надеялся, что о нем в конце концов забудут. Наивное заблуждение – и бог вполне это осознавал. Кроме того, его все сильнее и сильнее мучило странное, неописуемое чувство, сопровождавшееся неприятным покалыванием в горле и желудке.

Новая, неожиданная эмоция для такого существа, как он, но Гефест знал, что это страх. Чувство тревоги постепенно вонзало в него свои когти, так сильно, что, казалось, еще немного – и оно захлестнет его с головой…

Впервые за все время своего существования, по крайней мере за последние нескольких столетий (все, что было ранее, почти не сохранилось в его памяти), Гефест испытывал сильную боль, терзавшую его тело и разум. Как бы он ни пытался убедить себя успокоиться, ему это не удавалось. С тех пор как у бога механики завязались эти странные отношения с Верленом, которого он теперь был готов считать своим братом, последние несколько недель он все больше и больше беспокоился об этом юном болване, обладавшем редким талантом подвергать себя опасности.

Верлен этого не знал, но Гефест простился со своей последней надеждой, отдав юноше единственный ключ от построенного им секретного прохода. Через эту потайную дверь можно было покинуть Собор и попасть в подвалы, расположенные рядом с северными воротами Стального города.

Гефест устроил этот тайный ход, рассчитывая, что в один прекрасный день сбежит из дворца вместе со своей возлюбленной, так долго томившейся в плену у Ориона. Безумный план, который, согласно предсказаниям Прозерпины, не имел шансов на успех ни в одной из реальностей, сотканных в узорах Паутины времени.

По крайней мере, Гефест не напрасно потратил столько сил, работая над планом побега. Хотя бы его брат и Сефиза спаслись из этого проклятого места…

И вот Гефест стоял в центре просторного зала, нервно потирая лоб, его тревога все возрастала.

Действительно ли Верлену и Сефизе удалось благополучно выбраться из Собора? Теперь они в безопасности?

Гефест пообещал Прозерпине защитить этих двух молодых людей во что бы то ни стало, но что он мог сделать теперь, не зная, где они находятся?

Утром в его мастерскую приходили центурионы из личной охраны императора – разыскивали Верлена. Как и накануне, Гефест сделал вид, будто понятия не имеет, где находится юноша, и солдаты его отца почти не настаивали, не имея веских причин сомневаться в его словах.

Тем не менее его предательство вскроется рано или поздно. Орион так могущественен, а его ментальные когти царапают все больнее и точнее. Еще чуть-чуть – и император сможет заглянуть за пелену черного тумана, которой Гефест заволок свой разум. К этой защите бог механики прибег, следуя мудрому совету Прозерпины. И тогда все будет кончено…

Внезапно из соседнего помещения донеслись крики боли, выводящие Гефеста из задумчивости. Он поспешно подошел к изголовью койки, на которой лежал окровавленный легионер – недавно бог снял с несчастного последние остатки божественной брони. Удивительно, но парень все еще цеплялся за жизнь.

Никогда еще никто не осмеливался проделать такой фокус, теоретически это вообще было невозможно…

Предполагалось, что, после того как человек становился солдатом Империи, куски зачарованного металла навечно сливались с его плотью, будучи напрямую соединенными с нервной системой. В итоге Гефесту пришлось действовать с большой осторожностью, чтобы снять с бедного парня оставшиеся части экипировки. Из тела пациента пришлось удалить все ставшие теперь бесполезными оборванные провода и металлические детали. Операция оказалась чрезвычайно сложной. Кроме того, Гефест имплантировал пациенту устройство, гасящее ментальные волны, – он разработал его на скорую руку, чтобы защитить выжившего солдата от мысленных атак Ориона.

Теперь уже стало очевидно: ночное нападение, в ходе которого уничтожили большой отряд легионеров (и уцелел лишь один солдат, да и тот сейчас борется за жизнь), – это дело рук детей – носителей протезов, модифицированных Гефестом.

Если император засечет хоть одну неоднозначную мысль, хоть один обрывок подозрительного воспоминания, то вся работа Гефеста, все его надежды в один прекрасный день увидеть, как его отца свергнут, пойдут прахом.