Путешествие к центру Земли. Вокруг света в восемьдесят дней

– Вы думаете? – спросил добродушно дядя, стараясь скрыть блеск своих глаз.

– О да! Сколько еще остается гор, ледников, вулканов, почти совсем неизученных! Не надо далеко ходить за примером: взгляните на гору, что возвышается на горизонте. Это Снефельс.

– Неужели? – сказал дядя. – Снефельс?

– Да, один из самых замечательных вулканов, кратер которого мало кто посещал.

– Он потухший?

– О да! Уже пятьсот лет, как он бездействует.

– Так вот, – ответил дядя, судорожно закидывая ногу на ногу, чтобы не подпрыгнуть, – я думаю начать свои геологические исследования с этого Сеффель… Фессель… как вы сказали?

– Снефельс, – ответил милейший г-н Фридриксон.

Эта часть разговора происходила по-латыни; я все понял и едва мог сохранять серьезное выражение лица, глядя на дядюшку, старавшегося скрыть свою радость, бившую через край; строя из себя невинного младенца, он походил на старого черта.

– Да, – продолжал он, – ваши слова определяют мой выбор! Мы попытаемся взобраться на этот Снефельс и, быть может, даже исследовать его кратер!

– Я очень сожалею, – ответил г-н Фридриксон, – что мои занятия не позволяют мне отлучиться; я с удовольствием и пользой для себя согласился бы сопровождать вас.

– О нет, нет! – живо возразил дядя. – Мне не хотелось бы никого беспокоить, господин Фридриксон; от души благодарю вас. Участие такого ученого, как вы, было бы весьма полезно, но обязанности вашей профессии…

Я склонен думать, что наш хозяин в невинности своей исландской души не понял явных хитростей моего дядюшки.

– Я вполне одобряю, господин Лиденброк, что вы начнете свои изыскания с этого вулкана, – сказал он. – Вы соберете там обильную жатву замечательных наблюдений. Но скажите, как вы думаете пробраться на Снефельский полуостров?

– Морем, через пролив. Путь самый короткий.

– Конечно, но это невозможно.

– Почему?

– Потому что в Рейкьявике вы не найдете сейчас ни одной лодки.

– Ах, черт!

– Вам придется отправиться сухим путем, вдоль берега. Это, правда, большой крюк, но дорога интересная.

– Хорошо. Я постараюсь достать проводника.

– Я могу вам как раз предложить подходящего.

– А это надежный, сообразительный человек?

– Да, житель полуострова. Он весьма искусный охотник за гагами; вы будете им довольны. Он свободно говорит по-датски.

– А когда я могу его увидеть?

– Завтра, если хотите.

– Почему же не сегодня?

– Потому что он будет здесь только завтра.

– Итак, завтра, – ответил дядя, вздыхая.

Вскоре после этого многообещающий разговор закончился, и немецкий профессор горячо поблагодарил своего исландского собрата. Во время этого обеда дядюшка получил важные сведения, узнал историю Сакнуссема, понял причину вынужденной таинственности его документа, а также заручился обещанием получить в свое распоряжение проводника.

Глава одиннадцатая

Вечером я совершил короткую прогулку по берегу моря, пораньше вернулся домой, лег в постель и заснул глубоким сном.

Проснувшись утром, я услыхал, что дядя оживленно с кем-то беседует в соседней комнате. Я тотчас встал и поспешил к нему.

Он говорил по-датски с незнакомцем высокого роста, крепкого сложения. Парень, видимо, обладал большой физической силой. На его грубой и простоватой физиономии выделялись умные глаза. Глаза были голубые, взгляд задумчивый. Длинные волосы, которые даже в Англии сочли бы за рыжие, падали на атлетические плечи. Движения его были гибки, но беседа с помощью жестикуляции была ему незнакома. Все в нем обличало человека уравновешенного, спокойного, но отнюдь не апатичного. Чувствовалось, что он ни от кого не зависит, делает все по собственному усмотрению и ничто в этом мире не способно поколебать его философского отношения к жизни.

Я разгадал характер исландца по той манере, с какой он воспринимал поток речей своего собеседника. Скрестив руки, он молча слушал жестикулирующего профессора; желая сказать «нет», он поворачивал голову слева направо, а в случае согласия наклонял ее, но так плавно, что волосы не падали ему на лоб. Словом, экономия движений граничила у него со скупостью.

При взгляде на незнакомца я, конечно, не угадал бы в нем охотника; он, несомненно, не вспугивал дичь, но как он настигал ее?

Я все понял, узнав от г-на Фридриксона, что этот спокойный человек – охотник за гагами. Действительно, для добывания гагачьего пуха, который представлял собою главное богатство острова, не требуется особой затраты движений.

Впервые летние дни гага – род красивой утки – вьет свое гнездо в скалах фьордов, которыми изрезан весь остров, а затем устилает его тонким пухом, выщипанным из грудки. Тотчас же появляется охотник, или, вернее, торговец пухом, уносит гнездо, а самка начинает сызнова свою работу. Хлопоты птицы продолжаются до тех пор, пока у нее хватает пуха. Когда же она оказывается ощипанной догола, наступает очередь самца. Однако его грубый пух не имеет никакой ценности, а потому охотник не трогает больше гнезда, где самка вскоре кладет яйца и выводит птенцов. На следующий год сбор гагачьего пуха возобновляется тем же способом.

А так как гаги выбирают для своих гнезд легкодоступные, отлогие скалы, спускающиеся в море, исландский охотник может заниматься этим промыслом без большого труда. Он является своего рода фермером, которому не надо ни сеять, ни жать, а только собирать жатву.

Этого серьезного, флегматичного и молчаливого человека звали Ганс Бьелке; он явился по рекомендации г-на Фридриксона как наш будущий проводник. Своими манерами он резко отличался от дядюшки, что не помешало им легко столковаться и быстро сойтись в цене: один был готов взять то, что ему предложат, другой – дать столько, сколько у него потребуют. Никогда сделка не совершалась проще и легче.

Итак, Ганс обязался провести нас до деревни Стапи, находящейся на южном берегу полуострова Снефельс, у самой подошвы вулкана. До деревни было что-то около двадцати двух миль, которые дядюшка рассчитывал пройти в два дня.

Но, узнав, что речь идет о датских милях, в двадцать четыре тысячи футов каждая, он должен был изменить свои планы и ввиду неудовлетворительного состояния дорог примириться с переходом в семь-восемь дней.

Пришлось достать четырех лошадей – двух верховых, для дяди и для меня, и двух для нашего багажа. Ганс по привычке отправлялся пешком. Он превосходно знал эту местность и обещал избрать кратчайший путь.

С нашим прибытием в Стапи служебные обязанности проводника не кончались; он должен был сопровождать нас и дальше, во все время нашего научного путешествия, за вознаграждение в три рейхсталера в неделю. Однако было оговорено, что эта сумма уплачивается ему каждую субботу вечером.

Отъезд был назначен на 16 июня. Дядюшка хотел дать задаток охотнику, но тот отказался взять деньги вперед.

– Efter, – сказал он.

– После, – перевел мне профессор.

Когда договор был заключен, Ганс удалился.

– Превосходный человек! – воскликнул дядя. – Он и не подозревает, какую роль ему предстоит играть.

– Стало быть, он будет сопровождать нас до…