– Огонь погас!
Да, огонь погас, пепел превратился в грязь; жженая тряпка, заменявшая трут, исчезла…
Море проникло в глубину коридоров и все перевернуло, все разрушило в «Трубах»!
IX. Где же мы?
Печальное известие, сообщенное Пенкрофом, по-разному подействовало на его товарищей.
Наб, совершенно поглощенный радостью свидания со своим дорогим господином, едва его выслушал и нисколько им не озаботился.
Герберт очень встревожился и смутился.
Что касается Спилетта, то он преспокойно ответил:
– Ей-ей, Пенкроф, мне это решительно все равно!
– Все равно, господин Спилетт? Повторяю вам, что у нас нет огня!
– Экая беда!
– Нет и средства его добыть!
– Ну так что ж?
– Однако…
– Да разве Смит не с нами? – прервал Спилетт. – Разве у нас нет инженера Смита? Он найдет средство добыть огонь.
– Из чего?
– Из ничего!
Что было отвечать на это Пенкрофу?
Он сам разделял веру товарищей в Смита и его могущество.
Инженер был для всех идеалом, кладезем всех человеческих познаний, ума и находчивости. Они были убеждены, что лучше очутиться на необитаемом острове со Смитом, чем в самом оживленном городе без него. Они были уверены, что кто имеет счастье находиться со Смитом, тот ни в чем не будет терпеть нужды, что кто с ним, тому нечего ни унывать, ни отчаиваться. Если бы этим людям вдруг объявили, что вулканическое извержение сейчас разрушит землю, что земля сейчас провалится в бездну Тихого океана, они бы безмятежно ответили:
– Здесь Смит! Поговорите об этом с ним.
Но пока инженер еще лежал в забытьи, прибегнуть к его изобретательности было невозможно, а потому приходилось довольствоваться весьма скудным ужином.
– Глухари съедены? – спросил Герберт.
– До последней косточки! – отвечал Пенкроф.
– У нас ведь есть другая дичь в запасе.
– Как же будем ее жарить без огня? Да и дичи этой уж нет: ее, верно, унесло волнами. Надо что-нибудь придумать…
– Прежде всего уложим удобнее Смита, – сказал Спилетт.
– Куда его лучше перенести?
– Лучше всего в средний коридор.
Смит был перенесен и уложен там на водорослях.
Инженер погрузился в глубокий сон.
– Отлично, что он уснул, – сказал Спилетт. – Это скорее всего восстановит его силы, лучше всякой пищи подкрепит.
Наступила ночь, ветер теперь дул с северо-востока; сделалось очень холодно.
– Ну, теперь у нас прохладно! – сказал Пенкроф.
Действительно, было прохладно. Море унесло перегородки, устроенные Пенкрофом в некоторых частях коридоров, и теперь везде дул сквозной ветер.
– Надо непременно чем-нибудь укрыть Сайреса, – сказал Спилетт.
Все, словно сговорившись, сняли с себя кто куртку, кто китель и тщательно укутали товарища.
В этот вечер ужин состоял из одних ракушек, собранных Гербертом и Набом в весьма изрядном количестве на берегу. Мальчик, впрочем, присоединил к этим моллюскам съедобные водоросли, которые нашел на высоких скалах, куда морские воды захлестывали только во время самых высоких приливов.
– Это что за трава? – спросил Пенкроф.
– Это водоросли, – отвечал Герберт.
– И что, ими будешь сыт?
– Да, Пенкроф. Это саргассы, водоросли из семейства фукусовых.
– А!
– Саргассы, если их подсушить, представляют собой очень питательное студенистое вещество вроде желе…
– Попробуем! – сказал Пенкроф.
Истребив значительное количество литодом, он принялся сосать саргассы.
– Право, недурно! – сказал Пенкроф.
Все остальные были того же мнения.
– Я читал, что на азиатских берегах туземцы охотно ими питаются, – сказал Герберт.
– Ну и на здоровье им! – сказал Пенкроф.